Всеволод Иванов - Дневники

Перед смертью, Ирина Сергеевна, жена Асмуса {467} , приказала положить с собою в гроб томик Эпикура.

А, действительно, скучно в такое длинное путешествие отправляться без книги!

Когда мне нужно было уезжать из Москвы, в эвакуацию, и пришел за мной Е. Петров, страшно серьезный, в шинели и с пистолетом, я вошел в кабинет, посмотрел на полки… и не взял ни одной книги.

ВТОРАЯ ВСТРЕЧА

У каждого из нас есть воспоминания, которые не стареют с годами. Почти 20 лет тому назад Московский Художественный театр поставил мою первую пьесу — «Бронепоезд № 14–69». Встреча с коллективом Художественного театра была одной из самых интересных и волнующих в моей жизни. В 1947 году мне предстоит вновь встретиться со старыми друзьями. В первые дни нового года начнутся репетиции моей новой пьесы — «Главный инженер». Ее действие происходит весной 1946 года в Казахской республике на большом металлургическом заводе. Пьеса рассказывает о борьбе наших людей за медь, о советской науке, пришедшей на помощь промышленности.

Свою следующую пьесу в юбилейном 1947 году я напишу о своих земляках, угольщиках Кузбасса.

2 января 1947 года.

Встреча Нового года — отвратительная. Происходило это у Н. Погодина. Когда мы пришли, Погодин был уже пьян. Цинковыми глазами глядел он в течение всего вечера в тарелку, ничего не ел, а только глушил водку. Часа в два явился, незванный-негаданный актер Абрикосов {468} ,— «социальный герой», по амплуа, — звеня орденами, начал хвастать, что он силищи необыкновенной, и «всех сожмет, — и выбросит через окно». Ушел. Через час явился, неся пол-литра водки в сопровождении какого-то бледного и тощего в военной форме. Тамара подшутила над спутником Абрикосова, — тот, выкатив бледные буркалы, схватился за кобуру, — я за Тамару и вступил в словесное сражение! Абрикосов грозил меня убить, делал всяческие «страшные жесты», — я продолжал говорить, и в результате длинных обличительных речей, назвал его раз десять подлецом и хамом, заставил все-таки уйти. Второй актер, Астангов {469} читал заупокойным голосом Пушкина и Блока, жена генерала Шишкина разрыдалась, слушая актера. А затем мы пошли домой, где дети встречали, без нас, тихо и мирно то, что им, действительно, надо встречать!

Утром Тамара ездила хоронить Ирину Сергеевну, жену философа Асмуса. Я себя чувствовал отвратительно, и хотя к смерти я отношусь совершенно спокойно и согласен с Ириной Сергеевной, которая сказала перед смертью, что «это не страшно», все же на мертвые тела людей, которых я знал близко, мне смотреть чрезвычайно неприятно, и я долго после этого не могу работать. Я не ездил.

Читал, — для статьи, книгу «Заседания Верховного Совета РСФСР» и нашел там любопытные строчки. Председатель Якутского Совета Министров говорит, что его республике нужны педагогические кадры: и надо «во-вторых, резко форсировать подготовку местных кадров путем командирования людей в высшие учебные заведения центральных областей Союза. В этом случае потребуется специфическая помощь, вытекающая из наших особенностей. Дело в том, что основной пищей населения Якутии являются высококалорийные продукты: мясо, масло, молоко. Такая пища обусловлена лютыми морозами. Когда же якутская молодежь попадает в условия центральных городов, где режим питания другой, получается большой отсев учащихся. Организм не может приспособиться к новой пище, ему требуется дополнительное питание».

— Это что же, в наших городах студенты не едят, стало быть, ни мяса, ни молока, ни масла? Чем же они питаются, если якуты не могут привыкнуть к новой пище, а бегут? («Отсеиваются»).

Накануне 31 января был в «Известиях», правил статью {470} . Принесли мне ее перепечатанной на машинке. Читаю — вроде как бы я писал, а вроде и нет. Смотрю в оригинал. Боже мой, как она выправлена! Трех строчек моих не оставлено. Ругаться? Что толку. Все равно они себя считают умней. Не печатать? Но мысли выражены те же, что я и хотел выразить. А, может быть, их язык, действительно, лучше моего? Вписал я три новых строчки, плюнул про себя, ушел, и спокойно заснул. Сегодня получил «Огонек» с моей статьей. Не стал и читать.

Читал весь день «Сердца трех» Д. Лондона. Ужасающая чепуха, подхалимаж перед долларом. Неблагородная книга. А, может быть, зачитывались Д. Лондоном не потому, что видели в нем «мужество» и «волю к жизни», а умение зарабатывать деньги в любых условиях в ужасающие морозы и пургу? Вот у нас, мол, тоже морозы, а деньги зарабатывать трудно.

Встреченный дружными аплодисментами, на собрании выступил В. П. Катаев. Он поблагодарил избирателей за оказанное ему доверие и подчеркнул, что все, чего ему удалось достичь в своей писательской работе, надо отнести за счет партии, за счет советского строя.

— Много лет назад, — говорит он, — из одного заграничного клуба литераторы прислали мне письмо с приглашением посетить их. По молодости я был весьма польщен этим и показывал приглашение всем своим знакомым. При встрече с В. В. Маяковским показал письмо и ему, но тот очень холодно выслушал меня, потом небрежно достал из кармана пиджака точно такое же приглашение и сказал:

— Ну, что вы хвастаетесь? Чем тут хвастаться? И вообще запомните: если вас знают, если вас приглашают, то только потому, что вы советский писатель. Понятно?

19 января 1947 г. Москва.

Похоронили Б. И. Сыромятникова. Наговорили, как всегда бывает, столько хорошего, что жена его поверила — и требовала, чтобы Тамара устроила ей «государственную пенсию». Дети сего ученого мужа, между тем, растаскивали его вещи и подделывали завещание, в котором говорится, что все книги старика, а кроме книг у него, в сущности, ничего не было, переходят к его детям.

Подругу жены покойного В. Гусева терзал любовник. Дама была легкомысленна. Наконец, — буквально, — он перегрыз ей горло, затем пошел в милицию и предъявил удостоверение, что он психически болен.

Статья из сегодняшней газеты «Красная звезда» под названием — «Писатель-боец». Не знаю, какой он боец, но писатель он дурак, судя по тому, что он рассказал. Завтра уезжаем в санаторий Министерства авиационной промышленности — «Подлипки».

Пишу сценарий. Посмотрел «Адмирал Нахимов» {471} — и, собственно, даже и не понимаю, зачем писать сценарий: два сражения и разговоры на политическую тему с намеками в сторону наших будущих врагов на поле брани. Не сомневаюсь в полезности такого фильма. Но, по-моему, такой фильм надо писать опытным журналистам, а не писателям. Впрочем, писатель должен быть тем и другим, но одно несомненно: в сценарии должен быть хорош диалог, сражение между героями словесное.

Боже мой, как все забывается! Вчера получил от Анны Павловны, своей бывшей жены, газетные вырезки. Среди них нашел относящиеся ко времени постановки «Блокады» в Художественном театре. РАПП'у нужно было меня вышибить из МХАТ, ибо зачем ему, действительно, делать из меня всероссийскую «фигуру». Появляется статья, задача которой как бы и благородная: о возмутительности «соавторства» между режиссером и автором. Выясняется, что И. Судаков получал половину процента авторских, потому что я тогда был за границей — «Бронепоезд» Репертком запретил, и Судаков, чтобы спасти положение, внес исправления, требуемые Реперткомом, — я и предложил ему в вознаграждение полпроцента. Разумеется, он не долго отказывался, — да и почему ему отказываться?.. И вот рапповцы пишут, что «Блокада» была поставлена потому, что я дал авторские Судакову, т. е. взятку. Никаких авторских он не получал, да и разговора быть не могло. Скандал получился, имя мое было более или менее скомпрометировано, так же, как и имя И. Судакова, — и в дальнейшем МХАТ моих пьес не принимал… Любопытно будет знать, под каким видом будут теперешние рапповцы оттирать мою пьесу «Главный инженер»? А что будут или уже делают — несомненно… Во всяком случае, чтение вырезок из прошлого навело меня на грустные размышления.