Анна Ратина - И взаимно притом

4 года

На даче. Ф обедает. Стол высоковат — немного, но все же. Прошлым летом мы клали на его табуретку том Горького и том Белинского, было в самый раз. В этом году с Горьким и Белинским — высоко, по отдельности — низко. Делать нечего, взяли Пушкина. И в самый раз.

Перед обедом Ф теперь кричит: «Где мой Пушкин? подложите мне Пушкина!»

2,5 года

Читаю. Подходит шкет:

— Мами, идём!

— Сейчас, дочитаю немного.

— Сьто?

Показываю обложку. Шкет понимающе кивает:

— Аня Каеня (Анна Каренина).

Уходит, роется в своих книжках, достает одну, усаживается на пол, листает. Вид — серьезнее не бывает. Не выдерживаю:

— Заинька, а ты что читаешь?

Шкет, подчеркнуто не отрывая взгляда от книги:

— Пуськин.

Замечу в скобках, что этому непринужденному диалогу предшествовали недели две таких разговоров: «Этя тё?» — «Это книжка моя» — «А этя тё?» — «А это на книжке картинка» — «Тётя!» — «Да, тетя нарисована» — «Тётя? Тётя?» — «Ее зовут Анна Каренина» — «Каеня!» и т.д., и т.п., и так по сто раз.

А Пушкина шкет еще называет «Сяся Пуськин».

3 года

Взял «Снежную королеву». Объясняет:

— Это казка пъё Снезную каялеву. Ее написай Аиксандый Сегеевич Пуськин. Там истоия пъё каялеву, такую снезную и такую тайную…

Открываю рот, чтоб поправить, но он убегает.

Чуть позже листал «Щелкунчика», которого, как выяснилось, тоже написал «Аиксандый Сегеевич Пуськин». Я попыталась защитить авторские права Гофмана, на что шкет сообщил (наставительно подняв указательный палец):

— Все! все казки написай Аиксандый Сегеевич Пуськин!

4 года

Посмотрели вчера кусочек балета «Пиковая дама».

А, надо сказать, произведение мы читали. Как-то я ошалела от Дюймовочек и Щелкунчиков и сказала, что буду читать только интересное мне. Душа просила Пушкина. И что вы думаете, за три вечера прочитали «Пиковую даму». А ведь я замолкала сразу, как шкет засыпал. Что, любопытно мне, он понимал? — там больше половины слов незнакомые. Наверное, просто слушал, как музыку.

(Для полноты картины. Воодушевленная успехом, на четвертый вечер я взялась за «Барышню-крестьянку». Не успела еще дойти и до приезда Алексея Берестова к отцу, как из кроватки раздался хриплый шепот: «Мама… давай пъё Бабу Ягу…»)

Так балет.

Мы включили телевизор на сцене с графиней. Германн достал пистолет: ах, ох, резвая графиня задрожала, пару раз подпрыгнула, взлетела — и умерла. Германн вернулся к себе домой. Шкетович смотрел напряженно и задавал вопросы: «А это кто? а куда он пъигает? а почему?» Я объясняла: его зовут Германн, ему плохо, тяжело, совесть мучает — считай, человека убил. Германн кинулся на колени и сжал руки. Это шкет понял без моих комментариев — Германн молится. А потом Германн встал вниз головой, подняв высоко одну ногу, и стал поворачиваться на другой ноге вокруг собственной оси. Шкет спросил: «Сьто это он?» Объяснить, какое душевное движение выражается такими пластическими средствами, я не смогла.

* * *

Ходит, бормочет себе под нос. Вылавливаю:

— … это будит сказка п'о петушка-топушка, куочку-топуочку и п'о цыплят-топотлят. Пойду скажу Пушкину, штобы написал такую сказку.

Уходит на кухню. Слышу: «Пушкин!..» — дальше бормотание.

* * *

Пересказывает своими словами «Сказку о царе Салтане»:

— И тут появилась эта цаевна… звезда вот тут! — (тыкает себя в лоб) — Как ее звали? Не помню. А! цаевна-гусь!

7 лет

Нужно почему-то было встать рано-рано, еще по темноте. Разбудила Ф в четыре утра. Заходит в ванную — глаза открыты, но не проснулся совсем. Чистит зубы. Вдруг, вынув щетку изо рта, торжествующе:

— Когда у Пушкина была дуэль с Дантесом, Пушкин не погиб сразу. Он прожил еще три дня и успел написать еще много-много книг!

8 лет

Обычно Ф начинает представление незаметно, но иногда я все же отслеживаю момент — когда все переключается с положения «реальность» на положение «игра».

Вот он ползал по участку, смотрел на жизнь муравьев. Потом ушел в сарай, взял там бамбуковую палочку тонкую.

Вышел. Ходит с нею. Изящно ходит. Палочку вертит. Я минут пять подождала (хоть он с самого начала ходил для меня; это тоже интересно — вроде и далеко, а вроде и в мою сторону), потом подошла:

— Здравствуйте.

— Добрый день! — (палочкой помахивает, лицом выражает).

— Вы кто?

Моментально, даже секундной паузы нет:

— Александр Сергеевич Пушкин.

— Куда идете?

— На свидание.

— С кем?

Делает стремительный и широкий шаг ко мне, берет мою руку, целует:

— С вами!

Еще один такой же шаг — и вдруг обнимает меня за талию.

Лицо при этом неописуемое совершенно.

Я только и могу, что невнятно покудахтать.

Потом начинаем прогуливаться по двору. Под ручку.

Я, светски:

— Как поживаете?

— Хорошо.

— Что пишете?

— Стихи пишу. Поэзию.

— А почитаете что-нибудь?

Откашливается. Громко:

— Мороз и солнце! День чудесный!… — а дальше тихо, подборматывая, — И небо голубое… и листья шуршат… Ели стоят. И это все природа. Вот!

Отбрасывает в одну сторону тросточку, в другую — воображаемый цилиндр, орет:

— А теперь я иду купаться! — и бежит к бассейну, на ходу снимая майку.

«Акулина! друг мой, Акулина!»

* * *

Поругались, он торжественно поднимает палку с земли:

— Я вызываю тебя на дуэль! Чур я Пушкин, ты Дантес!

9 лет

Были в музее Пушкина на Пречистенке.

Подходим к знаменитому акварельному портрету Натальи Николаевны.

Я говорю — смотри, какая красивая.

Ф кивает.

Комментирую: считалась первой красавицей своего времени и своего круга.

Ф:

— А кто считается первой красавицей нашего времени?

Крепко задумываюсь.

Ф вдруг, совершенно серьезно:

— Я думаю — ты, мам.

(За день до этого он мне отвесил еще один подобный комплимент, но в куда более сомнительном антураже. В винном отделе супермаркета. Огляделся и сказал: из всех людей здесь — ты самая красивая.)

10 лет

Принес рисунок. Бумага, цветные карандаши. Некий дом с красными полосками из крыши, рядом человечки, у одного в руках что-то, напоминающее топор. В доме окно, в окне еще человечки с открытыми ртами.

Сурово:

— Догадайся, что это.

Я напряженно думаю и, зажмурившись, спешно предполагаю:

— «Дубровский», пожар в Кистеневке.

Он кивает и еще более сурово говорит:

— А в школе некоторые сказали — волосатый дом.

Потом кричит из своей комнаты:

— Найди мне подлинные изображения Дубровского! Я хочу сравнить со своим!

* * *

Три чудесных дня в Пушкинских горах.

Блаженство Ф омрачает только приблудный и (действительно) довольно неприятный кот, все время отирающийся около нашего крыльца.