Элита русской разведки. Дела этих людей составили бы честь любой разведке мира

…Многие друзья, а также сестра и брат, не одобряли знакомств Николая с иностранцами: в ту пору такие контакты могли привести к серьезным неприятностям. Кузнецов только отшучивался.

Не мог же он признаться даже самым близким, что эти знакомства были ему не просто интересны, но и входили в круг его… служебных обязанностей. Да, дело обстояло именно так: с июня 1932 года Николай Кузнецов являлся специальным агентом ОГПУ СССР. Первым псевдонимом молодого чекиста был «Кулик», после переезда в Свердловск он стал «Ученым», а позднее «Колонистом».

Предложение работать в негласном штате ОГПУ-НКВД Николай принял в силу своего глубокого патриотизма, возможно, и юношеского романтизма.

Основной задачей Кузнецова в те далекие годы было содействие обеспечению безопасности оборонного комплекса региона. И все названные, и неназванные предприятия и организации, в которых он не столько работал, сколько числился по штатному расписанию, были прикрытием его главной контрразведывательной деятельности.

Числясь в негласном штате Свердловского управления ОГПУ-НКВД, «Колонист» в качестве маршрутного агента за четыре года объехал вдоль и поперек весь Урал. В одной из характеристик того периода отмечалось: «Находчив и сообразителен, обладает исключительной способностью завязывать необходимые знакомства и быстро ориентироваться в обстановке. Обладает хорошей памятью».

Так случилось, что в поездках на север Урала, Кузнецов познакомился с недавно приехавшим из Москвы новым наркомом НКВД Коми АССР Михаилом Журавлевым. Перед направлением в Сыктывкар Журавлева вызвали к большому начальству и поручили, в частности, навести порядок в заготовках леса на Северном Урале и прилегающих территориях. Журавлев, в прошлом ленинградский инженер и партработник, лесного дела, разумеется, не знал. Ему нужен был помощник, квалифицированный специалист в области лесного хозяйства. Так в поле его зрения и попал Николай Кузнецов.

Но как «Колонист» оказался в Москве?

Один из тогдашних руководителей контрразведки, покойный генерал-лейтенант Леонид Райхман рассказывал мне:

«Одно время, будучи начальником отделения в отделе контрразведки ГУГБ НКВД СССР, я одновременно преподавал некоторые спецдисциплины на курсах в Большом Кисельном переулке, где готовили руководящие кадры для нашего ведомства. С одним из слушателей, Михаилом Журавлевым мы подружились. В войну он, уже в генеральских чинах, был начальником Московского управления НКВД. А тогда по окончании курсов сразу получил высокое назначение — наркомом НКВД в Коми АССР. Оттуда он мне часто звонил, советовался по разным вопросам.

Как-то, кажется, в середине 1939 года он мне позвонил и после обычных приветствий сказал: «Тут у меня на примете есть один молодой человек, наш негласный сотрудник. Очень одаренная личность. Я убежден, что его надо использовать в центре, у нас ему просто нечего делать». После чего коротко рассказал о Кузнецове.

Предложение меня заинтересовало. Я понимал, что без серьезных оснований Журавлев никого рекомендовать не станет. А у нас в последние годы погибло множество опытных, не липовых, а настоящих контрразведчиков и разведчиков. Некоторые линии и объекты были попросту оголены. «Присылайте, — сказал я Михаилу Ивановичу, — пусть позвонит мне домой».

Через несколько дней в моей квартире на улице Горького раздался телефонный звонок. Кузнецов. Надо же так случиться, что в это время у меня в гостях был товарищ и коллега, только что вернувшийся из Германии, где работал с нелегальных позиций. Я выразительно посмотрел на него, а в трубку сказал:

— Товарищ Кузнецов, сейчас с вами будут говорить по-немецки.

Мой друг поговорил с ним несколько минут, потом вернул мне трубку и, прикрыв микрофон ладонью, сказал удивленно: «Говорит, как истинный берлинец».

Я назначил Кузнецову свидание на завтра, и он пришел ко мне домой. Я взглянул на него и ахнул: «Ариец! Чистокровный ариец». Росту выше среднего, стройный, худощавый, но крепкий, блондин, нос прямой, глаза серо-голубые. Настоящий немец, но без этаких примет аристократического вырождения. И прекрасная выправка: словно у кадрового военного — и это уральский лесовик!

Надо сказать, что мы в контрразведке никогда не питали ни малейших иллюзий относительно нацистской Германии, ни до пакта, ни после него. Мы всегда знали, что Гитлер враг смертельный, войны с ним не избежать. На работе контрразведки заключение пакта сказалось лишь в том отношении, что ее по немецкой линии прибавилось, настолько активизировалась разведка Германии в Советском Союзе.

Нам остро нужны были люди, способные активно противостоять немецкой агентуре в нашей стране, прежде всего в Москве. И Кузнецов оказался разведчиком прирожденным, как говорится, от Бога.

Идеальным вариантом, конечно, было бы направление его на учебу в нашу школу, по окончании которой он был бы аттестован по меньшей мере сержантом госбезопасности (так называлось в НКВД звание, соответствующее званию лейтенанта в Красной Армии, те же два «кубаря» в каждой петлице), зачислен в штат какого-либо подразделения. Но мешали два обстоятельства. Во-первых, учеба заняла бы довольно продолжительное время, а нам нужен был человек, который бы приступил к работе немедленно. Да и зачислению в школу предшествовала долгая процедура проверки кандидата кадровиками, особенно с точки зрения анкетной чистоты. А у Кузнецова — сомнительное социальное происхождение, исключение из комсомола, да еще и судимость. С такой анкетой его не то что не зачислили, а глядишь, потребовали бы еще раз арестовать. В конце концов мы оформили Кузнецова как особо засекреченного спецагента с окладом содержания по ставке кадрового оперуполномоченного центрального аппарата. Случай почти уникальный в нашей практике.

Что же касается профессиональной учебы, то он же к нам не с Луны свалился, за плечами было шесть лет оперативной работы, а своим главным оружием — немецким языком владел великолепно. К тому же был талантлив, все новое схватывал на лету, в профессиональном отношении быстро рос. Уже в Москве хорошо и самостоятельно овладел фотоделом, научился водить автомобиль. Сам прекрасно переснимал попадавшие ему в руки немецкие материалы и документы.

Знали о Кузнецове в контрразведке всего несколько человек ответственных сотрудников в звании не ниже капитана госбезопасности (соответствовало званию полковник в Красной Армии).

Обустроить Кузнецова в Москве было непросто. С жильем в столице всегда было трудно, а Кузнецову, с учетом предстоящей ему работы, требовалось только отдельная квартира. В конце концов ГУГБ было вынуждено ради «Колониста» пожертвовать одной из своих КК — конспиративных квартир. Так Кузнецов поселился в доме № 20 по улице К. Маркса (Старой Басманной) неподалеку от Разгуляя и Сада имени Баумана.