Ефим Янкелевич - Дорога длиной в сто лет

Надя была замужем и у нее был сын Саша. Саша окончил Железнодорожный институт, но долго не мог устроиться на работу, так как у него были проблемы с психикой. Пытался и я его устроить в ТЭП, но безуспешно. В Харькове была такая организация Красный Крест. Эта организация защищала права больных. Заведующая этой организации объяснила мне, что по закону прием таких больных директорам не рекомендуется.

Со временем болезнь Саши прогрессировала и его поместили в психиатрическую больницу, где я его неоднократно навещал.

О Коле. Его в начале войны призвали в армию. После войны его судьба сестре Наде была неизвестна. Сама Надя начать его розыск не решалась, так как при вступлении в партию, она скрыла его существование. Поэтому она попросила меня попытаться выяснить его судьбу. Я написал запрос в Центральный Архив Советской Армии. Ответ долго не приходил. Однажды меня пригласил к себе военный комиссар (далее В.К.) нашего района. С ним у нас состоялся примерно такой разговор. В руках он держал какое-то письмо.

В.К.: Вы запрашивали о судьбе военнослужащего Баркалова.

Я: Да.

В.К.: Вот пришел ответ.

Я: Разрешите мне прочесть его.

В.К.: Нет. Я могу Вас только ознакомить с содержанием ответа. Но прежде всего, кем вы относитесь к Баркалову?

Я: Друг детства.

В.К.: Во время войны Баркалов дезертировал. Был приговорен судом к 10 годам лишения свободы. Дальнейшая его судьба неизвестна.

Вот и все, что известно о моем друге Кольке. Все это я рассказал Наде.

Для вас — читателя, не знакомого с советской действительностью. Жил молодой человек, друг мой Колька. Началась действительно справедливая война с немецкими фашистами. В армию были призваны миллионы молодых людей, даже еще не начавших жить, включая и Кольку. Не буду вдаваться в подробности того, почему тогда Советская Армия стремительно отступала. В немецкий плен попало более 3 (трех) миллионов солдат и командиров. Вина ли отдельного солдата, такого как Николай Баркалов, в таком бегстве всей армии? И вот, спустя сорок лет после окончания войны, представитель армии иносказательно сообщает мне, что судьба его не известна. Да и то, что родная сестра исчезнувшего в войне солдата боится узнать о его судьбе. Подумайте, что собой представляла Советская власть!

(Вот еще один эпизод, связанный с военкоматом. У меня был дядя Абрам — брат моей мамы Фани. Где-то в 70-х годах по указанию свыше, решили почтить людей-ветеранов Красной и Советской Армии. Для получения памятного подарка местному комитету предприятия необходимо было предоставить документ о пребывании в армии. А у дяди Абрама произошло ограбление и все его документы пропали.

По просьбе его мамы, моей бабушки Браны, я занялся добычей копии документа о пребывании Абрама в армии. Тогда мне казалось, что дело облегчалось тем, что Абрама призвали в армию в 1938 году, — я сам ходил провожать его в военкомат нашего района.

Прошла разрушительная война с немецкими фашистами и после освобождения Харькова районный военкомат остался на том же самом месте, где он был до войны — в Аптекарском переулке.

Узнав о моей просьбе дежурный направил меня к начальнику четвертой части военкомата. От ответа начальника четвертой части я просто опешил. Оказывается, военный комиссариат не ведет учета им же призванного рядового состава армии. Просто не ведет и все! А это же тысячи и тысячи людей!)

Я уверен, что Колька погиб. В войну из таких осужденных формировали штрафные роты. Солдаты штрафных рот почти все погибали, так как их посылали буквально на верную смерть.

Спустя некоторое время на работе от сердечного приступа умерла и Надя — Надежда Яковлевна. Сын ее остался доживать в психиатрической больнице.

Так печально окончилась история семьи Баркаловых.

Чтобы закончить повествование о судьбе моего первого настоящего друга детства, хочу рассказать еще об одной истории.

Роясь в семейном альбоме фотографий, я обнаружил две фотографии плохого качества. Фото было сделано в зимнюю пургу в нашем дворе. На одной фотографии запечатлен я на лыжах, а на второй Надя лет шести. Фотографии были сделаны Колькой тем самым деревянным фотоаппаратом. О любительских фотографиях в моем окружении тогда не было известно.

Если бы не эти два клочка бумаги, отпечатанные Колькой, можно сказать, между прочим, ради его интереса, во всем Мире ничего бы не осталось от этой семьи. Их как бы и не было.

Мораль. Дорогие! Оставляйте след на земле, хотя бы в виде бумажек.

Я на лыжах, 1936 г. Снимок сделан Колей Баркаловым в пургу деревянным фотоаппаратом изготовленным в 1910 г.

В нашем дворе было много взрослых, но оставили след в моей памяти лишь несколько человек.

Мама уже писала теплые слова о тете Нюсе, правильнее — Анне Никаноровне.

Что мне запомнилось об этой необычной, для нашего двора женщине? В мое время, тетя Нюся была статной, пожилой женщиной, старухой ее назвать было нельзя. Из всех жильцов двора она выделялась своей интеллигентностью и аристократизмом, так что даже я, маленький мальчик, понимал это. У нее было двое неженатых сыновей: Витя и Саша.

Мама, когда я был совсем маленький, иногда оставляла меня у нее. У тети Нюси обычно я сидел за обеденным столом и она со мной разговаривала. Ходить по комнате, обставленной незнакомой для меня мебелью, я не решался.

Как-то раз тетя Нюся показала мне висевшую на стене длинную прямую палку с перекладиной (это была рейсшина) и говорит: «Видишь, Фима, эту линейку. С ее помощью дядя Витя зарабатывает деньги. Учись! И ты тоже сможешь зарабатывать деньги не так тяжело, как твой папа и дядя Яша». Она словно была провидицей.

В крайней квартире нашего флигеля, слева от нас, жила семья женщины средних лет, которую звали Павловной. Мужа ее я не запомнил, но сына ее — Гаврика — запомнил. Семья была необычной для моего образа мышления тогда и поэтому она мне запомнилась. Павловна была боевой женщиной и вокруг нее вертелось много людей. У нее часто бывали гости. Но ее гости отличались от наших. Если мои родители к приходу гостей готовились — варили, пекли, убирали квартиру, то у Павловны все было наоборот. Гости приходили и брались за работу сами. Ходили по воду к колонке на Змиевской улице, пилили и кололи дрова, убирали квартиру. Часто они работали даже тогда, когда хозяйки не было дома. Я уже писал, что в один из таких дней гость Павловны перехватил грабителя нашей квартиры. Но потом, после трудов, хозяева вместе с гостями в беседке по-настоящему веселились и пели песни под гитару Гарика. Я им тогда очень завидовал.

У Павловны была дворовая волохатая собака рыжего цвета по кличке Пират. Я с Пиратом подружился. Рост у него был такой, что моя рука лежала горизонтально у на его спине. Часто Пират сопровождал меня до 12-й школы, и я был горд этим.