Коллектив авторов - Ровесники. Немцы и русские [сборник]

Мы покинули главную улицу и проехали высокую, будто перевернутую водонапорную башню – снаружи она была обшита спирально досками – и прибыли к забору с колючей проволокой с открытыми громыхающими воротами и въехали на территорию, на которой стоял в одиночестве многоэтажный дом, который будет позже называться кратко «каменный дом». В его окрестности находились блочные дома, самый большой из которых мы и посетили сначала. Тут уж мама начала громко и с плачем жаловаться. Она не перестанет это делать все последующие годы – ежедневно, длительно и изнуряюще. Мы выбрали в «каменном доме» квартиру на первом этаже справа. Нас раздражали сначала двери без замков. У них была только защелка. Кроме стола, нескольких стульев, цилиндрической железной печи и пяти кроватей в помещении ничего не было. Еще была унылая маленькая ванная комната с чугунной ванной, унитазом и печкой. На кроватях лежали тонкие, синеватые покрывала из неопределенного, странно и незабываемо пахнущего материала и несколько белых полотенец невиданной вафельной структуры. Жалобы матери перешли в вой. Куда пропала Тунтун и где размещалась, не помню. Гораздо важнее было, что нас наконец позвали ужинать. Мы пошли в один из больших блочных домов, где находился ресторан, называемый «столовой». Здесь мы встретили других немцев, которые прибыли за несколько дней до нас. Среди них нашего возраста девочка с длинными толстыми косами коричневого цвета, иссиня-черными глазами, от которых я не мог отвести взгляд. Это была Бербель, одна из пяти детей семьи Позе. От ужина у меня осталось лишь воспоминание, что это было вкусно, много и незнакомо. И я вспоминаю чай, который подавался в темных чашках без ручек с большими сгустками сладкой массы. Однако настроение было подавленным.

Папа, Хайнц Вадевиц, часовые

Очевидно, что никто из взрослых не знал точно, что ждет их с семьями. О работе и школе в настоящее время не может быть и речи, заявил Хайнц Позе. Вода из крана – это дефицит, электричество поставляет громыхающий дизель и то лишь в редкие часы. Хотя еще был конец августа, но ожидалась ранняя зима. Отправленные из Германии вещи не прибыли до сих пор. Тунтун сначала радовалась лежавшим повсюду окуркам сигарет. В Роннебурге было важным заданием собирать окурки, чтобы изготовить из них сигареты. Мы все участвовали в сборах. Здесь, однако, окурки оказались пустыми гильзами докуренных папирос.

Мы постепенно разведывали территорию «объекта». Сначала она не была сплошь огорожена. Хотя вокруг территории был натянут забор из колючей проволоки и стояли дежурные и охранники, но режим был мягкий.

Как ни откуда вдруг появились люди, «обязавшиеся» работать на этом предприятии. Так появился Хайнц Вадевиц, который сыграет важную роль в жизни Тунтун, доктор Чулиус и Бритта Видеман из Чехии и потому с минимальными трудностями с русским языком; прибыли Ривесы, семья Раквиц с тещей, и доктор Кеппель, про которого поговаривали, что он не получил ученую степень. Физически очень крепкий человек, и я заметил, что он нравился женщинам. Были еще заикающийся Ренкер, который прибыл сюда без жены и ребенка, и господин и госпожа Шеффер, которых мы знали по Роннебургу. И потом появился народ, о существовании которого раньше никто не подозревал. Это были мужчины и женщины, закутанные в темный хлам, которых пригоняли на работу всегда строго отдельно в больших группах по 6 или 8 человек в ряду, охраняемых мужчинами в униформе со сторожевыми собаками и автоматами. Это были заключённые. В дальнейшем они сопровождали всю нашу жизнь здесь, вездесущие, всегда потрясающие своим совершенным бесправием, жалкой бедностью и стоическим спокойствием и апатией, с которой они стремились вынести свою судьбу. Впрочем, среди тех, кто строил здесь «объект», находилось большое число интеллектуальных людей со знаниями английского, французского и немецкого языков. Папа много беседовал с ними, если позволяли инструкции. Выглядело всегда очень таинственно, когда эти бесконечные группы появлялись в утренние часы ниоткуда и потом исчезали вечером в никуда.

Сначала здесь было великолепно. Никакой школы, родители без работы, сытная еда, чудесная поздняя осень, какая бывает только в трансконтинентальном климате. Еще и забор из колючей проволоки был с дырками. Вопреки совершенно неизвестному будущему, о чем мама напоминала каждый вечер с криками и обвинениями, преобладали хорошее настроение и беззаботность. Мы использовали хорошую погоду для разведки местности. Расположенный непосредственно у маленькой речки Протвы, впадающей в Оку, приток Волги, вопреки забору из колючей проволоки «объект» оказался чудесной областью конечной морены. Пространные леса с большим количеством бункеров немецкого вермахта покрывали огромную древнюю долину реки Протвы. В двадцати километрах отсюда, в Малоярославце, маршал Буденный в 1941 году положил конец продвижению немецких войск на Москву.

Только во время таких прогулок родителям наконец стало ясно, что я дальтоник. Я не видел цветущих шишек красного цвета на елях. Для меня осталось непонятным и объясняемым только родительской незаинтересованностью жизнью собственных детей, что дальтонизм был так поздно распознан. Просто ни разу не бросилось в глаза, что я рисовал крыши зеленым, а луга красным цветом.

С таинственным выражением на лице папа вернулся однажды вечером откуда-то и достал из широкого кармана пальто маленький, коричневый, очень живой узелок: коричневого щенка величиной с кулак с висячими ушами, влажным носом и требующим нежности. Это была Хазель, искренне любимая сучка, остававшаяся нам верной все последующие годы. Мы вовсю наслаждались позволенной нам свободой и свободным временем, тем более что мы больше не голодали. Времени на игры было достаточно, немногие часы русского языка с Полянским не мешали ежедневному распорядку. От «каменного дома» дорога вела к Протве сначала мимо огороженного комплекса, в каменных стенах которого создавался будущий институт. Справа находилось несколько блочных домов, один из которых примет школу. Сзади в маленьком сосновом лесу с большим количеством ворон скрывалась типично русская баня, в которой регулярно в выходные происходили раздельные мойки. Посещение сауны относилось к содержательным и волнующим событиям недели, тем более что мать заставляла нас мыться в женскую вторую половину дня, хотя Корнелиусу уже приближалось 14 лет. Однако под громкий визг собравшихся русских женщин мама побеждала. Нам же было безразлично.

Семья Позе наняла девушку, которая выполняла домашние работы и, как все русские женщины, была закутана в большое количество одежды и платков. Она несла, пожалуй, все свое добро на себе, что принесло ей кличку «Луковица». Среди моющихся женщин находилась одна молодая женщина, на которую, как и на других женщин, мы едва ли обращали внимание (но на нее обращали внимание другие из-за моложавости!). Только когда она натягивала после бани одежду, одну за другой, мы узнавали ее по последней косынке: «А, Луковица!» – кричали мы с восторгом. «Луковица», впрочем, в следующем году забеременела. Штрафные колонны работали в «каменном доме» и вокруг него. «Не чудо, – сказала Тунтун, – в подвале самое теплое место!» Что бы это все значило? Я был растерян. Родители не объяснили. Что есть такого у теплого подвала, что женщина получает ребенка? Загадка.