Луи-Жозеф Маршан - Наполеон. Годы изгнания

«Я завещаю моему сыну…» — он остановился на этой фразе и сказал: «Я очень устал, мы продолжим завтра». Вместе с памятью жизнь этого великого человека убывала с каждым днем. Я слышал о собственности императора на Корсике, но она никогда не оценивалась в такую сумму. Бредовое состояние, проявившееся в этот вечер, часто повторялось до 5 мая, когда этот великий гений покинул земной мир.

На следующий день, 30 апреля, доктора стали говорить о фиксации нарывного средства на его живот, поскольку прижигание, рану от которого я перевязывал каждый день с тех пор, как император почти не покидал свою комнату, более не давало никакого эффекта и кожный покров раны принял резко-фиолетовый оттенок. Д-р Антоммарки попросил поставить его кровать в библиотеку, чтобы быть поблизости от знаменитого пациента и оказывать ему постоянную лечебную помощь. Днем император поручил доктору тщательно исследовать его живот, когда наступит время, чтобы спасти сына императора от болезни, которая привела отца императора и его самого в могилу. Граф де Монтолон, остававшийся с императором часть дня, отвлекая его разговорами, удалился, когда граф Бертран пришел с докторами. Император выглядел полностью погруженным в свои мысли, был мало расположен к тому, чтобы разговаривать, и не принимал обычного участия в беседе. Доктора ушли, оставив гофмаршала наедине с императором, глаза которого оставались прикрытыми. Открыв глаза, он заметил графа Бертрана и сказал ему несколько слов, в том числе: «Бертран, вы выглядите грустным, в чем дело?» Гофмаршал ответил на это одним из тех взглядов, которые сильнее слов свидетельствовали о том, насколько потрясено и опечалено его сердце. Я удалился, чтобы не мешать графу сказать императору то, что он хотел сказать ему о графине. До этого времени этой даме так и не удалось повидаться с Его Величеством: она говорила мне об этом, и поэтому я знал, до какой степени это расстраивает ее. Гофмаршал сам сильно страдал от этого; несомненно, он разговаривал с императором на эту тему, поскольку, когда вышел от императора, с чувством глубокого удовлетворения сказал мне, что император попросил его привести к нему его супругу с детьми. Вечером император узнал, что Пьеррон был в городе. Император вызвал его и спросил, удалось ли ему найти хороших апельсинов и не прислали ли их с мыса Доброй Надежды или из Рио-де-Жанейро. Он также спросил, говорят ли люди в городе о его болезни. Пьеррон ответил, что он сам первым упомянул об этом в магазинах, которые посещал. «Что? — спросил император. — Они в городе не знают, что я болен? Хадсон Лоу и Бакстер скрывают это от жителей острова? — Затем, спустя несколько минут, он сказал ему: — Это прекрасно, ты доставил мне удовольствие, будь счастлив после моей смерти». В течение дня император часто останавливал свой взгляд на портрете Римского короля, выполненном масляными красками. Ночью его мучили приступы икоты.

1 мая в 11 часов утра к императорской постели была приведена графиня Бертран. Пригласив ее присесть и спросив, как она себя чувствует, император сказал ей: «Ну что ж, мадам, вы также были больны. Теперь вы здоровы. Сущность вашей болезни известна, моей же — нет, и я умираю. Как ваши дети? Вам следовало взять с собой ко мне Гортензию».

«Сир, — ответила графиня, — с ними все в порядке. Вы настолько приучили их к вашей доброте, что они очень огорчены, что более не видят вас. Они приходят со мной ежедневно, чтобы осведомиться о здоровье Вашего Величества».

«Я знаю об этом, Маршан докладывал мне. Благодарю вас». Император поговорил с ней еще несколько минут и пригласил вновь навешать его. Графиня Бертран удалилась, чтобы более не утомлять императора. Покинув его, графиня не смогла сдерживать своих эмоций, ее глаза были полны слез. Я проводил ее до сада, где она сказала мне: «Как изменился император с того времени, когда я видела его в последний раз! Мне больно видеть эти изнуренные черты лица, этот заросший длинной бородой подбородок. Император поступал жестоко, отказываясь видеть меня. Я очень рада этому возвращению дружеских чувств. Но я была бы гораздо счастливей, если бы он принял мою заботу о нем».

После этого визита графиня Бертран приходила каждый день, чтобы провести несколько минут у постели императора, и он продолжал оставаться с ней любезным. Речь императора становилась в течение этих последних двух дней все более краткой. Д-ра Арнотт и Антоммарки теперь постоянно спали в библиотеке. Граф де Монтолон и граф Бертран по очереди дежурили у постели императора.

2 мая оказался более спокойным днем: император часто бросал взгляд на портрет своего сына. Он по очереди принимал заботу своих генералов и часто дремал. Я оставался с ним до полуночи вместе с графом Бертраном, затем нас сменили граф де Монтолон и Сен-Дени. Я, не раздеваясь, прилег на матрас в столовой. Император, который, несмотря на свою слабость, всегда хотел встать при малейшей необходимости, и сейчас желал покинуть постель; тогда к нему подошли граф де Монтолон и Сен-Дени. Император встал на какое-то мгновение во весь рост, но его ноги не выдержали веса его тела, и император упал бы, если бы граф де Монтолон и Сен-Дени не поддерживали его. После возвращения в постель императора охватила такая слабость, что какую-ту минуту граф де Монтолон и Сен-Дени думали, что жизнь готова покинуть его. Сразу же вызвали д-ра Антоммарки, который возвратил его к жизни.

Весь день 3 мая граф и графиня Бертран провели в Лонгвуде и даже обедали там. Император более ничего не хотел, кроме подслащенной воды с небольшим количеством вина; каждый раз, когда я предлагал ему этот напиток, император говорил, удовлетворенно взглянув на меня: «Это хорошо, это очень хорошо». Нарывное средство, которое ему положили на грудь, привело к весьма незначительным результатам, а рана от прижигания стала совершенно сухой и более не требовала перевязки.

В тот же день губернатор высказал пожелание, чтобы была проведена консультация д-ра Антоммарки с д-рами Арноттом, Шорттом и Митчелом. Гофмаршал поговорил об этой консультации с императором, сказав, что это идея д-ра Арнотта, на что император ответил, что он ничего плохого в этом не видит. Эти доктора собрались в соседней комнате и обсуждали состояние здоровья императора в присутствии графа Бертрана и графа де Монтолона. Гофмаршал доложил императору о результатах этой консультации: доктора пришли к выводу, что необходимо массировать бок императора одеколоном, разбавленным простой водой, потому что бок начал воспаляться. Император должен принимать успокаивающие настойки, которые, как предполагалось, принесут ему облегчение. «Это прекрасно, — сказал император гофмаршалу, — посмотрим». Затем, когда граф Бертран вышел из комнаты, император сказал, обращаясь ко мне и скорчив при этом гримасу: «Какие потрясающие результаты мы получили от медицинской науки! Какая консультация! Массировать бок одеколоном с водой! Отлично! Что же касается остального, то мне нет до него никакого дела».