Клод-Франсуа де Меневаль - Наполеон. Годы величия

Распоряжения об отъезде в Трианон были даны заранее. Когда было объявлено, что кареты готовы к отъезду, Наполеон взял шляпу и сказал: «Меневаль, пойдешь со мной!»

Я последовал за ним по маленькой винтовой лестнице, которая вела наверх — из его кабинета в апартаменты императрицы. Жозефина была одна и казалась погруженной в самые болезненные раздумья. Шум от нашего появления в комнате вывел ее из состояния оцепенения, она вскочила с кресла и бросилась на шею императора, всхлипывая и не сдерживая слез. Он прижал ее к груди, целуя вновь и вновь, но в результате переизбытка эмоций она упала в обморок. Я позвонил в колокольчик, вызывая помощь.

Император, желая избежать лицезрения горя, которое он не мог смягчить, передал императрицу в мои руки, как только увидел, что она приходит в сознание, и приказал мне не покидать ее, а сам быстро удалился через гостиную первого этажа, у дверей которого его поджидала карета.

В смятении чувств Жозефина схватила меня за руки и самым серьезным образом умоляла просить императора, чтобы он не забыл ее. Она заставила меня дать обещание посылать ей новости о нем по прибытии в Трианон и проследить, чтобы он писал ей. Казалось, ей было трудно разрешить мне уехать, словно мой отъезд разрывал последние узы, связывающие ее с Наполеоном.

Когда Жозефина покидала Тюильри, чтобы отправиться в Мальмезон, все придворные и слуги дворца, свободные от своих обязанностей, собрались в вестибюле, чтобы еще раз увидеть развенчанную императрицу, с которой все равно оставались их сердца.

Жозефина появилась под вуалью, полностью скрывавшей ее лицо, одной рукой опираясь на плечо сопровождавшей ее; придворной дамы, а другой придерживая платок у глаз. Все смотрели на нее, не смея вымолвить ни одного слова. Когда эта обожаемая всеми женщина прошла короткое расстояние, отделявшее ее от кареты, и села в нее, даже не бросив ни одного взгляда в сторону дворца, который она покидала навсегда, у всех провожавших ее возникло чувство невыразимой жалости. Шторы на окнах кареты были немедленно опущены, и лошади понеслись во весь опор.

По прибытии в Трианон я проинформировал императора о том, что произошло после его отъезда из Тюильри, и передал порученные мне для него сообщения. Наполеон, который все еще был под впечатлением от случившегося, пространно говорил о лучших качествах Жозефины и об ее искренней любви к нему. Он считал ее преданным другом и всегда хранил самые нежные воспоминания о ней. В тот же вечер он написал ей письмо, чтобы утешить в ее одиночестве.

Именно в Трианоне начались официальные переговоры о браке Наполеона, к которым, конечно, не приступали, пока не было уверенности в том, что предложение Наполеона будет принято.

Предметами выбора императора тогда оставались русская принцесса и эрцгерцогиня Австрии. Последняя в тайных замыслах Наполеона держалась в резерве.

Вызванный в Париж в связи с общественными делами, Наполеон был поражен атмосферой одиночества, царившей во дворце, в котором более не было Жозефины. Он ощущал потребность в семейной жизни, к которой привык, и этот пробел не всегда заполнялся правительственными заботами, которые постоянно умножались благодаря его возраставшей активной деятельности и дару предвидения, державшего все под контролем. Тем временем ответ из Санкт-Петербурга задерживался, и Наполеон стал подозревать, что эта задержка прикрывает скрытый отказ.

Для того чтобы избежать упреков в легкомыслии и непостоянстве, а также чтобы самому убедиться, как в действительности обстоят дела, Наполеон обратился с письмом непосредственно к русскому монарху.

Наконец от Александра был получен ответ. В нем содержались сплошь льстивые и торжественные заверения. Однако решение проблемы абсолютно не сдвинулось с места, застыв на уровне первого пробного шара. Наполеон, посчитавший, что его собственное достоинство и достоинство нации будет скомпрометировано дальнейшим ожиданием, взял на себя инициативу отказа от предполагаемого брака.

Австрийский посол в Париже соблаговолил известить императорский двор Австрии о положении дел. С этого момента Наполеон сделал выбор в пользу эрцгерцогини.

Принцесса, которую он выбрал, была старшей дочерью императора Франца, до 1805 года являвшегося Францем II, императором Германии. После образования Рейнской Конфедерации, которая изменила организацию немецких государств, этот принц взял титул Франца I, императора Австрии, и с тех пор сохранял его.

История жизни Марии Луизы является зеркальным отражением истории жизни всех австрийских эрцгерцогинь, почти неизбежно получавших одинаковое образование.

Эти принцессы живут в абсолютном уединении, в окружении лишь гувернанток и слуг, к которым они, как правило, относятся как к домочадцам, разрешая им даже участвовать в своих играх. Их образование осуществляется профессорами под руководством воспитательниц, которые присутствуют на всех уроках. Главной учительницей эрцгерцогини Марии Луизы была графиня Коллоредо, а ее воспитательницей — графиня Лазански, достойная женщина, которая души не чаяла в своей ученице, а та, в свою очередь, была к ней чрезвычайно привязана. Обучение Марии Луизы было и в самом деле весьма тщательным. Она владела несколькими языками, даже латынью. Уже в раннем возрасте достигла больших успехов в музыке и рисовании. Она рисовала масляными красками и, приехав в Париж, брала уроки у Прюдона, одного из лучших наших художников; но была вынуждена отказаться от живописи, поскольку запах масляных красок стал дурно на нее действовать.

До самой последней минуты принимались все меры предосторожности, чтобы оградить юных эрцгерцогинь от любых впечатлений, которые могли бы плохо повлиять на их целомудрие. Безусловно, цель, достойная всяческих похвал, но средства, применявшиеся для ее достижения, выбирались не всегда благоразумно. Дух фанатизма и преувеличенных угрызений совести наносил скорее вред, чем пользу. Чтобы помешать принцессам читать книги, содержащие нецеломудренные пассажи, им выдавались искалеченные книги, в которых страницы, фразы и даже отдельные слова беспощадно вырезались ножницами. Такая неуклюжая цензура не могла не достичь прямо противоположного результата. Эти страницы, которых никто бы и не заметил, если бы им позволили остаться в книгах, давали юным умам пищу для самых разнообразных толкований, возбуждая до крайности их любопытство. Случалось и так, что царственные ученицы, кроме безразличия, ничего не испытывали к этим книгам, которые после в их глазах приобретали вид бездушных предметов, не представлявших какого-либо интереса. Мария Луиза, уже став императрицей, бывало, признавалась, что отсутствие страниц в ее книгах разжигало в ней колоссальное любопытство. Как она рассказывала, первым делом, которым она занялась, когда получила свободу читать все, что хотела, был просмотр всех страниц, вырезанных из ее школьных книг, чтобы выяснить, что именно хотели скрыть от нее родители.