Вадим Яловецкий - Хроники старого меломана

Зона хоть и напоминает армию, но разнится пестротой спецконтингента, разбросу по возрасту и задачами, стоящими перед осуждёнными. А какие колоритные фигуры встречались среди массы уголовников, растворённых в разношёрстном коллективе. Условно его можно поделить на четыре части: бытовики, вояки, хозяйственники и криминальный элемент. Политических я не встречал, если верить набирающим силу средствам массовой информации, узники воли были раскиданы по психушкам или лагерям, подальше от больших городов.

Бытовики — самая массовая формация, как правило, жертвы алкоголя, собственной глупости и малодушия. У меня завязались хорошие отношения с двумя душегубами Игорем Густовым и Лешей Блиновым. Первый подрался на улице, в запале схватил булыжник и треснул обидчика по башке. Второй по пьянке разбил табуретку о голову вредной супруги. Две души отправились на небо, а виновники в Форносово с одинаковыми сроками в шесть лет. Простые, средне статические граждане искренне сокрушались о случившемся и несли свой крест до конца. В установленный законом срок оба отправились на стройки народного хозяйства, вышли на волю. Блинов по переписке познакомился с пожилой дамой, на свободе сошёлся с ней и женился. Я помню эту свадьбу, поскольку был на ней свидетелем в 90-м году. Несколько лет мы поддерживали приятельские отношения. У меня создалось впечатление, что люди счастливы, и всё плохое позади. А вот «Густик» долго не мог определиться в новых условиях. Я помог ему с работой и пристроил в кафе, где Игорёк сошёлся с буфетчицей. У них завязались отношения, затем появился ребёнок. Но что-то не срослось, девушка взбрыкнула и неожиданно для всех уехала на ПМЖ в Америку, естественно, забрав ребёнка. Игорь запил и в пьяном угаре повесился.

Вояки, бывшие военнослужащие, в подавляющем большинстве, кадровые офицеры советской армии. Мне запомнился Лёня Гурский. Красавец мужчина атлетического сложения, не пропускавший ни дня без тренажёров. В привычной для себя жизни он командовал полком, но вместе с начальником штаба майором Працюком погрел руки на государственном имуществе, замечу — довольно распространённое преступление в военной среде. У администрации колонии если не дружеское отношение к людям, носившим погоны, то очень лояльное. Властный, жёсткий Гурский, прирождённый командир, немедленно занял должность старшины отряда, а его подельник стал председателем секции правопорядка колонии. Бывшие старшие офицеры в непростой для себя лагерной жизни нашли себя по роду деятельности и легко адаптировались к новым должностям. Я общался с ними часто, ведь был в одном отряде, подчинялся старшине и его помощнику. Иногда конфликтовали, но это ничего. Сейчас бы с удовольствием пожал Гурскому руку.

Другой сиделец из славной когорты вооруженных сил подполковник Черпаков. Этот деятель служил на хозяйственной должности в одном учреждении, известном всем ленинградцам. Фигурой и лицом своим напоминал вредного персонажа из мультика «Тайна третьей планеты» по имени Глот. Полный антипод полковнику Гурскому, товарищ Черпаков оставил далеко позади культуриста-старшину по размаху деяний в области хищений и взяток. Тучного, одутловатого, с красным лицом подполковника зеки любили подразнить. Больной человек заводился и вступал в перебранку с острословами. К пущему удовольствию окружающих он грозился призвать насмешников к ответу и разобраться со всеми по очереди. Получалось не убедительно и очень забавно: никто хапугу не жалел. Жалость не лучший помощник за колючей проволокой!

О хозяйственниках я уже писал. Умные и вполне достойные люди, подчинявшиеся на воле неписаным законам чиновничьего бытия. Андроповская чистка многих выдернула из насиженных мест. Статья 93 прим. УК РСФСР, предусматривала высшую меру. Кто не попал под расстрел, рассеялись по зонам нашей необъятной родины.

Наконец, главная составляющая российского криминального мира: многочисленные разбойники, грабители, наркоторговцы, спекулянты, воры, мошенники, кидалы и прочая нечисть. Зачастую по телевизору показывали репортажи о громких уголовных делах. Например, вся зона посмотрела резонансное дело продавцов комиссионного магазина «Апраксин Двор». А через месяц-другой персонажи криминальных сюжетов прибыли к нам отбывать срок, существенно отредактировав официальную версию следствия и телевизионного комментатора.

Мне довелось общаться с уникальным человеком — Савелием Щедринским. Сава ведал в колонии подпиской и распределением корреспонденции. Мешки с периодикой по описи раскладывались на увесистые пачки, затем я и другие «почтальоны» забирали желанный груз и несли в отряд, где по своим спискам выкладывали на койки осуждённых. Пришёл усталый зек с работы в казарму, а под подушкой лежат свежие журналы, газеты, да ещё и письмо из дому, — праздник!

Так вот, появляясь в каптёрке у Щедринского, общаясь с немолодым, энергичным, дёрганным человеком, я не подозревал, что имею дело с подпольным питерским миллионером. Всё прояснилось, когда в одном из толстых журналов был опубликован судебный очерк «Фаберже просит защиты». Это было уникальное дело об изготовлении и сбыте фальшивых изделий Карла Фаберже, где одну из ключевых ролей занимал наш Сава. Жадный и тщеславный Щедринский не тяготился подобной известностью и с гордостью заявлял, что масштабы деятельности от его союза с главным фигурантом Монастырским даже приуменьшили. В подробности, естественно, не вдавался, но не скрывал, как после отсидки купит яхту и махнёт куда подальше. Из-за склочного характера теневого богача не любили, но уважали. Это вам не мелочь тырить по карманам — масштаб!

Я искал музыкальных единомышленников. Окружавшие меня люди оказались далеки от глубокого погружения в чужую музыкальную культуру: «по барабану твой рок, братишка, главное, чтобы хавка была и начальник не прессовал». Восполнять пробелы о жизни и деятельности любимых исполнителей я мог лишь из скудных заметок в газете «Смена» журналиста Михаила Садчикова и «Рок-энциклопедии» Сергея Кастальского, молодёжного издания «Ровесник». Позже, в 1989-м году появилось переводная энциклопедия в журнале «В мире книг». С началом перестройки рок-движение переставало быть запретной темой — ограничения на западный музон окончательно сняли. Это радовало и вселяло надежду. По телеку стали мелькать клипы и фрагменты выступлений музыкальных групп. Какие-то новости я получал из писем знакомых, но ни слова о деятельности общества коллекционеров и нелегальных тусовках.

Однажды в клубе, где я был на репетиции ансамбля Феди Столярова, зазвучала запись очень знакомой группы. Точно, ранее не слышанной. Я кинулся к магнитофону и стал наводить справки. Оказалось, на воле была сделана копия с выпущенного в СССР лицензионного альбома британской группы «The Moody Blues». Диск «The Other Sides Of Life» издала наша Мелодия в 1988 году. Я был в тот момент счастлив. Ещё до моей подсидки в стране стали выходить лицензии «Юрайя Хип», «Мэнфред Мэнн», «Битлз», «Аббы» и ряд других, моментально становившихся дефицитом. Мы, коллекционеры, относились к этому снисходительно: никакая лицензия не могла сравниться с оригиналом по качеству полиграфии и, в первую очередь, виниловой основы, от которой зависела чистота звучания. Главное, что процесс легализации пошёл, рок стал выходить из тени.