Брайан Джонс - Джордж Лукас. Путь Джедая

Джордж, конечно, мог соглашаться с тем, что Марша должна монтировать не только его фильмы – «очень сложно приходить домой и обзывать режиссера сукиным сыном, если ты за ним замужем», – сказал он как-то «Нью-Йорк таймс». Но нельзя сказать, что ему это нравилось [649] Klesmerud, “‘Graffiti’ Is the Story of His Life”. . Лукас часто бывал холоден или даже резок с Маршей, если они находились рядом, но ужасно скучал, когда она уезжала. В те три месяца, которые Марша провела в Аризоне, Лукас часто летал между Сан-Франциско и Тусоном, где проводил время во дворике, читая научно-фантастические и фэнтези-романы, набрасывая сценарий и – как он признался бы, если бы на него надавили – присматривая за Скорсезе. Ревность не в характере Лукаса, но он надеялся, что в его присутствии Скорсезе не станет распускать руки. Такой подход в целом сработал, хотя нельзя сказать, что Скорсезе не пытался приударить за Маршей. Он оценил ее талант и пригласил работать монтажером двух следующих фильмов, «Таксист» и «Нью-Йорк, Нью-Йорк». Из-за них Марша тоже отсутствовала недели или даже месяцы напролет.

Жарясь под солнцем Тусона, Лукас читал все подряд, впитывал темы, метафоры и инструменты повествования. Среди его книг был роман Эдгара Райса Берроуза «Принцесса Марса», в котором главный герой Джон Картер спасает пылкую принцессу из заглавия, и серия романов Э.Э. «Дока» Смита о Ленсменах про супермощных космических копов – вариация любимых комиксов Лукаса о Томми Туморроу. Лукас поглощал все написанное Гарри Гаррисоном – его роман 1966 года «Подвиньтесь! Подвиньтесь!» недавно был экранизирован под названием «Зеленый сойлент», – и Лукас особенно любил его буйные юмористические романы «Стальная крыса» и «Билл – герой Галактики» про разочарованного деревенского парня. Были и книги о мифологии и религии: Скорсезе вспоминал, как Лукас читал «Путеводитель по Библии» Айзека Азимова, а также труд сэра Джеймса Джорджа Фрэзера «Золотая ветвь: сравнительное исследование религии»; и комиксы, например, энергичных, живых и в какой-то степени психоделических «Новых богов» Джона Керби, в которых Орион, главный герой, был сыном злодея Дарксайда.

Лукас впитывал все, читал книги и комиксы, смотрел фильмы и забирал обрывки и куски, которые ему нравились, отсеивая все остальное. «Я исследовал детское кино, как оно работает, и то, как работают мифы, – сказал Лукас, – внимательно присматривался к элементам фильмов, снятых по сказкам, думал о том, почему они оказались такими удачными. Я понял, что события в мифах всегда происходят где-то за горами, в экзотической далекой земле. У греков Одиссей отправился в неизвестность. Для Америки такое место – Дикий Запад… А самая далекая земля «за горами» – космос» [650] Kline, GL Interviews, 80. .

Даже Вьетнам пробрался в его мысли, как отголосок оставленного «Апокалипсиса сегодня». «Я понял, что не смогу снять фильм о вьетнамской войне, – говорил Лукас, – но, по существу, мне придется работать с теми же интересными идеями, только я скрою их в космическом фэнтези, так что у меня получится огромная индустриальная империя, сражающаяся с горсткой повстанцев». Лукас сел за следующий вариант черновика, и планета Аквила стала «маленькой независимой страной, как Северный Вьетнам, которой угрожает сосед или восстание в провинции». Империя же «похожа на Америку через десять лет… это страна, в которой уровень преступности зашкаливает, и полицейское государство “тотального контроля” с радостью встречено людьми» [651] MOSW, 8; и см. страницу 17 с заметками Лукаса от руки. . Вот так Лукас хитро спрятал свои либеральные взгляды – вроде прямо на виду. «Большинство людей, – сказал позднее один его коллега, – вообще не поняли, что [“Звездные войны”] отчасти о ситуации во Вьетнаме» [652] Charles Lippincott, quoted in Jim Hoagland, “The Politics of Star Wars”, Washington Post, December 11, 1977. .

В мае 1974-го – почти восемь месяцев спустя после положенного срока – Лукас завершил грубый черновик «Звездных войн». Сто девяносто одна сцена и три тысячи слов, уйма политики и предысторий – но даже в этом раннем черновике некоторые детали сюжета кажутся знакомыми. Главный герой в этой версии – молодой человек по имени Энникин Старкиллер, который обучается на джедая-бенду у семидесятилетнего генерала Люка Скайуокера. Два дроида – главные объекты шуток; один короткий и приземистый, а второй – сияющий робот «в стиле “Метрополиса”»: отсылка к механической женщине из фильма в стиле ар-деко 1926 года режиссера Фрица Ланга. Тут же «громадный зеленокожий монстр без носа и с большими жабрами» по имени Хан Соло, дерзкая четырнадцатилетняя принцесса Лея, упоминание «лазерных мечей» и вуки, а также «высокого мрачного генерала» – относительно незначительного персонажа по имени Дарт Вейдер. В первый раз один из персонажей прощается словами «Да пребудет с тобой Сила Других». Лукас все еще держался за те части первого синопсиса, которые ему нравились: драка в баре, преследование через пояс астероидов, спасение из тюрьмы и заключительная церемония награждения. Но он мучился с некоторыми частями сценария: точно не понимал, что же ищет Империя, плюс слишком много персонажей, слишком много сцен, слишком много предысторий [653] Правописание согласуется с этими вариантами в первом грубом наброске Лукаса от мая 1974. См. MOSW, 19–22. . Но тем не менее черновик был окончен.

Сценарий – с игривой надписью «лично в руки!» на заглавном листе – отправился к Алану Лэдду в «Фокс». «Долгонько же пришлось ждать», – сказал Лэдд [654] MOSW, 24. . Но ему понравилось то, что он прочел – по крайней мере то, что он смог понять, – и, возможно, к замешательству некоторых руководителей «Фокс», попросил Лукаса начать работу над вторым черновиком. Лукас вернулся в свой кабинет, опять просиживал за столом по восемь часов в день, вновь и вновь крутил карандаш в руке, смотрел в окно, ждал вдохновения. Будучи сыном продавца канцелярских товаров, Лукас придирчиво относился к письменным принадлежностям; признавал только карандаши с твердостью HB и обычную тетрадную бумагу в голубовато-зеленую линейку. Писал от руки неровным почерком: слова становились тем крупнее, чем сильнее тупился карандаш. И он всегда носил с собой маленькую записную книжку, чтобы заносить туда имена и идеи сразу, как только они появлялись.

Вдохновение, как оказалось, способно прийти откуда угодно. Как-то раз Марша выезжала из дома с их псом, громадным аляскинским маламутом по имени Индиана, – он радостно сидел на пассажирском сиденье рядом с ней, задевая потолок головой. Лукас подумал, что пес величиной почти с человека выглядит как запасной водитель Марши – и эта картинка затем трансформировалась в Чубакку, второго пилота «Тысячелетнего сокола». Другой важный персонаж получил свое имя, когда они с Уолтером Мерчем монтировали «Американские граффити». Они создали свою систему, чтобы легче ориентироваться в стеллажах с катушками и километрах пленки, и присвоили каждой катушке, речевой фонограмме и кусочку звуковой дорожки свои отличительные номера. Однажды за работой поздним вечером Мерч попросил у Лукаса катушку (Reel) 2, фонограмму (Dialogue) 2, но сократил свою просьбу до «R2 D2». Лукасу понравилось, как это звучит – именно звучание имен всегда было ему важно, – и, передав Мерчу коробки с пленкой, быстро записал в своей книжке «R2-D2». «Я писал и произносил имена вслух, если меня не устраивало звучание, я менял их, – говорил он позднее. – Это, должно быть, зависело от того, привыкал я к имени или нет» [655] Laurent Bouzereau, Star Wars: The Annotated Screenplays (New York: Ballantine, 1997), 10. . Однако в то время казалось, что он не привык ни к одному из имен – в июле 1974 года, снова редактируя черновик, Лукас внезапно решил поменять почти все имена в сценарии. R2-D2 превратился просто в A-2. Джедаи-бенду стали Дай Нога. Энникин Старкиллер был переименован в Джастина Валора, Лея стала Зарой, вуки стали джавами.