Вениамин Додин - Поминальник усопших

…Первым прибывших встретил пилот самолёта Анатолий Дмитриевич Алексеев, занятый талями с ростров (которыми опускается на воду или поднимается на палубу самолёт)… Они, — родители мои тоже, к их стыду, — не знали, что перед ними Сама…Её Величество Легенда Арктики!… В 1928 году в немыслимых — без края и конца — ледяных просторах Севера отыскал Алексеев оставшихся в живых участников злосчастной итальянской экспедиции полярного исследователя Умберто Нобиле. И, после гибели дирижабля «Италия», рискуя жизнью вывез на материк генерала и членов его экипажа! По настоянию спасённого им воздухоплавателя, — с 1932 года консультирующего в Москве «Дирижаблестрой», издавна дружащего с самим Магистром Ордена Иоанитов–госпитальеров, — лётчику Анатолию Дмитриевичу предстоит сопровождение Экспедиции на «PASTEUR».

Надо сказать, что внезапная встреча в час расставания с советским военным пилотом не могла не обеспокоить Ивана Ивановича. Почувствовал ли это сам Анатолий Дмитриевич, или так задумано было, но…из наружного кармашка комбинезона он извлёк бумажник. Раскрыл его. И Тойво увидел под целлофаном маленькую фотографию, на которой рядом с Анатолием Дмитровичем Алексеевым изображен был…Александр Иванович Замятин!…Комкор (корпусный генерал, по современному) — медик. «Манчжурец». Активный участник маминого «Спасения». Даже друг молодости кузена её Юрия Яановича Розенфельда. И потому близкий знакомец Бабушки Анны Розы. С мамой Замятин работал на Мировой и Гражданской войнах. Инспектировал её госпитали от Военно–санитарного управления, а позднее — от Совета врачебных коллегий…(Он часто бывал у нас дома — ребёнком, я запомнил его. После «вивария» Латышского детдома — со второй половины 30–х гг. и до моего ареста, пренебрегая положением моим, — дружил со мною: часто заходил к Бабушке и ко мне, принимал нас у себя в семье, трогательно ухаживал за начавшей слепнуть Екатериной Васильевной Гельцер, опекал мою старушку. И, как оказалось, посвящён был в святое святых семьи — в тайну взаимоотношений тётки с Маннергеймом).

При встрече лётчика Алексеева с родителями моими и демонстрации им фотографии получилось нечто похожее на предъявление им пароля:

«Пароль?» — спросил в шутку отец.

— Пароль! — Всерьёз ответил пилот Алексеев. — И пожалуйста будьте спокойны: я Сергею Сергеевичу (Каменеву) друг…

…В своё время их судно войдёт в пролив Дмитрия Лаптева и Алексеев облетит с мамой, отцом и Тойво Новосибирский Архипелаг — от мыса Святой Нос, через Ляховские острова, остров Котельный и Землю Бунге с островом Вилькицкого. Угрюмое и мрачное преддверье светлой сказочной, — и из покон веков недосягаемой, — мечты поколений скандинавских и русских поморов — Гиперборею с Fata morgana Земли Санникова где–то на Севере… Сядет на проталину ледника у самой легендарной «Поварни Толля» на Земле Бунге. И вчетвером они проведут сутки в гостях у Светлых Душ одного из покойных хозяев её — Толля Эдуарда Васильевича, руководителя экспедиции Российской Академии наук 1900 года на яхте «Заря». И товарищей его, пропавших где–то там два года спустя…Помолчат у святого пристанища при зажженных факелах. Вспомнят и подумают о времени, когда страдал там, — и куда рвался, и куда не раз возвращался искать пропавших, — друг детства мамы и товарищ молодости её моряк Александр Васильевич Колчак. Тогда, на Бунге, только ещё флотский офицер, но успешный учёный–гидрограф и уже сложившийся полярный исследователь; потом пациент мамы и герой Порт—Артура — начальник артиллерии «22–го форта» крепости. Потом вновь исследователь. Потом Адмирал. Командующий Балтийским флотом. Флотом Черноморским. Наконец, Верховный Правитель Российского Государства… Преданный чехами и убитый в 1920 году под Иркутском ещё не чуявших собственного конца, позднее тоже расстрелянными, чекистами…

Вспомнят, залетевшие, ещё одного моряка — участника той же злосчастной экспедиции — капитана 2–го ранга Николая Николаевича Коломейцева. До Русско- японской войны капитана легендарного ледокола «Ермак». А при Цусиме героического командира героической команды славного миноносца «Буйный»…

Вспомнят и организатора гидрографической экспедиции к Северному полюсу Георгия Яковлевича Седова на судне «Св. Фока», с которого в 1912 году попытался он на собачьих потягах выйти на вершину планеты и… умер близ о. Рудольфа…

Ещё вспомнят они двух славных россиян — Бориса Андреевича Вилькицкого–первооткрывателя, фамилией его Академией Наук России названны острова, над которым только–только совершил почётный круг их красавец–моноплан. Тоже Полярного исследователя — начальника Гидрографической экспедиции в Северной Ледовитый океан на судах «Таймыр» и «Вайгач» в 1913–1915 гг.; с 1920 года — эмигранта… (Тогда, в 1932–м, дальнейшая его судьба была им не известна. О ней, кратко: он много работал, жил достойно, и в 1961 году умер…).

И Вилькицкого Андрея Ипполитовича, отца Бориса Андреевича, полярного гидрографа–геодезиста, руководителя гидрографическими исследованиями Ледовитого океана и шельфов его от Печорского до Енисейского устий. Писателя, художника–графика. В 1903–1913 гг., — генерал–лейтенантом, — возглавлявшего Главное гидрографическое управление. И в этом своём естестве начальника, научного руководителя и кумира самих Бунге, Толля, Вилькицкого–младшего, Колчака… Имя им Легион… Но какой Легион!

Господи! Какая же мощная плеяда больших русских учёных возникает, вдруг, — будто на проявляемой фотографической пластинке, — лишь только из одной маленькой частицы маминых воспоминаний! Что ни имя — личность! Что ни эпизод — подвиг! Что ни название — история державы!…Даже в «мирное» время глумясь над нею безумными «экспериментами», рушим и теряем главное и невосполнимое — величайший Дар Божий и бесценный плод цивилизации, — Пытливый и Благотворный Мозг Нации…

На колченогом, временем истёртом столике расставят они по крахмальной салфетке захваченные с собою, и из казённых фляг наполнят до краёв стопки. Хлебом их покроют. Осияют светом поминальных свечей. Вдосталь поплачут над ними никого не стесняясь… Стесняться–то нечего. И некого! Вокруг — на полмира — пустота кромешной темени начинающейся полярной ночи! И при НА ВОЛЮ отворённой, до пепла иссыхающей от времени дверце (в пепел иссыхающей «Поварни» — в Арктике ничто не истлевает, даже покойники в ледяных могилах) помянут светлую память былых её насельников…Теперь уже, — верно, — на веки вечные Бессмертных…

А перед возвращением к судну, ружейным и пистолетными салютами и новой стопкой, отметят ещё одно случившееся здесь же двумя десятками лет прежде событие — Хождение в этих местах легендарного норвежца Фритьофа Нансена на «Фраме». Да не только здесь и не только на тоже легендарном его судне, но пешим ходом на лыжах…(Представить только — где и расстояния какие!?). И в честь и в светлую память о том, пролетят на самолёте своём часть исторического маршрута героя Арктики! Не «просто» героя для них. Но, — двумя годами прежде, — ушедшего в мир иной спасителя истязаемых в лагерях военнопленных граждан Европы — жертв Мировой войны, затеянной авантюристами и денежными мешками. Спасителя голодной смертью умиравших россиян, загоняемых насильно в ловушку «свободы, равенства и братства». Фокус, тысячелетиями назад отработанный теми же мешками — ненавистниками всяческих братств, равенств и свобод…