Вениамин Додин - Повесть о разделённой любви

…Разговора «о том же» не получилось. Дед просителю сказал: «Господин Гиммлер, — вы добрый товарищ моего сына. Он уважает вас. Мне известны Ваши проблемы. Потому обязан говорить правду… Ставить вас в неловкое положение не хочу»… Ясней ясного… С тем гость и отлетел. И 7 августа был уже у Гитлера.

А 8-го произошло вот что: разъярённый докладом Гиммлера (по возвращении того из Финляндии, где рейхсфюреру, — как мы уже знаем, — вежливо указано было место) Гитлер — не остыв — приказал подключить себя к оказавшемуся под рукою «громкому» телефону (для селекторных совещаний с командующими фронтами). И велел, немедля, соединить его с кабинетом деда в Миккели. В состоявшемся тотчас личном разговоре он сказал, что «по дружески» требует(!?) «разрешить, наконец, вопрос с евреями!»… Открытым текстом. Без экивоков и zirlich-manirlich.

…Маннергейм (напомним, не финн-чухна, а чистокровный балтийский немец) тоже без экивоков и zirlich-manirlich ответил: «У нас в Финляндии евреев нет. У нас есть только финны. Но, хотя некоторое количество наших граждан ходит в синагогу, наш народ никогда не поддержит преследование финнов за то, что они «неправильно» славят Господа. На эту тему прошу больше не звонить».

Дед-то мой, — в душе он не так политиком был, или даже руководителем Финляндии, — он, прежде всего – и всегда — улан. Офицер уланский, значит, из тех, кто «с дам денег не берёт!». И что «Честь, это верность!» знал прежде «первооткрывателя» этой истины Гиммлера-романтика с его Чёрной гвардией… Верность, прежде всего, к доверившемуся ему финскому народу, частью «ходящему в синагогу».

«Историки», — в том числе биографы Гитлера (с безопасного – по времени – расстояния), — любят уточнять, что после этой беседы «фюрер, якобы, катался где-то по полу и в ярости что-то такое там грыз…»… Заче-ем так-то! Не было этого: не грыз он ничего, не катался ни по чему. Хватило «отсутствия поддержки народа». Не было и слов о том, чтобы «больше не звонить». Утверждаю потому, что знаю от деда. И, — «от врать не могущего», — Баура. Не было их, этих слов. Не могло быть! Как, впрочем, понимаю и тех евреев, что «сладкому» слуху этому внимают и распространяют его дальше… Множество людей мечтает наказать, — словом хотя бы, осадив, — ненавистное нацистское чудовище. Однако, из-за обидной, — до сумасшествия доводящей невозможности сделать такое самим , — ничего не имеют, чтобы вместо них, совершил это, кто-то другой. Более смелый. Более мужественный. Более отважный и достойный. А если совершил Такое ещё и Сам Рыцарь-Маннергейм! Да ещё задолго, до «8 августа 1942 года», остановивший финские войска на линии «старой границы». И, априори, наотрез отказавшись бросить их на Ленинград! На город многим родной и близкий! Да и забитый ещё и евреями тоже — из-за внезапности его окружения… Ого! Без фантазий тут не обойтись.

К слову, мне очень важно, — и я горжусь особо и тем тоже, — что мой незабвенный дедушка отказался наотрез участвовать даже «в предварительном обсуждении проблемы, которая может возникнуть в случае блокирования вермахтом Ленинграда». Точнее: в обсуждении «плана ненасильственной очистки его от большевистского населения голодом». Благо, «отцы» города уже сделали всё, чтобы эту каннибальскую затею обеспечить и облегчить.

…Тщательная многомесячная «ненасильственная» очистка началась 6 сентября внезапным налётом шестёрки Юнкерсов-пикировщиков, выскочивших из-за стеклянных арок-перекрытий Балтийского Вокзала. Выскочила под блестяще организованные «минуты молчания» шести противовоздушных колец ПВО из десятков зенитных трёх орудийных батарей и сотен комплексов счетверённых зенитных пулемётов. «Шестёрка» сходу зажгла склады, которые горели не одну неделю… Горели продукты страшно – подойти к полыхавшим кварталам невозможно было…И не одну неделю «умирали» ленинградцы, — зная, что уже в капкане, и глядя, как сгорает их жизнь… С пикирующими Юнкерсами всё ясно – вроде бы работа германских люфтваффе. Не придерёшься. Но считалось, ясно всё — и с бездействием ПВО… Чья-то «Горячая любовь» и здесь – говорили в открытую — сработала… С миллионом убитых голодом ленинградцев ушла не только их жизнь. Ушла правда об убийцах.

…Н вновь всплыла из нетей легенда о «депортации евреев из Финляндии в Германию». И, — за развернувшейся провокационной кампанией против финнов снова, — оседлана была байка о «тайне» организации «еврейских зон» в лагерях военнопленных. А за тем и угрозы: «Разберемся! Докопаемся! А нет — мы прессу, мы сам НАРОД поднимем!»...

Сказанное выше, не домысел Карла, но слова конгрессмена Мокли, друга моих родичей в США. И произнес он их — и не единожды — во время наших с ним бесед в доме моего племянника Женни Ахтер в Гетесборге, штат Мериленд. Он «залетал» туда ночами, чтобы всласть пообщаться с нами — с явившимися из России сестрой и братом близких его друзей и... избирателей. Мысль «ободрать финнов» захватила его. Сам ли он был её генератором? Или позаимствовал у постоянных искателей «где и что плохо лежит»? Не знаю. Но ухватился за идею с хорошо знакомой мне нахрапистостью и напористостью. Я почувствовал это сразу, еще во время поездок с супругой по своим родичам там, в Америке. И по приезде в начале декабря в Москву тотчас налетел на свежие публикации в прессе, не оставлявшие никаких сомнений в том, что кампания «по обдиранию» уже организована и стремительно набирает темпы. Сердцевиной этой новейшей анти финской провокации стало всплывшее из свидетельств бывших военнопленных-евреев в Финляндии упоминание о существовании в 1942–1944 годах еврейских лагерных зон. Они действительно были — эти зоны. Их организовали в начале или в середине 1942 года. Зачем? С какой целью? Кто? Это требовалось срочно прояснить! «Правильный» ответ на вопросы обернулся бы для теряющего избирателей конгрессмена Мокли свежим и надёжным электоратом! И потому авторы «страшной» сенсации уже пригвождают «финских нацистов»-изуверов глубокомысленным утверждением: «Эти зоны организованы были лишь с одной целью — собрать в них военнопленных евреев и выдать немцам!». Не очень понятно, правда, зачем было устраивать мороку с организацией «еврейских» зон для «последующей выдачи евреев Германии». Известно ведь, что за взятых в плен, — в том числе за евреев, — финны в «амбарных книгах» у своих советских оппонентов не расписывались. И, в случае чего, каких-то четыреста, или даже триста всего, плененных ими евреев или неевреев — о чем разговор?! — всего и нужно было отогнать в ближний лесок... Как и практиковалось белофиннами в 1918 году; не ко всем врагам, конечно, но в отношение излишне — не по северному климату — разгоряченным кровью мародерам и красным комиссарам. Своим или российским, большевистским. В их числе еврейским, естественно, из тогда особо лезших на рожон и домогавшихся пули. Лес – кругом. «Шлепай» — не хочу!.. Так нет же: «еврейские зоны создавались Маннергеймом, чтобы отобранных евреев проще передавать немцам»! «Но передали-то восьмерых подонков, всего-то!». «Да! Но евреев! Евреев!»