Луи-Жозеф Маршан - Наполеон. Годы изгнания

Адмирал Кокбэрн, старавшийся поддерживать гармоничные отношения, сложившиеся между ним и императором на борту «Нортумберленда», время от времени посещал коттедж «Брайерс», чтобы предложить свои услуги. Но меры по наблюдению за императором, принятые его офицером и рассматриваемые императором как досадные и абсолютно бесполезные, скорее ослабляли эти отношения. Со времени начала работы кухни в коттедже «Брайерс» император, когда один из его офицеров приезжал к нему из города, обычно приглашал его к обеду, а после обеда еще и задерживал его у себя; таким образом у императора не проходило и дня без того, чтобы не пообщаться со своими офицерами. В этом новом уединении император продолжал придерживаться привычек, которые он приобрел на борту корабля; он обычно оставался в своей комнате до 4-х часов дня, затем одевался и в сопровождении графа де Лас-Каза отправлялся в сад, где ждал минуты, когда ему сообщат, что обед подан. Генерал Бингем, прибывший однажды утром, чтобы нанести визит императору, удивленно ахнул, когда увидел воочию, в какой тесноте проживает император, и предложил прислать ему палатку, которую можно было бы расположить перед флигелем на небольшом участке земли, выровненном для этой цели. Эта палатка стала столовой и кабинетом и оказалась очень полезной во время нашего пребывания в коттедже «Брайерс». Наконец-то после такого продолжительного плавания и всех тяжелых невзгод император наслаждался полнейшим уединением. Казалось, он не замечал лишений и занимал долгие часы скуки беседами с графом де Лас-Казом об итальянских кампаниях, воспоминания о которых начал ему диктовать.

В коттедже Балькумов проживали глава семьи, страдавший от подагры, г-жа Балькум, добрая, милая и ласковая, а также две юные девочки, из которых младшая, мисс Бетси, обещала стать хорошенькой девушкой. Обе они были милыми и добрыми; они немного говорили по-французски; поскольку граф де Лас-Каз говорил на идеальном английском, то с этой семьей установились теплые отношения. Император иногда заходил к ним в дом, и его забавляла наивность этих юных созданий. Император принимал участие в игре в вист, когда хозяева дома приглашали его к карточному столу. Он был тронут проявлением искреннего внимания к его особе со стороны членов этой семьи, готовых оказать ему любые услуги, и он бы чаще приходил к ним в гости, если бы не заметил, что чрезмерное любопытство некоторых людей в округе, желавших увидеть императора, приводило и их в этот гостеприимный дом. Я уже упоминал о том, что артиллерийский капитан г-н Грейтли, сержант и несколько солдат обосновались в коттедже «Брайерс» и вели за императором назойливое наблюдение. После того как по этому поводу адмиралу были высказаны соответствующие замечания, сержант и солдаты были отозваны из коттеджа, но капитан продолжал оставаться, переодевшись в гражданскую одежду. Наблюдение не стало менее активным, хотя более скрытым. В городе оно продолжалось с такой же тщательностью. Гофмаршал, генерал Гурго и граф де Монтолон не могли и шагу ступить без того, чтобы за ними не последовал офицер или сержант; то же самое повторялось, когда они приезжали в коттедж «Брайерс» навестить императора, и даже их супруги заметили это. Хотя все трое были размещены в городе гораздо лучше, чем император, который оставил им своего дворецкого, но они чувствовали себя в изоляции. По воскресеньям к императору к обеду приезжали их супруги, чтобы поведать о своем жалком положении, а сами мужья жаловались императору на то беспокойство, которое им доставляло педантичное наблюдение за ними. Император с большим сочувствием выслушивал их жалобы, убеждал их сохранять терпение и обещал, что совместная доброжелательная семейная жизнь компенсирует все те неприятности, с которыми им приходится сталкиваться, как только все они переедут на жительство в Лонгвуд.

Все завидовали положению графа де Лас-Каза, и не без основания; между императором и графом возникла близость, основанная на частых содержательных беседах и на взаимном уважении. Развитию этой близости содействовало также то обстоятельство, что они были примерно одного возраста. Те, чья преданность императору была доказана на полях сражений и чья любовь к нему была не меньшей, чем у графа, опасались, что могут лишиться части его привязанности к ним, которая стала их единственным утешением на этой жалкой скале. Здесь они не стремились ни к получению титулов, ни к достижению собственного величия, но к укреплению дружбы с императором, чью ценность они все ощущали на этой земле, предназначенной им для изгнания. Я, конечно, ни за что бы не поменял мой матрас с борта корабля — хотя мои бока остро чувствовали сквозь него твердый пол — на самую удобную постель в доме, принадлежащем г-ну Портезу.

Император знал, что лучший способ борьбы со скукой — это работа, поэтому он каждый день приглашал к себе одного из этих господ. Я уже говорил, что свои воспоминания об итальянских кампаниях император диктовал графу де Лас-Казу, воспоминания об Египте — гофмаршалу; мемуары о днях Консулата, острова Эльбы и о периоде «Ста Дней» диктовались генералу Гурго; в распоряжении графа де Монтолона находились времена Империи. И император не нашел ничего лучшего, как поручить копировать и приводить в порядок уже откорректированный продиктованный материал Сен-Дени и мне. Позднее, когда уже я писал под диктовку императора, эта работа была поручена одному Сен-Дени.

Император пытался писать сам, но его рука не поспевала за его мыслями, которые были столь внезапными, краткими, выразительными и полными блеска. Тогда он пытался прибегнуть к сокращениям, но в таком виде, что написанный им текст оказывался для всех — даже иногда для него самого — неразборчивым. Однажды, приведенный в замешательство несколькими словами, вставленными между двумя строчками, я пошел показать ему эти слова, чтобы он смог прочитать их мне; он сам оказался не в состоянии сделать это, сказав мне, чтобы я оставил написанное как оно есть, добавив, что позднее он постарается вспомнить то, что написал.

Во время нашего пребывания в коттедже «Брайерс» адмирал дал несколько балов и один большой званый обед. Он приезжал к императору просить оказать ему честь присутствовать на этих приемах. Адмирал был намерен, используя эти приемы, неофициально представить императору гражданских и военных должностных лиц острова. Подобные сборища не соответствовали желаниям императора, который вежливо благодарил адмирала за приглашения. Все эти небольшие приемы посещали, согласно пожеланиям императора, эти господа и их супруги и даже г-н де Лас-Каз. Аналогичное приглашение было передано императору позднее полковником Бингемом и майором Ферценом [252]от имени офицеров, которые давали бал. Император поблагодарил их, но отказался от приглашения, имея в виду послать на бал вместо себя графа де Лас-Каза; однако последний, нарушив правила, не подчинился, заявив, что он более одержим желанием иметь возможность доложить императору о том, как спорится работа в Лонгвуде, чем получать удовольствие от бала, который не предназначен для человека его возраста. Он поехал в Лонгвуд вместе со своим сыном и вернулся поздно вечером совершенно измученный. На следующий день он рассказывал о доме в Лонгвуде. «Сир! — воскликнул де Лас-Каз, — здесь мы живем без удобств. Там мы будем жить, как в тюрьме».