Луи-Жозеф Маршан - Наполеон. Годы изгнания

Я приехал в Тюильри в 6 часов вечера. Не было никаких признаков, указывавших на то, что в этом дворце обитал другой монарх: весь персонал, отвечавший за обслуживание и прием гостей, находился на положенном месте; дворец выглядел так, словно Его Величество всего лишь возвратился в него после путешествия. Император прибыл во дворец только в 8 часов вечера 20 марта, поскольку его задержали толпа людей, собравшихся на его пути, а также генералы, прибывшие, чтобы поздравить его с прибытием в Париж. Армейские подразделения, собранные в Вильжюиф, чтобы сражаться с ним, выступали в качестве его эскорта.

Когда император вышел из экипажа, буквально тысяча рук протянулась к нему, чтобы перенести императора в его апартаменты; от всеобщей радости у многих закружились головы. Королева Гортензия в черном платье ожидала императора в своей гостиной. Император, нежно обняв ее, обратился к ней со словами утешения, которые она имела полное право услышать, учитывая дружбу императора с ней и с императрицей Жозефиной. После этих первых минут вполне правомерной печали и соответствующих извинений император проследовал в собственную гостиную, где побеседовал с высшими сановниками империи. Все были в радостном, а то и в восторженном состоянии. Император, не сдерживаясь, разделял эти чувства.

Его Величество, уставший до предела, удалился в свои апартаменты только в полночь.

Многие люди утверждали, что возвращение императора в Париж было испорчено, что его должен был сопровождать храбрый Эльбанский батальон, который через силу ускорил свой поход в Париж, лишь бы войти в него вместе с императором. Вот что я услыхал от самого императора на острове Св. Елены по этому поводу: «Я вошел в Париж так же, как входил в Гренобль и в Лион после долгого дневного перехода и во главе подразделений армий, посланных, чтобы выступить против меня; я вошел в Париж точно так же, как я входил в него, когда возвращался из Маренго, Аустерлица, Тильзита. У меня слишком много других дел, чтобы тратить целых два дня на подготовку церемониального вступления в Париж; на это я бы не пожертвовал и пятнадцати минут».

Возвращение императора в Тюильри, повторный приход к власти с отрядом всего лишь в 900 человек, при этом без единого выстрела, без капли пролитой крови и без какого-либо внутреннего заговора жителей, всегда останется в ряду самых замечательных событий, крайне редких примеров в истории наций. Не имеет значения, явилось ли это результатом отважного шага или поступка гения; мы видели все это собственными глазами, и тем не менее это событие остается для нас невероятным. Император всего за 20 дней прошел по маршруту, требующему 40-дневного похода.

Император спокойно обосновался на Эльбе в соответствии со своим новым положением, но условия, оговоренные договором в Фонтенбло, не были выполнены, они даже были нарушены, готовилась попытка совершить покушение на его жизнь. План этой попытки имел корсиканское происхождение, и император был проинформирован своими друзьями о его существовании. Имелся также план ограничить свободу императора и заточить его на острове Св. Елены. Он более не был связан обязательствами оставаться верным условиям, которые только он один и соблюдал; для его врагов значение имела одна только сила, в то время как справедливость, уважение к договоренности, родственные отношения и память о честной дружбе более ничего не значили. Цель, которую он ставил перед собой, — благополучие Франции, мотивы, которые побудили его отречься от престола, стали бессмысленными. Он понимал, что новое правительство, пришедшее на смену его власти, действовало в ущерб интересам нации, что в нем превалировал моральный дух эмиграции, который вел его каждый день от серьезных ошибок к еще более серьезным, тем самым разрушая Францию. Он понимал, что если он и совершал ошибки, то они в меньшей степени повлияли на его падение, чем интрига, поддерживаемое иностранцами предательство, невзгоды и неудачи, связанные с вторжением иностранных войск во Францию в 1814 году; Франции недоставало его, и она будет приветствовать его с распростертыми объятиями…

До тех пор, пока затрагивались его личные интересы, его одолевали сомнения. Но когда речь пошла о спасении, чести и славе родины, сомнения исчезли: полностью принадлежа Франции, император ради нее был готов на все. 1 марта он высадился в бухте Жуан и двинулся в поход на Париж; через каждые три дня его вооруженные силы удваивались; во всех пунктах маршрута народ осыпал его благословениями, возлагая на него все надежды, и демонстрировал готовность защищать его в случае нападения. Крестьяне и солдаты, гражданские служащие и сотрудники магистратов, все они говорили, что их ожидало бы самое худшее, если бы он не пришел. Через 20 дней после высадки на берег Франции он оказался у стен Парижа во главе 60 000 человек; и король, который не смог предотвратить зла, нанесенного Франции его придворными, министрами и привилегированными классами, в результате мучительных раздумий не нашел ничего лучшего, как в полночь покинуть свой дворец. Таким образом, подтвердились слова императора, сказанные г-ну Поджи о Бурбонах: их 19-летнее правление было настолько слабым, что они не могли бы выстоять, даже несмотря на чудо.

Единственное, чего не хватало, чтобы это великое предприятие стало полностью успешным, было решение императора покинуть Эльбу на две недели позже: тогда бы высадка не совпала по времени со встречей европейских монархов в Вене и они бы не подписали деклараций or 13 и 25 марта. Если бы император покинул Эльбу только После получения информации, которую он ожидал из Вены И которую вез Киприани, прибывший в Портоферрайо 27 февраля, то он отложил бы свой отъезд с Эльбы на несколько дней. К сожалению, император покинул остров 26 февраля. Киприани, раздосадованный, что не нашел его, задержался с отъездом во Францию и догнал нас только в Париже.

Мое служебное положение в Тюильри — Беседы императора с архиканцлером и герцогом Бассано — Формирование кабинета министров — Парад 22 марта — Эльбанский батальон

Доброжелательность со стороны императора и доверие, которым я пользовался у него, способствовали тому, что мое служебное положение, став предметом моей гордости, определило и мое обеспеченное существование. Однако после того как Его Величество вернулся в Тюильри, я стал гораздо меньше бывать рядом с ним, чем на Эльбе. Я обычно присутствовал при нем только тогда, когда он просыпался и когда ложился спать, но в течение нескольких дней я продолжал спать, расположившись у дверей его спальни, как это делал во время нашего похода от бухты Жуан до Парижа; уже затем я получил в свое распоряжение собственную комнату. Если у императора были какие-нибудь приказания для меня, то это случалось, когда он вставал с постели после сна; я обычно докладывал о выполнении его приказаний, когда он возвращался в свои апартаменты, как правило, в 10 часов вечера.