Коллектив авторов - Ровесники. Немцы и русские [сборник]

В последнее время папа называл маму «мамашей». Позже, когда у Беттины появились собственные дети, по примеру превращения имени «муттер» в «груттель», то есть гроссмуттер (бабушка), наша мама из «мамаши» превратилась в «Грашу». Имя «Граша» засело у меня настолько глубоко, что я теперь не в состоянии думать иначе.

Весна 1947 года началась с прямо-таки безумно тающего снега. Глубоко замерзшая земля не была в состоянии принимать такие массы воды. Ночью только что растаявший лед снова замерзал. Возникали обширные пруды и озера, где раньше были более-менее проходимые дороги. Нам доставляло огромное удовольствие устраивать каналы и отводить воду. Едва кончились морозы, наступило время неописуемой слякоти. Огромные массы слякоти по щиколотку, которые едва ли можно было преодолеть, в принципе предотвращали нормальное продвижение. Слабо помогали и галоши, которые здесь каждый надевал на обувь. Доски, которые мы укладывали на уже лежащие в слякоти, также мало помогали. Довольно часто приходилось вытаскивать ноги из сапог и только таким способом выбираться их слякоти. Мы слышали, что школьникам предоставляли каникулы на это время. Срок этих каникул зависел исключительно от начала времени таяния снега. Протва, обычно тихая речка заполняла во время таяния всю долину, разливаясь на добрых 5–6 километров. Вначале по уже переполненной реке шел мощный ледоход. Ледяные пласты толщиной в метр трескались с сильным звуком. Мы не просто стояли, глядя с удивлением на берегу, Рудольф, Манфред, Корнелиус и Юрген осмеливались вставать на льдины. Я всегда боялся. Я даже прятался, так как просто не хотел видеть, что происходит. Но безрассудным мальчикам везло, никто не пострадал. С наводнением вниз по реке поплыли стволы деревьев. Мальчишки, кроме меня, балансировали на стволах. Вниз по течению стволы накапливались, и это вело к повышению уровня наводнения в долине. Потом подходило время, когда можно было купаться в маленькой реке и озорничать. Чудесные, великолепные, необременительные времена. Лето, как в книжке с картинками, сытная еда, свободное время у родителей для нас.

Родителям не нравилась незанятость детей. У нас не было школы и никаких обязанностей. Единственным неизбежным занятием было изучение русского языка с Полянским. Мать начала учиться играть на скрипке с помощью учебника, который она привезла с собой из дома. Она учила музыке всех детей, кто оказывался под рукой. Кроме того, она учила нас латыни и английскому языку, заботилась об Учении Христа. Она и Тунтун отдавали много времени праздношатающимся молодым людям. Хотя я неоднократно упоминал странную холодность нашей матери, хочу сказать, что она и папа последовательно заботились о нашем здоровье. Они осознали опасности возможной психической, умственной, а также физической запущенности, угрожающей всем молодым людям в условиях этого объекта. Мы можем быть только благодарны им за то, что они вместе с дядей Франком и Тунтун интенсивно занимались нами. То, что на наши вопросы родители часто не отвечали, что интересы детей не были признаны, было, пожалуй, плохо, но возможность нравственного огрубения считалась ими более опасным. Папа посвящал себя с самоотдачей взрослым. Его регулярные литературные вечера хорошо посещались и были популярны до такой степени, что стали известны начальству, которое упрекало его в образовании «Новой Германии», неясно, что они под этим понимали.

Осенью 1947 года наконец мы были подготовлены к школе, то есть могли объясняться, и школьные занятия начались в блочном домике по дороге к Протве. Сначала, естественно, отдельно от русских детей. На первом уроке – речь шла о географии – появилась преподавательница и сказала, указывая на глобус: «Это земной шар!» Мы не понимали ее, нашей лексики было недостаточно для специальных понятий. Как всегда в таких случаях, когда тебя не понимают, стараешься говорить громче. Однако ничто не помогало, и в конце концов урок кончился потоком слез преподавательницы. Если я правильно вспоминаю, это была Шилова, занимавшаяся с нами много лет. Позже мы просто учили наизусть школьный материал, поскольку он оставался частично непонятым. Я сдавал позже экзамен по географии – ежегодно к концу года проверялись все предметы – без малейшего знания по-немецки русских названий фауны и флоры Сибири.

Между тем бесчисленные колонны пригнанных на принудительные работы были заняты строительством объекта. Прокладывалась канализация, проводились электролинии, переносились водопроводы, хотя в это время ни электроснабжение, которое обеспечивал старый дизель, ни водоснабжение бесперебойно не функционировали. Забор из колючей проволоки с наблюдательными вышками, собаками и электрическим освещением был доведен до совершенства. Заключенные, которых было жалко, должны были киркой и лопатой копать глубокие котлованы в большинстве случаев на глубину почти двух метров, так как мороз проникал на глубину 1,80 м. Не хватало веревок, проволоки и т. п. Само собой, не было и строительной техники.

Родители постарались, чтобы нам выделили один из запланированных финских домиков, находящихся в процессе строительства, так как проживание в так называемом «каменном доме» было действительно невозможно. Снова наступила крайне суровая зима с нефункционирующим отоплением, помещения были слишком тесны, начались разногласия с Тунтун. И крысы становились все более дерзкими. Однажды, когда я сидел на унитазе, крыса промелькнула под моими висящими ногами. И у Беттины случалось, что крыса гуляла во время ее сна по одеялу.

Зимой матери удалось связаться с Фроней, нашей русской девушкой, которой повезло прожить с достоинством до конца войны в нашей семье в Берлине и Риттерсгрюне. Пришла открытка, в которой сообщалось, что она работает под землей на шахте в Донбассе. Это был последний признак жизни этой несчастной девушки.

Приближалось второе рождество. Мы уже знали, что больше не останемся на зиму в каменном доме. Переезд в финский домик в лесу был утвержден. Между тем мать установила связь со своими обоими братьями Франком и Эбергартом, находившимся в русском плену. Только представьте себе неожиданную встречу двух братьев где-то под Мурманском в лагере для военнопленных № 27, каждый из которых думал, что брат погиб! Какой она могла быть, эта встреча? Но тут выяснилось, что время нашего собственного пребывания на этом объекте больше не было определенным. Мать начала сомневаться, будет ли для обоих братьев благом, как казалось сначала, если их переведут сюда. В это время уже предполагалось, что военнопленные получат возможность вернуться в Германию раньше находящихся на объекте. Здесь уже давно не шла речь о двухгодичном пребывании, строительство забора из колючей проволоки шло непрерывно. Поэтому в последнюю минуту она остановила свой проект и попросила вышестоящие органы власти оставить обоих военнопленных там, где они находятся. Насколько она была права, выяснилось, когда позже неожиданно появился дядя Франк без брата. Так как дядя Франк попал здесь под общий режим, он потерял «статус военнопленного», который дал бы ему право участвовать в общей волне увольнения в 1949 году и уехать вместе с братом в Германию. Его жена, тетя Гертруда, никогда не простила «вмешательство» матери в ее семейные дела!