Михаил Шервуд - Байки

Они, конечно, таки передохли все. Помогай - не помогай, а двигаться надо, темп задавали мы. .А уж мы за год набегались. Так что они просто ложились на землю, несмотря на команду помкомвзода: “За мной, бегом марш!” Потом один недоумок вытащил штык - нож и попёр на него. И получил в лоб, под каску. Остальные остервенели и всей кодлой полезли на старшего сержанта. Вот идиоты!

Наш командир полка сказал, что тот, кто побьёт старшего сержанта Завалишина, поимеет десять суток отпуска. Он обеспечил ему ежедневные схватки с желающими съездить домой. Правда, никто не съездил.

Нам влезать он не разрешил. Не знаю, насколько он их жалел, только они ещё лезли на подъехавших ротного и полкового врача, которых мы с удовольствием прикрыли. Короче, ай…

Приехали родители потерпевших, был трибунал. Дело об издевательстве старшего сержанта Завалишина и его подчинённых над студентами. “Жертвы жестокого

избиения” подтвердили, что старший сержант всё время повторял: “За мной, бегом марш!” Прокурор сказал, что эта команда означает “делай, как я”, то есть, никакого издевательства не было, а была групповая попытка избиения своего командира при исполнении им служебных обязанностей. Командир же имеет право заставить военнослужащего выполнить своё приказание любым способом, вплоть до применения оружия. Согласно Устава. А то, что взвод молодых дураков не смог справиться с одним, говорит о высоком уровне подготовленности старшего сержанта Завалишина.

Короче, сказал прокурор, предлагаю считать группу студентов не прошедшими Военно - учебные сборы, к принятию присяги не допускать. И следовательно, к госэкзаменам – тоже. Мамочки мои!

И далее, сказал прокурор, следует призвать их на срочную службу сроком на три года. После которой, если руководство института сочтёт возможным, они могут быть допущены к госэкзаменам.

Как родители запрыгали, ай-ай-ай! Что было, что было!

Завалишин сказал, что зла на них не держит, они просто умственно недоразвитые. После чего нам всем приказали выйти. Что там было, не знаю, только студенты стали шёлковыми до самого окончания их сборов.

В аэропорту дед подошёл ко мне: “Дорогой, прошу, раздели со мной мою радость. Моя внучка родила сына, я – прадед, понимаешь! Прошу, выпей со мной.” - и протянул мне рюмашку с коньяком. Ах ты ж, ёлки-палки! Я рад за этого армянского деда.

“Отец, я очень рад за вас, честно, но я не пью. Простите, что не могу выпить.

Поверьте, я очень рад, что дожили до правнука. Я бы тоже хотел. У моего сына вчера первый зуб, жена утром позвонила…”

Объявили посадку. Как только взлетели, дед с бутылкой коньяка ходил по салону и со всеми выпивал за здоровье своего первого правнука. У него небольшой чемоданчик был набит бутылками с коньяком. Когда подлетели к Ленинграду дед уже чувствительно набрался. Уже все знали, что его прадед, его дед, отец дожили до правнуков, и вот теперь он – тоже. Действительно, не каждому дано, за это стоит, только я не пью в принципе..

Самолёт пошёл на посадку, все застегнули ремни. Кроме деда, который продолжал ходить вдоль салона с бутылкой, несмотря на требования стюардесс. Вероятно, они не могли, что ли, заставить его сесть. Ведь правнук всё-таки, они ведь женщины.

И тут, как на зло, у самолёта не вышла одна “нога”. Объявили, что пилот попробует стукнуться об землю посильнее, может, она откроется. Не бойтесь, мол. А дед не сел. Поэтому, когда самолёт стукнулся о полосу, дед упал лицом вниз, бутылка покатилась по проходу, чемодан с коньяком раскрылся и содержимое со звоном раскатилось.

Самолёт пошёл вверх, бутылки покатились в сторону хвоста, дед опрокинулся. Из разбитого носа текла кровь. Самолет сделал плавный поворот и пошёл вниз, стукнулся о полосу и взлетел на следующий заход. Всё повторилось. Дед падал то назад, то вперёд. Человек был уже в возрасте, к тому же коньяку залил в себя. Стюардессы пытались его поднять и посадить, да не с их силами. Несколько человек пытались помочь, так ведь проход узкий, самолёт то в одну сторону крен делает, то в другую. Да бутылки со звоном катаются взад - вперёд.

Пилот сделал четыре безуспешных попытки и пошёл, по словам стюардесс, на Ржевку. Там он стукнулся, взлетел, пошёл к Пулково и сел там. Деда подняли, посадили,

вытерли ему лицо. Раскатившиеся бутылки уложили в чемодан.

Я сидел почти в самом хвосте и вышел из самолёта одним из последних. Было уже почти совсем темно. Подходя к зданию аэропорта, увидел группу мужчин, стоящих кружком, и подойдя ближе, понял, что они делают. Человек сорок, наверно, стояло и все были заняты одним делом. Некоторые уже отходили в сторону здания.

Мне стало смешно: надо же, как испугались. Неужели они подумали, что самолёт может разбиться? Дурачьё! Такое, вообще говоря, приключение, не каждый раз бывает. А ещё мужики, тоже мне.

Не успел пройти мимо них, как мне подумалось: а вот если, а вдруг! Что тогда? Тогда мой маленький, ещё беспомощный сыночек, у которого только прорезался первый

зубик, останется один. Без меня. Меня не станет, он будет без меня. Как мне стало страшно! Он ведь ничего не понимает ещё, кто же будет с ним, если меня не станет? Жена одна с ним, без меня. Боже мой, какой ужас! Мне сразу стали понятны эти стоящие кружком мужики. Я подошёл к ним, встал в их круг.

Прошло много лет, и когда вспоминаю этот случай, мне хочется улыбнуться. А тогда долго не мог успокоиться. Так было страшно.

Мы с напарником заняли очередь в билетную кассу за пехотным ефрейтором с палочкой, на которую он опирался. Рядом стоял его ровесник в гражданском. “Костя, ты всё - таки не поедешь, а? Ну зачем, ты же хромаешь ещё, да и вообще не надо этого делать.”

Парень обратился к нам: “Извините, пожалуйста. Вот вы взрослые люди, скажите этому дурачку, стоит ли возвращаться в армию, если он ещё хромает.” Ефрейтор повернулся к нам лицом. Мальчишка совсем, пацанёнок такой, только выражение лица совсем не детское. Подросток с лицом взрослого, которому здорово досталось. Ну, не знаю, как сказать иначе.

“Слушай, перестань. Отец не возражает, а Наиля подождёт. Мне надо вернуться, сколько можно говорить.” – “А в самом деле, куда ты торопишься, - сказал мой напарник, - ты же пехота, тебе бегать положено, а какой ты бегатель, с клюшкой. Палку отбросишь и вернешься.”

Парень исподлобья посмотрел на нас: “Я не пехота, я снайпер, мне бегать не надо, я в засаде сижу, в основном, или хожу. Или ползаю.” Мой напарник пошутил: “Ну и куда ты торопишься ползти? Или кого не успеешь пристрелить? Войны ведь нет.” И замолчал, сообразил. “Ты что, в Чечне служишь?” Парень кивнул. “Ага, - сказал напарник, - там и в ногу схлопотал, да?” Парень кивнул. “И теперь, - продолжал напарник, - торопишься вернуть долг, а то должник смоется, ага?” Парень опять кивнул. “Так ты боишься, что тот чечен ждать тебя не будет, что ли?” – хмыкнул напарник. –“Не чех.”-сказал парень. “Какой чех, откуда там чехи?”- спросил я. Парень объяснил, что они так чеченских бандитов зовут.