Михаил Шервуд - Женечка, Женька и Евгеша

Конечно, он устроился рядом с Дуйсенбаем, только тот красил сверху вниз. Встретились на середине ската, обговорили многажды обговариваемый вопрос необходимости скорейшего построения коммунизма и разошлись: один продолжал красить вверх, другой – вниз.

Страстно ожидаемое всегда случается. Особенно, если его хорошо подготовить. Но всё испортил наш комбат. Батю принесло как раз перед критическим моментом, и он сразу всё просёк. «Комедь ломаем? Ты старший?» - «Так точно, товарищ подполковник!» - «Ага, - говорит, -Кундызбекова вижу, где Афанасьев? Вот он, драгоценный (у него все драгоценные, когда злится). Так, три танкиста, три весёлых друга. Как товарища майора снимать будете?»

Говорю, что мы об этом не думали и что товарищ майор сам стал красить, это его инициатива. У Бати один ответ: ты старший – ты за всё отвечаешь, а если что случится, знаешь, что с тобой будет. И комедь эта тебе может боком выйти. Хотя, судя по выражению его лица, ему самому эта «комедь» не неприятна. Хотя, нарушение субординации.

И наступил критический момент. Замполит понял, что ему некуда деваться. Он докрасил доверху, а на том скате выкрашено, как и всё вокруг. Увидал комбата и спрашивает: «Товарищ подполковник, а как здесь слезают?» Батя отвечает, что он не должен вмешиваться в работу в присутствии старшего (кивок в мою сторону), пока работа идёт нормально и что вопрос слезания – в моей компетенции.

Что делать, я не знал, но Медный Лоб замахал руками. Наверно, скользко ему было. Он шлёпнулся на свой круглый пузик и поехал по свежеокрашенной кровле, что-то крича и пытаясь схватиться руками за что-либо, переворачиваясь с пузика на спину. Верёвка была достаточно длинной и он повис под обрезом крыши, вопя всякие слова.

Мы его, конечно, сняли, поставив две лестницы. Вывозились в краске отчаянно, но как он был извазюкан, так это не сказать. Он обиделся на нас, что мы снимали его, как мешок, а не как старшего офицера, заместителя командира полка. Он так и выразился. Что он хотел этим сказать, не знаю, но думаю, что если бы внутри этого обмундирования что-либо было ценное, грузили бы осторожнее. А так – мешок он и есть мешок.

После ночных стрельб чистили оружие, как всегда, оголясь по пояс, чтоб не обляпаться маслом. Потом помыться, одеться и в столовку. Ну и выскочил из ружкомнаты по-быстрому, а то наберётся толпа у раковин, на повороте чуть не сшиб старшину. Не книксен же перед ним делать, в самом деле! «Виноват, товарищ старшина!» - и хотел бежать, но нет! Остановил. Мораль читать, сыпать своими афоризмами.

«Куда бегом? Команды в атаку не было. Старшина роты идёт, а курсант без головы летит. А здесь армия, а не институт, здесь всегда думать надо. Смотреть надо по сторонам.» И понесло его. Мы знали наизусть все его афоризмы. «Некоторые солдаты чистят обувь в сапогах, в то время как чистить их надо утром на свежую голову.» «Танкист должен выглядеть так, чтобы как баба увидала, сразу решила: этому я дам.» И так далее и без конца. Чтоб тебе, макарон!

Во, команда к построению, а я не умылся. Конечно, старшина момента не упустит: что же это, не помывшись, в строй? Бегом к раковине, по лицу и рукам водой, - и за гимнастёрку. Пуговица от воротника отлетела, щёлк по полу. Пришить не успеть, вдруг не заметит. Ага, щас! Он только рот раскрыл: “Рота…” – и увидал, макарон.

«Застегнись.»- спокойно так. «Пуговица оторвалась, товарищ старшина.» Он настойчивее, уже по Уставу: «Застегнитесь, товарищ курсант!» Показываю пуговицу: «Только что оторвалась, товарищ старшина.» - «Вы слышали, что я вам приказываю застегнуться, товарищ курсант! Немедленно застегнитесь!» Ну, макарон! Пуговица – вот она, как застегнуться? А он уже землю роет копытами. Уже голосит: «Выйти из строя!» Вышел. «Застегнитесь, товарищ курсант!»

Я уже допёр, что надо было попросить разрешения пришить пуговицу. Теперь поздно, остаётся только долдонить, что она оторвалась. А у него сейчас клапан сорвёт: как же, приказание не выполняют! Во, макарон!

Рота стоит под окном штаба части, на вопли старшины вышел дежурный. Наверно, ему забавно было этот концерт досмотреть, как смотрят его из окна второго этажа дежурный по роте Женечка и дневальный Женька. Он бы, наверно, позабавлялся, но в столовую надо приходить по расписанию. Подошёл: «Погодите, старшина.» - и ко мне: - «Пришить пуговицу, три минуты. Время!»

Галопом в казарму на второй этаж, там меня встречает Женька с заострённой спичкой. Протыкает воротник, вдевает ушко пуговицы, опять протыкает воротник. Всё! Галопом назад. «Товарищ капитан, Ваше приказание выполнено! Разрешите встать в строй.» Капитан разрешает. Старшина командует, и помкомвзвода старший сержант Завалишин ведёт роту в столовую.

Я знаю, что старшина ещё не раз напомнит мне эту пуговицу. Причин много. Отсутствие находчивости, неспособность быстро ориентироваться, невыполнение приказания старшего по званию, тупое упрямство, неспособность признавать свои ошибки и тэдэ.

Да и пошёл он по холодку, пока трамваи ходят.

В начале лета нас посетила Заглада. Сейчас трудно объяснить, кем она была. А вот пятьдесят с лишним лет назад её знала вся страна. Даже у Высоцкого было: «Он был стахановец, гагановец, загладовец…» Если коротко, это была украинская колхозница, поднятая на щит Хрущёвым и компанией. Она моталась по стране с призывом работать честно, относиться ко всему честно, без обмана. С этим она появилась и в нашей дивизии.

Нас построили на плацу, она стояла рядом с Командиром на трибуне. Больше десяти тысяч человек. Полками, побатальонно. В парадных мундирах. На жаре. Представляете, да? С боевыми знамёнами.

Она с трибуны тоненьким голосочком: «Сыночки, дорогие! Служите честно, слушайте командиров!...» И так далее в том же духе. А мы в десять тысяч глоток: «Ура! Ура! Ура!» Да это фиг с ним. Повели её показывать боевую технику. А как же, по полной программе! И ей не понравилось, что окраска танков матовая. Потому что, мол, должны блестеть наши грозные танки! Чтоб, значит, враг издалека видел и заранее боялся. Ну а как иначе! И мы смоченными в масле тряпками протирали машины, чтобы окраска бликовала.

Повезли её показывать летний лагерь. И всё бы хорошо, да не понравился ей лесной беспорядок. Почему в лесу везде валяются сосновые шишки и иголки прямо - таки толстым слоем? Значит, давно не убирают в лесу. А нехорошо. Думаете, треплюсь? Нет. Всё так и было, и потому мы, наплевав на все дела, собрали все иголки и шишки в лагере и округе, выкопали танком огромную траншею (хорошо, не вручную, а вполне могли бы), засыпали в неё всё это, утрамбовали танком же и завалили землёй.

Ну а вскоре прибыл кто-то из высших чинов и обалдел от бликующей окраски боевой техники. Что было! А потом начальство узрело лес без шишек и иголок и рассвирепело. Так мы, опять же забросив всё, перекрашивали всю технику и из соседнего леса привезли и разбросали шишки - иголки.