Автор неизвестен - Дневник кислородного вора. Как я причинял женщинам боль

Когда сомневаешься, будь полезен.

Итак, я сосредоточился на стараниях доставить ей как можно большее удовольствие. Это Пен научила меня оральному сексу, и теперь я был этому только рад. На спящем лице Эшлинг играла нежная улыбка. Она казалась достаточно счастливой.

На следующее утро я сказал, что нам следует пойти позавтракать. Я собрал свой багаж и выписался из отеля. Вскоре мы уже сидели в другом такси на пути к какому-то кафе неподалеку от ее дома. А вскоре после этого я был в третьем такси и в начале обратного пути в Тот Город. Она не оглянулась, когда я забрался в такси. Я знаю это, поскольку я обернулся.

Там, в Сент-Лакруа, снега еще не было. Я все еще не продал этот долбаный дом. Я уже был вне себя от паранойи, думая, что моя компания наложила вето на продажу моего дома. Я думал, что они дают взятки риелтору, чтобы тот придерживал энтузиазм при осуществлении моей сделки. Мне нужно было срочно заняться большой рекламной кампанией для благотворительного фонда, организующего летние каникулы для детей, больных СПИДом. Большой проект. Большая сделка.

Каждое рекламное агентство считает нужным иметь в своем портфолио благотворительную организацию, которой оказывает всевозможные запредельные любезности. Однако за это получает и привлекательные стимулы. Один из них заключается в том, что агентство, как правило, делает отличную зрелищную работу для таких организаций, более впечатляющую, чем то, что вам позволят делать, скажем, для запеченной фасоли. А во-вторых, есть налоговые послабления и вычеты. Но важно, с какой именно благотворительностью ты связываешься. Особенно в Соединенных Штатах.

Например, группа сбора пожертвований, которая желает помогать наркоманам слезть с героина, и близко не так фотогенична, не так вызывает доверие или даже давит на жалость, как ребенок, больной СПИДом. От взрослых, больных СПИДом, никакого толку. Это вполне может быть их собственная вина. А вот детишки – это хорошо. Детишки со СПИДом – еще лучше. Прошу прощения, но это правда. Это не вина рекламных агентств. На самом деле, это ваша вина.

Вина общества.

Вы просто не желаете принимать героинового наркомана, который просит денег, чтобы избавиться от своей привычки. Может быть, вы и правы. Кто знает? Но уж как есть. Благотворительные организации так же конкурируют, как и коммерческие компании, и в наши дни им приходится мыслить теми же категориями.

В конце концов, они гонятся за одним и тем же долларом.

А еще у вас есть телекомпании. У них имеется некое конечное количество ежегодно доступного эфира для пожертвований на благотворительность. Какой из организаций дать время? У каждой телекомпании есть свои стандарты… и опасения – съехать от них в сторону. Все сводится к тому, какая реклама поможет каналам выглядеть наилучшим образом. Опять же, детишки – дело безопасное. Так что рекламное агентство поступает умно, выбирая благотворительность с кучей детишек, потому что с самого начала знает, что у телесетей в этом случае всегда будет для них больше времени – эфирного времени.

В общем, давайте я расскажу вам свою историю о летнем детском лагере. Мы снимали рекламу на территории лагеря «Северная Миннесота». Мы спали на откидных койках прямо там. Я даже не знал, что это такое – летний лагерь, пока мне это не объяснили. И все равно мне казалось, что туда ездят только детишки из среднего класса. Но в Соединенных Штатах нет среднего класса. Ага, точно. Я поднялся утром после беспокойного сна. Вокруг было так тихо, и я пробрался в общую ванную комнату – эвфемизм для обозначения туалета, – чтобы облегчиться и побриться. Я подумал, что при наличии двух сотен детей, которые ошиваются здесь все лето, некоторые их микробы можно подцепить с раковин. Это пришло мне в голову как раз перед тем, как я собрался бриться. Я думал о своих кожных порах, беззащитных перед всем этим зараженным воздухом. Иисусе Христе!

Конечно, я собрался с мужеством и побрился. И после нескольких одобрительных взглядов на себя был удовлетворен тем, что, хоть и спал скверно, не выглядел так, будто скверно спал. Я старался не улыбаться самому себе. Не хочу, чтобы меня когда-нибудь застали за тем, как я улыбаюсь своему отражению. Наедине с собой – сколько угодно. И двинулся на завтрак. Съемочная группа и режиссер уже собрались вокруг исходящих паром тарелок. Они выглядели потасканными и небритыми. Это доставило мне удовольствие.

Я уселся и принялся поедать яичницу с тостами – или что там было в меню? Кофий. Затем явился лагерный босс и вообще всеобщий герой дня, весь запыхавшийся, заламывая руки и опуская взгляд с излишней скромностью. Он руководил лагерем и был основателем всего этого дела. Я заметил, что он тоже небрит. Это было нехарактерно для него, поскольку он всегда очень тщательно подходил к своему внешнему виду. В сущности, не считая небритости, он был в своем обычном амплуа – хорошо одет, только в деревенской шерсти и твиде. Кровь начала киснуть у меня в жилах. Он рискнул скромно обвести взглядом стол. Он искал только информацию. Кто сидит за столом? С кем ему нужно быть любезнее всего и в каком порядке? Он остановился на мне.

– Вы же не брились сегодня, правда?

Должно быть, я побледнел.

– Да. Брился. Я…

– Ой, да перестаньте, я ужасно разочарован!

Я как раз собирался спросить его, а что, по его мнению, чувствую я сам, когда он добавил:

– Мы здесь, в лагере, не бреемся. Обстановка предполагается неформальная, но, думаю, поскольку вы, строго говоря, все же на работе, на сей раз мы посмотрим на это сквозь пальцы.

Я искренне рассмеялся.

Я буду жить! И что еще важнее, мне не придется сдавать анализ на ВИЧ, прежде чем снова встретиться со своими любимыми. Время, проведенное в этом лагере, где повсюду пели птицы, а все детишки были так милы и добры друг к другу, пробудило во мне нечто знакомое. Я видел, как мы с Эшлинг живем где-то в лесу, похожем на этот. Солнце заливало светом наше счастье, смех эхом отдавался среди деревьев, пока мы не принимались шикать друг на друга, чтобы не разбудить малыша. Какими счастливчиками мы считали себя из-за того, что наш ребенок не заражен какой-нибудь ужасной болезнью!

Номер телефона моей будущей жены горел и пылал в кармане на моем бедре, и внутри ящика рабочего стола, и в нескольких других местах, где именно – я не мог вспомнить. Я принял меры предосторожности, записав его и разложив в несколько разных мест, чтобы не потерять. Я не дурак. Мне приходилось бороться с искушением позвонить ей. Все время.

Физическая жажда.

Я был в плохом состоянии. Я имею в виду, я даже не смотрел на девушек пять лет, и вот все это обрушилось на меня. Я даже не понимал, что оно – это. Я никогда прежде не испытывал таких чувств. Теперь мне не хочется даже вспоминать, но я действительно то ли был влюблен, то ли потерял рассудок. Мой взгляд тяжелел, когда я думал о ней, одна только мысль о ней заставляла расширяться зрачки.