Коллектив авторов - Ровесники. Немцы и русские [сборник]

Впрочем, в остальном наша жизнь проходила гладко. Хотя голод и поджимал и мы все еще оставались чужаками, нам были выданы противогазы, но уже не как посторонним, хотя издевательства из-за берлинского произношения не прекращались и мать высмеивали из-за ее длинной белой одежды. И возникала дружба. Корнелиус с сыном кузнеца из нижней окраины села, Беттина с меняющимися подружками, как часто случается у девочек, и я с моей Лизель. Время от времени как ниоткуда появлялся отец. Его физико-техническое имперское учреждение было переведено в Роннебург в Тюрингии. Мы узнали позднее, что он там управлял «Имперскими запасами радия», которые он передал в 1945 году американцам. Когда они предложили ему выразить какую-либо просьбу, он высказал желание посмотреть фильм «Великий диктатор», о котором сообщала в середине 1945 года New York Times. Корнелиус, уже будучи ректором Лейпцигского университета, получил газетную вырезку того времени из Нью-Йорка. Для меня до сегодняшнего дня остается неясным, почему он не позаботился тогда в Риттерсгрюне, чтобы наша семья перед отходом американцев из Тюрингии переехала в Роннебург. Что могло происходить тогда? Кто участвовал еще в этой игре? Тянуло ли его на восток? Папа рассказал однажды мимоходом, что он сопровождал в то время грузовой автомобиль, светившийся в ночи. Я узнал гораздо позже, что, очевидно, флуоресцировали запасы радия. Можно ли было верить отцу? Такова ли сила излучения? Папа тоже обладал сильной фантазией, выражавшейся в авантюрных историях, которые он рассказывал детям вечером.

Я иногда даже плакал от страха. Собственно, я должен был бы привыкнуть к жутким историям, так как Корнелиус мучил нас часто авантюрными сообщениями, например, о Хиддензее, где будто бы водились жуки-олени размером с телят, или что он видел, как из разрушенных стен домов после авиационного налета текла кровь. Я боялся этих историй, верил им, и ожидал что с каждым забитым гвоздем хлестнет кровь.

В 1944 году наш маленький односемейный дом в Бисдорфе пал жертвой авиабомбы. Слава Богу, никого не было дома. У папы была служба противовоздушной обороны в имперском учреждении, мы были в Риттерсгрюне, а Фроня находилась у подруги и утром обнаружила совершенно разрушенный дом, из дымящихся обломков которого она спасла самый важный и самый внушительный предмет, а именно оборванный телефон. Ей ведь было едва ли 17 лет! Но после этого она, к нашему восторгу, тоже приехала в Риттерсгрюн. Мы очень любили эту полненькую, мягкую и нежную добрую девушку. Она в помещении для гимнастики, размещенном под крышей, бесцеремонно «организовывала» муку, яйца и масло из дома и тайком выпекала ночью пироги, осчастливливая нас, детей.

Когда мы пришли однажды из школы домой, мать призвала нас к абсолютному спокойствию. Жена хозяина лесопилки Штернкопфа тяжело заболела. Мать сказала «апоплексический удар». Это нам мало что говорило, но больше информации не было. Нельзя было громко говорить, все происходило очень таинственно. Мне пришлось пережить, когда я, срочно разыскивая маму и найдя ее наконец у постели заболевшей женщины, с непонятной твердостью был выброшен из помещения. Фрау Штернкопф очень скоро умерла, в доме воцарилось многодневное печальное время, когда вообще нельзя было разговаривать. Ее поместили в помещении, полностью завешенном черными занавесями, и мы стояли, дрожа от холода и полные страха, у носилок. С тех дней я испытываю непреодолимое отвращение к любому виду культа умерших. Как бы мал я ни был, я воспринимал этот процесс отчужденно. Однажды ночью нас разбудили. Мама показала нам огни в северном небе. «Это рождественские елки горят», – сказала она. «Бомбят Дрезден». «Зачем рождественские елки в небе?» – спросили мы. «Световой сигнал для летчиков!» Несколькими днями позднее появилась бабушка из Дрездена с обгоревшими волосами, но здоровая. В Риттерсгрюне стало тесно. Школа заполнялась беженцами. Я с ужасом наблюдал, как из школы был вынесен пожилой мужчина с окровавленным ртом. Люди сказали: «Кровоизлияние!» Мне стало страшно от этого слова.

Приближался конец войны, который проявлялся в беспокойстве во всей деревне, в странных «транзитных пассажирах», колоннах, ехавших на запад с невероятно огромными запасами пищевых продуктов, крупными армейскими частями, которые внезапно появлялись и уничтожали с грохотом ночью свое оружие и боеприпасы по дороге на Брайтенбрун. Однажды в начале 1945 года появился джип с немецкими офицерами и солдатами, который сделал короткую остановку на лесопилке. Как обычно, без стеснения я болтал с солдатами. Беседа перешла на тему войны. «Ей все равно конец!» – утверждал я. «Нет!» – отвечал офицер. «Откуда ты можешь знать это?». «Наша мать всегда говорит это». «Я тебе настоятельно советую, никому не говори так!». Офицеры сели в машину и отъехали. Сегодня я понимаю, что благословенная рука предотвратила наихудшее. «Война, слава Богу, кончилась, – наконец сказала мать. – Гитлер мертв!». «Кто это?»

Хотя родители и просвещали нас доступным образом о событиях и никогда не делали тайну из собственного мнения о нацистах, но всегда настаивали на абсолютном молчании, поэтому мы мало что знали о происходящих событиях. Только теперь стали открыто и однозначно говорить о пережитом, и мы услышали о Сталине, Ленине, Гитлере, Освенциме, нацистах и сопротивлении.

На следующий день Корнелиус, его друг Юнгникель и я лежали в кювете и ждали прихода «врагов». К нашему разочарованию, победители не появились, и не было никаких намеков на них. Десятилетиями позже мы узнали, что округ Шварценберг не был занят ни русскими, ни американцами и что тогда образовалась Шварценбергская республика, которая просуществовала недолго и была ликвидирована со вступлением Красной Армии.

Фроню вывезли только после ликвидации Республики «Шварценберг» в июне 1945 года обратно на Украину. Тяжело было видеть, как девушка сопротивлялась, плакала, кричала, когда русские солдаты приехали и подняли ее на грузовик. Она, пожалуй, знала – хотя откуда? – что ее ждет в государстве папаши Сталина. Двумя годами позже матери удалось из Обнинского разыскать Фроню, она работала на Украине на подземных работах в шахте около Кузнецка. Мы никогда больше ничего не слышали об этой девушке. Она стала одной из многотысячных жертв этой опустошительной войны. Невинно угнанная, невинно исчезнувшая в ГУЛАГе.

Папа появился неожиданно из Роннебурга и стал готовить переезд в Тюрингию. Мы знали, что он побывал между тем у американцев. Мы так и не узнали, почему он появился внезапно, чтобы перевезти семью в Тюрингию, хотя он должен был бы знать, что США освобождают Тюрингию. Я просто не знаю, соответствует ли правде более позднее сообщение, что американцы якобы не знали, что Шварценберг не был оккупирован, и послали отца в Риттерсгрюн для вывоза семьи в Роннебург. Как будто бы было все подготовлено для отъезда семьи в Соединенные Штаты. Не знаю, правда ли, что папа был задержан тогда вступившими русскими, которые помешали отъезду, пока американцы не ушли из Тюрингии. Во всяком случае, необъяснимо, что папа в это беспокойное время, когда ему уже должно было быть известно, что Тюрингия освобождается, отправился русским прямо в руки.