Клод-Франсуа де Меневаль - Наполеон. Годы величия

Его отношение к ней в целом выражало любовь, основанную на полном доверии. В то же самое время, желая сохранить в первозданной чистоте ее целомудрие, которое так очаровывало его, и отвести от нее подозрения, которые обычно допускает французское легкомыслие, Наполеон установил для обслуживающего императрицу персонала порядок, при котором она настолько была ограждена от всего, что можно было подумать, что он очень ревнив. Скромность Марии Луизы, ее привязанность к семейной жизни, ее недоверие к самой себе и предвзятое мнение, с которым она относилась к большинству лиц императорского двора и к духу насмешливости, столь характерному для французов, удерживали императрицу от связей, которые могли бы не понравиться императору.

Когда, благодаря Наполеону, она стала наездницей, уроки иногда продолжались на дороге частного парка Сен-Клу, ведущей от той стороны дворца, где находилась семейная гостиная, названная так потому, что была украшена портретами всех членов императорской семьи. Наполеон, когда у него выдавалось несколько свободных минут после второго завтрака, посылал за своей лошадью, садился на нее верхом, надев шелковые чулки и туфли с пряжками, и ехал рядом с императрицей. Он обычно заставлял лошадь императрицы скакать галопом, смеясь от всего сердца, когда она кричала от страха, боясь свалиться. На самом деле такой опасности не было, так как вдоль всей дороги стояли конюхи, которые в любую минуту могли остановить лошадь и помешать падению.

Тем временем король Рима рос, обретая все большую силу и красоту под бдительным оком госпожи де Монтескье, любившей его как собственного сына и заботившейся о нем сверх всякой меры. Каждое утро его приносили к матери, которая держала его при себе, пока одевалась. В дневное время, в перерывах между уроками музыки и рисования, Мария Луиза обычно отправлялась в комнату юного короля и, присаживаясь около него, занималась каким-нибудь рукоделием.

Часто вместе с нянькой, которая следовала за ней с ребенком, она приходила с сыном к отцу, занятому работой. Когда сообщали о прибытии сына, Наполеон обычно вставал с кресла и шел к дверям, чтобы встретить его. В это время никому не разрешалось входить в его кабинет; нянька была вынуждена оставаться снаружи, а Марию Луизу он просил, чтобы она сама принесла ребенка в кабинет. Мария Луиза настолько не доверяла самой себе, что боялась взять ребенка из рук няньки.

Наполеон обычно спешил встретить ее и забирал ребенка в свои руки, унося его в кабинет и осыпая поцелуями. Этот кабинет, который был местом рождения столь многих искусных планов и маневров, предназначенных для того, чтобы отразить атаки наших внешних врагов, и стольких многих грандиозных планов правительства, очень часто был молчаливым свидетелем отцовской нежности Наполеона. Я часто наблюдал за императором, когда он был рядом с сыном. Он усаживал сына на колени, а сам садился на свою любимую кушетку около камина, полку которого украшали два замечательных бронзовых бюста Сципиона и Ганнибала, чтобы читать какой-нибудь важный доклад. Или, прижимая сына к груди, подходил к письменному столу, чтобы подписать депешу, каждое слово которой должно было быть взвешенным. Наделенный чудесным даром концентрации, Наполеон был способен в одно и то же время и заниматься серьезными делами, и предаваться детским забавам. Иногда, отложив в сторону срочные дела, он ложился на пол около своего обожаемого сына и играл с ним, словно сам был ребенком.

Наполеон распорядился, чтобы ему изготовили маленькие фигурки для наглядного проигрывания в кабинете военных маневров. Это были фигурки из красного дерева, различных цветов и разной длины. Эти фигурки, на верхушках которых были вырезаны узоры, изображали батальоны, полки и дивизии. Когда император хотел проверить новые войсковые комбинации или новые военные передислокации, он пользовался этими деревянными фигурками, которые расставлял на ковре, разложенном на полу, чтобы получить большее поле для маневрирования. Иногда сын приводил его в изумление, когда с серьезным видом рассматривал позиции, занятые этими фигурками, словно готовился к проведению одного из хитроумных маневров, который обеспечит ему победу в будущем сражении.

Ребенок, лежавший на полу рядом с отцом и с интересом смотревший на цветные фигурки, напоминавшие ему его игрушки, в какое-то мгновение дотрагивался до них ручкой и приводил в полный беспорядок в тот самый решающий момент сражения, когда противник вот-вот должен быть разбит. Но настолько сильным у Наполеона было присутствие духа и так сильна была его любовь к сыну, что он не позволял себе терять душевного равновесия при виде всего того беспорядка, который устраивал сын, разрушая на полу его стратегические комбинации, и довольствовался тем, что, не проявляя нетерпения, расставлял фигурки вновь в установленном им порядке.

Император привык в одиночестве усаживаться за стол во время второго завтрака. Но госпожа де Монтескье обычно в это время приносила короля Рима к отцу. Наполеон брал его на колени, ласкал и забавлялся тем, что прикладывал свой бокал к губам ребенка и, смеясь от всего сердца, журил сына за то, что тот гримасничает, когда жгучая капля вина попадает ему на язык. Однажды, когда ребенок уже раскрыл рот, чтобы получить кусочек какого-то кушанья, предложенного ему отцом, Наполеон отвел руку и повторил эту маленькую шутку во второй раз. Однако в третий раз юный принц отвернулся, упрямо отказываясь от лакомого кусочка. Когда император выразил удивление по поводу поведения сына, госпожа де Монтескье объяснила, что ребенку не нравятся люди, которые пытаются обмануть его, и добавила: «Он гордый и чуткий ребенок!»

«Он гордый и чуткий? — повторил император. — Это замечательно. Именно потому, что он такой, я люблю его!» Наполеон, обрадованный, что его сын обладает такими двумя качествами, нежно обнял его. В такие непродолжительные моменты император забывал и о своих заботах, и об общественных делах.

Наполеон, бывший лучшим среди отцов, иначе чем хорошим сыном и не мог быть, проявляя к матери неизменную уважительную любовь.

В присутствии других лиц его нежное отношение к матери совмещалось с чувством уважения и серьезностью внимания к ней. Он представил доказательство этого, доказательство, которое эта почтенная женщина ценила превыше всего, когда он назначил ее генеральной патронессой благотворительных организаций. Мать Наполеона была римско-католической матроной, как в облике, так и в степенном ее характере. Преуспевание не вскружило ей голову, так же, как и несчастье не сломило ее. Над ее бережливостью подшучивали, но ее дети знали, что она всегда готова помочь им из личных средств.