Луи-Жозеф Маршан - Наполеон. Годы изгнания

В течение дня к ногам императора прикладывали нагретые полотенца. В 4 часа дня император принял докторов и попросил графа де Монтолона вернуться к 8 часам вечера и о том же попросил гофмаршала, который ушел в 6 часов вечера. Император почти ничего не ел и после ухода докторов вернулся в постель. В 8.30 император, встав с постели, пошел к своему креслу, тяжело опираясь на меня и на Сен-Дени. Он распорядился, чтобы со стола убрали графины, и попросил поставить на стол лампу с абажуром, положить письменные принадлежности и пачку бумаги. Он попросил меня передать ему различные запечатанные пакеты, лежавшие на комоде, и пригласить графа де Монтолона и отца Виньяли. Вскоре пришел и гофмаршал; император, указав ему на пакеты, лежавшие на столе, попросил его подготовить заявление и поставить наши подписи и печати под его собственными на каждом дополнительном распоряжении к завещанию и на самом завещании, так как свои он уже поставил. Заявление было следующим:

Остров Святой Елены, 27 апреля 1821 года

Заявление, устанавливающее существование завещания императора и дополнительных распоряжений к завещанию.

В этот день, 27 апреля 1821 года, в 9 часов вечера, граф Бертран, гофмаршал императора Наполеона, во исполнение его указаний, представил нам различные завещания, дополнительные распоряжения к завещаниям и инструкции, находящиеся на хранении у г-на Маршана. Эти девять отдельных конвертов-пакетов, все имеющие приблизительно одну и ту же форму, но разную толщину, загнуты в одном из четырех углов, три пакета из них связаны вместе красной лентой. Все пакеты несут на себе подпись императора и запечатаны его печатью, а также имеют подписи графа Бертрана, графа де Монтолона, г-на Маршана и отца Виньяли. После того как нам были представлены три ящика из красного дерева, запертые на ключ, обернутые зелеными лентами и опечатанные печатью в виде императорского герба, а также печатями перечисленных выше четырех лиц, а именно, графа Бертрана, графа де Монтолона, г-на Маршана и отца Виньяли, мы прочитали примечания, написанные собственноручно императором Наполеоном, и переписали их следующим образом:

На конверте, не имеющем номера, написано: «Это мое завещание, написанное собственноручно. Подписано: Наполеон».

На конверте №1 написано: «Это дополнительное распоряжение к завещанию, полностью написанное моей рукой. Подписано: Наполеон».

На конверте №2 написано: «Это второе дополнительное распоряжение к завещанию, полностью написанное моей рукой. Подписано: Наполеон».

На конверте, не имеющем номера, написано: «Это третье дополнительное распоряжение к завещанию, полностью написанное моей рукой, подписанное и опечатанное моей печатью. Конверт должен быть вскрыт немедленно после вскрытия конверта с моим завещанием. Подписано: Наполеон».

На конверте №5 написано: «Это мое дополнительное распоряжение к завещанию и заявление о моих последних просьбах, чье исполнение я вверяю моей любимой супруге императрице Марии Луизе. Подписано: Наполеон».

На конверте №6 написано: «Это мое дополнительное распоряжение к завещанию и заявление о моих последних просьбах, чье исполнение я вверяю моему сыну Евгению Наполеону; оно полностью написано моей рукой. Подписано: Наполеон».

На конверте без номера написано: «Это список инструкций для моих душеприказчиков Монтолона, Бертрана и Маршака. Я написал завещание и семь дополнительных распоряжений к завещанию, доверительным собственником которых является Маршан. Подписано: Наполеон».

В соответствии с указаниями императора Наполеона я, граф Бертран, его гофмаршал, подготовил настоящее заявление, которое служит в качестве списка пакетов и протоколом.

Исполнено в спальной комнате императора в Лонгвуде в день и в дату, указанные выше.

Подписано: граф Бертран.

После того как была закончена подготовка заявления, император через несколько минут отпустил этих господ и оставил у себя только отца Виньяли. Вскоре после этого отец Виньяли вышел из комнаты. Я вошел в спальню императора и увидел его лежащим в постели. Он вручил мне свое завещание, дополнительные распоряжения к завещанию и подготовленное заявление для г-на Лаффитта, дав мне указание вручить все это после его кончины графу де Монтолону в присутствии графа Бертрана и отца Виньяли. Все это я запер в дорожный рюкзак, в котором уже находилось врученное мне императором ожерелье. Я оставался с императором до тех пор, пока не прибыл граф де Монтолон, что произошло в этот день только в 11 часов вечера. Увидев графа, император сказал: «Ну что ж, сын мой, не стыдно умереть после того, как мои дела так хорошо устроены».

«Сир, только Вашему Величеству могла прийти такая мысль», — ответил генерал. Я удалился, чтобы оставить его наедине с императором. В тот же вечер император распорядился, чтобы я отнес в дом графа де Монтолона императорские рукописи и коробку, в которой содержалось то, что император называл своим резервом, упомянутым им в одном из его дополнительных распоряжений к завещанию, в дом графа Бертрана — оружие и в мою квартиру — дорожный рюкзак, а также три ящика из красного дерева, хранивших его табакерки. После такого напряженного дня ночь обещала стать тревожной, такой она и оказалась. Император пытался заснуть, но безуспешно.

День 28 апреля начался плохо; силы императора буквально таяли на глазах, а ноги были постоянно холодными. Большое количество горячо нагретых полотенец немного восстановило тепло; император спросил Сен-Дени, принесшего полотенца, как чувствует себя его ребенок. «Ты, должно быть, сильно устаешь, просиживая со мной так много времени, мальчик мой; как сегодня дела у Новерраза? У него же было серьезное заболевание». Мы ответили, что Новерраз чувствует себя лучше, уже начинает выздоравливать.

Накануне доктора и граф Бертран настаивали на том, чтобы император поменял комнаты, заявив, что его две спальные комнаты недостаточно проветриваются. Император не любил делать то, что противоречило его привычкам, тем не менее он согласился с предложением докторов и графа Бертрана. Д-р Антоммарки напомнил императору, что тот обещал сделать своей спальной комнатой гостиную. «Я не возражаю, там все готово?» — спросил император, взглянув в мою сторону.

«Да, сир», — ответил я. Между двумя окнами в гостиной была поставлена небольшая походная кровать, складной ширмой прикрыли дверь, а сбоку от постели поместили небольшой стол. Император, который накануне чувствовал себя очень слабым, когда переходил с постели в кресло, казался еще более измученным, еле-еле передвигаясь из спальной комнаты в гостиную. Он встал с постели, набросил на себя халат, надел комнатные туфли и, когда встал во весь рост, произнес: «Горе мне, ноги более не держат меня». Мы предложили перенести его, но он отказался от этого. Поддерживаемый графом де Монтолоном и мною, он с большим трудом добрался до гостиной и забрался в постель. Во время этого перехода из спальной в гостиную он, тяжело опираясь на графа де Монтолона, сказал ему: «Сын мой, у меня более не осталось сил, я полностью физически опустошен». Как только он лег в постель, мы обернули его ноги горячо нагретыми полотенцами. Затем мы поставили вторую походную кровать в углу гостиной около двери, ведущей в бильярдную комнату, на той же стороне, где был камин. Другая кровать, поставленная между окнами напротив камина, была той самой, на которой император скончался.