Вадим Цыганов - Приходите в мой дом. Разговоры по душам о России, о вере, о любви. Золотые хиты

Нынче холодно, и с холла тянет,
И вино четырехлетнее
На дно утробы опускаясь,
Не согревает.
Бывает, спасаясь в такие дни
Чем-то покрепче,
Вспоминаешь, как и сейчас…
В тени под 40,
Солнца осколок

Через зеркало бьющий и в глаз и в сердце,
Синие оконца Греции…
И по инерции

Опять наливаешь вино.
А оно не греет.
За окнами не темно,
Но сознание от водки с вином темнеет,
И потом эта смесь клонит в сон —
Таков закон пития.
И я, соблюдая его, забываю легко о Греции
И вновь стопочкой водочки греюсь и спать ложусь
С открытой форточкой.

Надеюсь, что не простужусь,
Как тогда, в середине лета
Сине-белого цвета,
На острове Санторини
В жаркой тени с холодной Рициной в графине.

Поэзия, в процессе я движенья,
Ни славе я, ни слава мне —
Ничем мы не обязаны друг другу,
Сомнения излишни здесь.

Я весь во времени,
А время есть движение по кругу.
По сути — это жизнь.
Смесь горечи с нахлестом вдохновенья.
А впрочем, оглянись и удивись:
Страстей там всех мастей
Увидишь на просвет —

Прошедшего пустую толчею,
Досадный проигрыш, забавную ничью…
Побед там нет, лишь горечь поражений
Да радость покаяния в слезах.
Поэзия — таков процесс движенья
Моей души, забывшей Божий страх.
Му way похож на эту суету,
Иду по кругу я, рифмуя пустоту,
Бреду в обнимку с ней по склону дней,
О многом в эйфории забывая,
На все порой с прибором забивая.
Но есть различие одно:
Я сердцем ощущаю дно,
Душой стремясь к вершинам рая.

Весна еще поет и плачет
В наволгшей тишине на дне оврага,
Апрельский холодок от солнца прячет,
И на стекле в ночи меж звезд
Мерцает влага слез.
Молчи! Всерьез на случай положись
И жди — все блага
Сразу ты получишь. Вся эта жизнь
С весною набирает обороты,
Стремительно уходит в никуда
За числа мая, за зеленые ворота
Лета, за лета,
Столетья к звездам рая,
Во истину природу возвращая
К истокам, на круги своя.
Туда, где я стоял у края мая,
Не чувствуя границы бытия,
Туда, откуда
Шел я в никуда.

Двукрылый, двухголовый наш орел
Обрел гламурной славы ореол.
Двуликий анус-Янус, весь в камнях,
Внушает больше смех и меньше страх.
Но жуть, как тень от этого Орла,
На всю страну гниющую легла.
И мгла сгущается. Темнеет день за днем.

И, кажется, придут сюды
С огнем, с мечом, вершить свои суды
Посланники невиданной беды,
Избранники дешевой наркоты,
Иуды и наемные скоты.
Все притаились, все сигнала ждут,
Лишь посвященные тихонечко бегут,
Все прихватив: и живность, и бабло, —
Туда, где беззаботно и светло.

И лишь орел гламурный — инь и янь,
Заранье зная все, несет с экрана дрянь.
А в перспективе роста ВВП И сам ВП поет: «Ловэ нанэ».
Нам не дано, увы, предугадать,
Когда орел двуглавый будет рвать
Себя на части две,
Страну — на 22.

Все к этому идет — осталось только ждать
Ловэ нанэ, но надо выбирать,
В каких рядах мы будем воевать —
Гламурных ли, за бесов и бабло,
За это двухголовое мурло
Или, оставив рабский страх,
С крестом, отточенным в руках,
С молитвой Божий дух стяжать,
Разить врага и нечисть гнать.

Время сгущается и кристаллизуется,
Образуется что-то новое,
Судя по запаху и ощущению —
Очень хреновое.

Наверху, да и внизу
Бытует такое мнение,
Что жахнет
Гром и молния вот-вот.

В рот воды набрал Храм,
Хам-пива…
Из Телль-авива дружок
Взял денег должок,
Хотя навряд ли отдаст,
Педераст.

На земле, под землей,
над землей —
Везде изменения.
Ни дня без вскрытия.

И я ощущаю сбой,
Наблюдаю процесс кипения

Терпения потребителя
Биомассы.

Весы небесные, похоже, накрылись,
Определились даты операции
«Мир и безопасность».

Все нации подлежат дискриминации,
Кроме одной.

Нужна ли в этом вопросе ясность?
Впрочем — это частность,

Если процесс мировой трехшестерочный
Идет, как дождь обложной,

На площадке съемочной
Из века в век.
И не мудрено угадать,
О чем это кино.

Будучи хозяином на Земле,
Князь мира сего

Снимает сериал о себе,

О добре и зле,

О победе одного над другим понятием,
И хочет закончить фильм повторным распятием.

Ах, звездоразы, звездорасы,
Вам служат милые Пегасы.
Вы — асы в тонкостях страстей:
Искус и вкус, таланты всех мастей —
Все с вами, спереди и сзади.

Ах, тети-дяди, вам дано
И на эстраде и в кино блистать,
И подставлять…
Сказать чего — смешно…
Не только для забавы ради.

Вы это дело превратили в ремесло,
Объединенное, как будто ненароком,
Искусством, властью и пороком.
На службе вы, вам платит Главный Гей.
Чем злее вы, тем он для вас добрей.

Весь этот мир его под неустанным оком,
И вы в постели с этим анти-богом
Живете праздно и легко.
Летаете над миром «высоко» —
По всем его тоннелям и подвалам,
По пропастям, расщелинам, провалам…
И что вам быдло?!

Ведь с вами рядом дух,
Который выше всех, и к Богу глух.
Ах, звездорасы, звездоразы,
Все ваши милые проказы —
Грехопознания азы,
Нанизыванье избранных в тузы,
Взбивание отхожей массы
При помощи заблудшей колбасы —
Лишь на поверку кажутся смешны.

Пусть низменны, но в свете дней — нормальны.
И тайны в этом нет.
Все ваши отношения — б'анальны
Вам рукоплещет свет.
И ждет другой, с кипящей черною смолой,
С горящей печью под звездою вечной,
И с раскаленною большой сковородой.

Полумрак разъедает тени,
Кухня разбавлена серым цветом,
Телевизор издох, теленедели
Журнал не нужен. Об этом
Я не жалею и не скорблю.
Люблю в тишине
Покопаться в стихах, искренне
Говорю
С Тарковским-старшим.

Снятся ночами вспышки —
Не сны, а так — обрывки,
Листья осени.
С годами мысли грузны, грустны,
И как бы мы
Ни гундосили,
Ни жаловались, ни брюзжали,
Все нам досталось по праву,

И все, что мы так обожали,
Исчезло, будто назло.
Дело к осени. Все, что могло —
Отцвело.
Обидно.
Кому за державу, кому за юность,
За глупость,
За старость…
Мы, в общем, подводим итоги.
А впрочем, что нам осталось?
Руки, задница, ноги
Работают пока, но со сбоем,
Со ступором,
Вернее — с юмором.
И все интереснее себя узнавать.
Помнишь ли Левитана «Над вечным покоем»?