Леонид Колосов - Собкор КГБ. Записки разведчика и журналиста

— Это — фламенко, — спокойно отреагировал Франсиско. — А его нужно слушать и смотреть, вернее, смотреть и слушать в Гранаде, хотя можно и в Севилье, где оно вроде бы и родилось.

Помните романс «От Севильи до Гренады в тихом сумраке ночей раздаются серенады, раздается звон мечей…»? В общем, все правильно, ибо серенады повсюду, а вот уникальная сталь в мечах, кинжалах и ножах — это только в Толедо. Она уникальна, и один бандитский ножичек «оттуда» хранится до сих пор в моей коллекции.

В Севилью мы с Франсиско попали, путешествуя по земле Андалусии, воспетой великим Лоркой. А земля эта началась неожиданно. В городе Сьерра-Морена большой придорожный щит оповещал путника о прибытии в андалусский край. С перевала открылись красивейшие земли, аккуратно прореженные уходящими за горизонт колоннами изумрудных оливковых деревьев. На берегах Гвадалквивира их сменили осенние сады и щедрые огородные плантации. На территории Андалусии могут свободно уместиться Бельгия с Данией, и живет здесь значительная часть испанского населения. В общем, это сельскохозяйственный, неиндустриальный край, довольно отсталый, ну вроде как Сицилия у Италии, этакая экономическая и политическая «золушка».

Севилья — красивейший город Испании и самый красивый в Андалусии, хотя не сразу улавливаешь биение его пульса. Кажется, что здесь царит вечный праздник. В характере севильцев слилось благородство и легкое лукавство, они всегда расположены к веселью. Но проходит еще несколько часов после первых контактов — и чувствуешь, что здесь бушуют и политические страсти. В кафе, где меня на некоторое время оставил Франсиско, группа севильцев громко поносила, насколько я понял, правящую верхушку, которая ничего не хочет делать для экономического возрождения края и ликвидации безработицы, особенно тяжелой среди сельскохозяйственных рабочих. «Митингуешь? — Франсиско внимательно поглядел на меня, ибо я пересел поближе к возмущенным завсегдатаям кафе. — Нечего тут разводить коммунистическую пропаганду. Едем в Гранаду. Там сегодня праздник фламенко».

Гранада лежит в плодородной долине у подножия величественного горного массива Сьерра-Невада. Город увенчан акрополем — знаменитой Альгамброй, сохранившейся еще со времен древней мавританской цивилизации. Живописные сады с огромным множеством весело журчащих ручьев, роскошные дворцы, пришедшие из прошлых столетий. А в двадцати километрах от Гранады — скромная, пыльная деревушка с мировой славой Фуэнте-Вакерос. Здесь родился Федерико Гарсия Лорка, о котором Пабло Неруда сказал: «…Какой поэт! Я не встречал больше ни в ком такого сочетания блистательного остроумия, таланта, крылатого сердца и блеска под стать хрустальному водопаду».

— Леонид, фламенко состоится сегодня вечером в саду Нептуно, — объявил вездесущий Франсиско, — а сейчас едем обедать. По пути я тебе расскажу кое-что о нашем самом популярном песенном танце.

Есть различные стили фламенко. Исключительной техники и физической силы требует сапатеадо, то есть танец с дробью каблуков, который танцуют преимущественно мужчины. Другой стиль основан на движении рук, а третий — на движении всего тела.

На маленькой сцене в саду Нептуно я увидел все стили. Стройные танцовщики выбивали умопомрачительные ритмы своими каблуками под зажигающими кровь аккордами гитар. Как два лебедя плыли, очаровывая фантазией движений, две танцовщицы в длинных ярких платьях, ниспадавших к полу пышными складками. А потом вышла звезда концерта в мужском костюме — ее звали, если память мне не изменяет, Кэти, — чтобы исполнить самый трудный «мужской» танец сапатеадо. Она объявила, что танец этот она посвящает (видимо, успел сработать Франсиско) «редкому гостю, русскому журналисту Леониду Колосову». Двадцать минут меня трясло как в лихорадке. Это была дробь каблучков, то затихающая, то усиливающаяся, словно диалог двух влюбленных, затем танцовщица вдруг превращалась в кобру, завораживающую покачиванием своего гибкого, чешуйчатого от блесток костюма тела, потом передо мной вдруг возникал образ умирающего лебедя, и вновь сумасшедший ритм с дробью кастаньет.

…Мы возвратились в Мадрид поздно вечером, и Франсиско отвез меня в ту же «Викторию», где оставался забронированным тот же номер на седьмом этаже. Мы с моим спутником остались довольны друг другом. Никто никого не завербовал, да и не пытался этого сделать, посему расставание было теплым. А в полдень я уже был в кабинете президента Капдевилы.

— Ну как поездка, как мой советник?

— Все в лучшем виде, сеньор президент. Поездка — просто фантастическая, а твой советник — выше всех похвал.

— Да? Ну что же, я очень рад. А у меня для тебя три приятных сюрприза. Садись, пожалуйста. Итак, начнем сначала. Несколько наших газет опубликовали о тебе статьи, хорошие, в общем, материалы. Вот «Эль Пиис». Видишь, крупный заголовок «Леонид Колосов — журналист «Известий». Фотография симпатичная. У нас такого размера только каудильо печатают. Что написано? Что ищешь контактов, стараешься понять ситуацию в стране и все время твердишь, что «русские и испанцы соскучились друг по другу». Твоя поездка и разговоры не повисли в воздухе, как видишь. А вот еще одна газета. Здесь карикатура на тебя, но не безобразная. Да и текст оригинальный. Вот слушай: «Русский бродит по Испании… Чудной он парень, этот журналист. Никак не поймешь: то ли посланец мира, то ли шпион. Но очень симпатичный человек и внешне, и по характеру. И что самое главное, все время твердит о своей любви к нашему народу и все время улыбается, как испанец, выигравший лотерею…» В общем, я тебе все подобрал в этой папке. Прочитаешь на досуге.

— Насколько я понимаю, это первый сюрприз. А второй?

— Второй сложнее. Поскольку о тебе стало известно не только в широких, но и в узких кругах: твоим визитом заинтересовались наверху. Вот пришло приглашение тебе на прием, который устраивает наш каудильо для иностранных журналистов у себя во дворце.

— Когда?

— Завтра в шесть вечера.

— Амиго Капдевила, ты же понимаешь…

— Понимаю. Ты не знаешь, что делать?

— Я знаю, что делать, но не знаю, как элегантно избежать приема. У нас нет дипломатических отношений, а я — представитель правительственной газеты. Меня просто-напросто расстреляют.