Федор Толстой - Записки графа Федора Петровича Толстого

Костюм придворных чинов камергеров, надо думать, такой же, потому что мы [ни] тут, ни во дворце не видали других костюмов. Придворная ливрея точно такого же покроя, только спереди и сзади с белыми вышитыми королевскими гербами. Во дворце я видел несколько человек с такими гербами, вышитыми серебром.

Вскоре после того, когда мы вошли в залу, музыка заиграла контраданс [290]и кавалеры пустились ангажировать [291]. Я танцевал с очень хорошенькой молоденькой фрельной королевы, фамилию которой мне назвали, но я тогда забыл ее написать в моем журнале. Бал был довольно великолепный. Беспрестанно обносили оршад [292], разных сортов лимонады и другие напитки, также подавали фрукты и конфекты. Из нас танцевало только пятеро, которые уже были знакомы с большими балами и с их условиями, и могли разговаривать с придворными дамами, зная по-французски, а другие гардемарины были только зрителями. Этот бал был очень оживлен, и я танцевал очень много и по большей части с той хорошенькой фрельной, которой меня рекомендовали, когда мы пришли в залу и с которой я танцевал первую кадриль. Она несколько раз приходила ко мне меня ангажировать. Мне было на этом бале чрезвычайно весело. В 10 часов ударили барабаны сбор, и танцы прекратились. Их кадеты построились во фрунт, заиграли марш и их повели в столовую залу, а мы пошли за ними. За столом нас посадили через человека — русского гардемарина со шведским кадетом. Ужин состоял из пяти блюд, хорошо приготовленных. Когда мы отужинали, на котором одно было уже совсем не по нашему вкусу, — это то, что хлеба было положено каждому по одному очень тоненькому ломтю белого хлеба и далеко не так хорошего, как у нас в Петербурге, и несколько очень тонких, крепко засушенных небольших круглых ситных лепешечек, которые называются кнакебрет [293]а мы привыкли к хорошему и мягкому хлебу, которого едим много и за обедом, и за ужином. Подали нам вина, предложили выпить за нашего императора и здешнего короля. После нашего ужина все дамы и кавалеры, бывшие на бале, и наши офицеры пошли ужинать к директору корпуса, а мы пошли на улицу и там сидели до тех пор, как пришли наши офицеры, с которыми мы возвратились на свой фрегат.

16 числа в 8 часов утра поехали мы в Рыцарский дом, как нам его называли, в котором хранятся [вещи] до эпохи рыцарских времен. В первой комнате стояло 12 конных статуй, одетых с головы до ног в латы разных форм, металлов и цвету — железных, стальных, синих, вороненых и черных; разных форм и разных эпох рыцарских веков, с полными оружиями, употребляемыми рыцарями в сражениях в те эпохи, от которых идут латы каждой статуи. Некоторые из них украшены по краям узкою позолотою, другие — насечкою и чеканною работою. Все ремешки, пряжки, застежки, сохранившиеся на латах тех времен, к которым латы принадлежат, или у которых они были временем истреблены, сделаны со всею точностию археологического знания, как и седла, чепраки [294], муштуки [295]и все принадлежности верховой рыцарской сбруи, принадлежащие той эпохе, к которой принадлежат сидящие на них статуи, совершенно верно. На иных лошадях, которые у всех рыцарей были всегда большие и сильные, были тоже железные латы — у иных только спереди головы, на щеках и ушах, а у двух или трех — на шее и груди. А на одной лошади были полные латы, покрывающие всю голову, шею, грудь, спину и бока так, что только одни ноги вниз колен не были защищены латами. Мне очень хотелось знать, какого времени каждая из этих статуй, какой нации или рыцарского ордена, и [я] спрашивал показывавшего нам рыцарский дом, но, к моему удивлению, он мне не мог сказать; вероятно, это был какой-нибудь из служителей. В этой же зале стоят разные рыцарские знамена. Тут же под стеклянным чехлом находится в натуральную величину в сидячем положении статуя Густава Адольфа III [296]в вседневном его платье, голова и руки из воску. В небольшом шкапу показывают платье, в котором этот король был убит на придворном маскараде. В этой зале хранится сделанная с пружинами из железа рука, которая какому-то из здешних генералов служила 30 лет. Показывают еще, вероятно железный, шлем, имеющий форму совершенно обыкновенной круглой шляпы, с круглой невысокой тульею, как теперь встречаются на здешних мужиках, которую будто бы носил король Густав, кажется I-й [297], которая так тяжела, что [я] с большим трудом ее поднял. В следующей комнате расставлены разные знамена и штандарты [298], взятые шведами в сражениях с разными державами в разные времена. Между ними я видел и наши. За этою комнатою стоят завоеванные разные флаги, где также есть и наши, приобретенные ими в последнюю с нами войну. Туг же стоит и ялик [299]работы Петра I-го в бытность его в Голландии, а как он им достался, они сами не знают. Наверное, [полагаю], что взято было ими то судно, на котором его везли в Петербург.

В следующих комнатах расставлено [много] седел, чепраков и других конских уборов, очень богатых, и других вещей, подаренных разным шведским королям разными монархами, между которыми отличается богатством седло с чепраком, вышитым так обильно и великолепно золотом, что почти совсем не видать бархату, по которому оно шито, а уздечка и мунштук усыпаны очень крупным жемчугом. Это седло, чепрак и мунштук с уздечкой присланы Петром Великим в подарок Карлу 12-му [300] . В следующей комнате стоит статуя знаменитого графа Польрншейна, точно в том виде, как он был на похоронах Карла Х-го [301]. Лошадь покрыта большою широкою попоною черного бархата, чуть ли не до земли, на котором довольно часто вышита золотом шведская корона. Он сидит на ней в полном рыцарском вооружении с головы до ног, в ярко вызолоченных латах, держа в правой руке огромное траурное знамя тоже черного бархата с обеих сторон и вышитое тоже с обеих сторон золотыми коронами, как и попона. Знамя это так тяжело, что два человека, очень сильных, никак не в состоянии его приподнять, а этот граф во всю церемонию погребения вез его в одной руке. В этой же комнате находится подарок императрицы Марии-Терезы [302], сделанный ею королю Густаву III-му. Это — сани, украшенные очень хорошей резной работой; как сами сани, так и полозья, все они вызолочены, внутри же обиты голубым бархатом. В одной комнате показывали нам платья, в которых Карл X и Карл XII были убиты. Последний убит в шанцах [303]при осаде какой-то крепости, когда он смотрел в амбразуру на действие осады, собственным его адъютантом-французом, который, находясь сзади его, выстрелил из пистолета в затылок. Пуля прошла от затылка по правому виску и вышла над глазом. Тут же показывали кинжал, которым [кто]-то из королей — Густав-Адольф III или Карл X — был убит. Он сделан так, что пораженный им непременно умрет, вонзив его в грудь или спину и не попав в сердце. Стоит только подавить в головке рукоятки возвышающуюся небольшую пуговку, как у лезвия кинжала, у самой рукоятки, отделяются в обе стороны две боковые острые части лезвия, образуя с лезвием самого кинжала у рукоятки углы более 45 градусов. Когда этот кинжал вонзится внутрь тела и пружина будет подавлена, то отскочившие в стороны части лезвия, которые были почти равны самому лезвию, такую же внутри тела производили огромную рану. Этот кинжал нельзя было просто вытащить из тела. Этот кинжал выдуман, чтобы убить Густава III-го. Показывают и нож, напитанный ядом. Показывали большое собрание старинных, очень странных огнестрельных оружий, весьма странных и по теперешнему очень неудобных, а также множество обыкновенных оружий.