Барбара Эрлих-Уайт - Ренуар. Частная жизнь

Ренуар в возрасте 63 лет. 1904. Фотография Дорнака для серии «Наши современники у себя дома». Национальная библиотека, отдел фотографий и эстампов

Дюран-Рюэль был основным агентом Ренуара с 1872 года, хотя Ренуар неизменно оставлял за собой право напрямую продавать свои работы друзьям и патронам. С Дюран-Рюэлем его связывала крепкая дружба, и поначалу он испытывал вину, отдавая работы его конкуренту. В апреле 1901 года он робко признается: «Я имел слабость тебе изменить несколько раз с аббатом [священником и коллекционером], хотя отдал ему только то , что ты отверг и счел ужасным , что, кстати, есть чистая правда. Но если я буду продавать только хорошие вещи, я умру с голоду… Прошу, прости мне мою слабость» [1026] Ренуар – Дюран-Рюэлю, [Кань], апрель 1901 // Correspondance de Renoir et Durand-Ruel. Vol. 1. P. 155–156. Собрание аббата Гогена было продано за 127 400 франков в мае 1901. . Как и всегда, когда Ренуар боялся, что кто-то из друзей на него обидится, он заранее начинает театрально извиняться. Через несколько дней Дюран-Рюэль написал в ответ: «Ты пишешь, что я отверг работы, которые ты продал аббату Гогену. С чего ты это взял? Я бы никогда в жизни от них не отказался, тем более что они очень хороши» [1027] Дюран-Рюэль – Ренуару, Париж, 4 мая 1901 // Ibid. P. 157. .

Однако, несмотря на крепкую хватку Дюран-Рюэля, Ренуар в 1898 году сдружился с Бернхаймом, как видно из нескольких писем, и неудивительно, что впоследствии он начал продавать и этому агенту свои работы [1028] Ренуар – Бернхайму, после 1898 г. см.: Dauberville . Vol. 1. P. 21–86. . Дюран-Рюэль знал, что не может запретить Ренуару иметь дело с другими торговцами, так поступали почти все импрессионисты, однако в 1903 году он все же пытался склонить Ренуара к верности: «Продолжай усердно трудиться и напиши для меня побольше хороших работ, ни о чем не тревожась» [1029] Не опубликовано; Дюран-Рюэль – Ренуару, Париж, март 1903 // Paris, Archives Durand-Ruel. . Пять лет спустя, в декабре 1908 года, он пытается запретить Ренуару иметь дело с Бернхаймами: «Дорогой Ренуар, я только что получил неприятный сюрприз, которого никак не ждал и о котором обязан сообщить. Путем подковерных действий, которые они начали предпринимать довольно давно, Бернхаймы смогли уговорить Моне подписать с ними договор на серию видов Венеции… Я не понимаю Моне, однако упрекать его не стану. Его, безусловно, обвели вокруг пальца, и поскольку я не сомневался, что он не устоит перед улещиваниями Бернхаймов… я пишу все это конфиденциально, чтобы облегчить душу; когда увидишься с ними, не говори им ни слова, да и с другими это не обсуждай. Они наверняка на днях придут к тебе, потому что завтра уезжают на юг. Остерегайся их и их сладких речей… я им не доверяю… Ладно, хватит об этом, но я пытаюсь сообщить тебе некоторые подробности, чтобы наставить тебя на правильный путь… Они – торгаши, у них нет совести. Моне скоро в этом убедится, если будет и дальше их слушать» [1030] Не опубликовано; Дюран-Рюэль – Ренуару, Париж, 22 декабря 1908 // Ibid. . Дюран-Рюэль говорит с Ренуаром в покровительственном тоне, поскольку тот его на десять лет моложе. Будь Ренуар антисемитом, рассуждения Дюран-Рюэля наверняка возымели бы действие и он не стал бы сотрудничать с Бернхаймами. Но Ренуар не был антисемитом, а потому упреждения Дюран-Рюэля его не убедили, он продолжал дружить с Бернхаймами и выставляться у них. Более того, он однозначно дал понять Дюран-Рюэлю, что будет и дальше вести дела и поддерживать близкие отношения с Бернхаймами.

Ренуару явно не понравился тон Дюран-Рюэля, и он ответил незамедлительно: «Дорогой Дюран-Рюэль, твои слова так меня удивили, что я с трудом поверил своим глазам. Что до меня, плохо разбирающегося в деловых вопросах, не думай, что я готов кому-то продать свою независимость. Это единственная вещь, которая мне страшно дорога, – право делать глупости. Пусть все идет, как идет, а я буду выжидать – вот девиз мудрого человека. С уважением, Ренуар». Для Ренуара, с его привычным конформизмом, это было крайне резкое послание. Видимо, тон Дюран-Рюэля рассердил его не на шутку. В постскриптуме он добавляет: «Мне очень грустно видеть, что ты расточаешь свое здоровье на бессмысленные вещи, которых невозможно избежать. Как печально, что ты стар. Я бы сказал: „Приезжай ко мне ненадолго“, но не хочется тебя утомлять. Пришли Жоржа» [1031] Ренуар – Дюран-Рюэлю, Кань, 25 декабря 1908 // Correspondance de Renoir et Durand-Ruel. Vol. 2. P. 35. . Если Ренуар, всегда стремившийся избегать одиночества, говорит старому другу, чтобы тот не приезжал, это означает, что он страшно расстроен случившимся. Тем не менее постепенно их отношения выправились, и в январе 1911 года Ренуар с радостью принимал Дюран-Рюэля и его спутницу Пруданс в Кане, куда они прибыли на две недели [1032] См.: Жорж Дюран-Рюэль – Ренуару, Париж, 10 января 1911 // Ibid. P. 71. .

То, что Ренуару достало сил и упрямства поспорить с собственным агентом, особенно поражает в свете того, что здоровье его продолжало стремительно ухудшаться. К 1908 году, когда ему исполнилось шестьдесят семь, Ренуар пережил большинство своих коллег-импрессионистов; из былого круга оставались только Кассатт, Дега и Моне, причем у всех у них были проблемы со зрением. Ренуара глаза не подводили, чего не скажешь о костях и суставах. Зубов у него не осталось, он ел протертую или жидкую пищу или сосал через соломинку. Он был очень худ и хрупок – ревматоидный полиартрит постепенно разрушал тело. Случалось, что боль вызывала у него полный паралич, потом наступала ремиссия, но общее состояние неуклонно ухудшалось. Подвижность, в том числе и рук, ограничивала нараставшая деформация суставов. Проблемой стала и страшная худоба (при его росте 169 сантиметров). В 1904 году он пишет своему агенту: «В данный момент меня больше всего беспокоит то, что мне тяжело сидеть из-за худобы, 97 фунтов [44 килограмма]… кости протыкают кожу, и скоро я не смогу сидеть. При этом у меня хороший аппетит. Будем надеяться, что я рано или поздно немного поправлюсь» [1033] Ренуар – Дюран-Рюэлю, без места [Бурбон-ле-Бэн], 4 сентября 1904 // Ibid. Vol. 1. P. 232. . Печальная ирония: Ренуар изо всех сил старался набрать вес, тогда как его жена изо всех сил старалась его сбросить.

Главной проблемой стала утрата ловкости пальцев. В 1901 году Ренуара посетил художник Одилон Редон, он пишет с сочувствием: «Я видел, что его мучают сильные боли, но он так великолепен в своем благородном достоинстве!..[есть] нечто в звуке его голоса, в котором слышится вся его утонченность и одухотворенность… [которые я заметил], когда держал его больную и прекрасную руку» [1034] Редон – мадемуазель Поль Гобийар, Канны, 26 февраля 1901 // Redon . Lettres d’Odilon Redon. P. 46. . Два года спустя Ренуар жаловался своему старому другу Берару: «Письмо пишу с трудом. Страшно болят руки» [1035] Ренуар – Берару, Эссуа, 22 сентября 1903, взято из: Paris, Librairie de l’Abbaye. N.d., sale catalogue 246, no. 231. . Держать перо становилось все тяжелее, почерк делался все неразборчивее, ему случалось диктовать письма. Одна его служанка отметила: «Как тебе известно, ему очень тяжело писать этими его больными руками, он просит меня писать за него» [1036] Не опубликовано; Жоржетта Дюпюи – Жанне Трео-Робине, 4 мая 1909, частное собрание. . И тем не менее Ренуар до конца жизни продолжал, когда мог, писать и письма, и картины.