Гиора Ромм - Одиночество. Падение, плен и возвращение израильского летчика

Многие полагают, что худшее в пребывании в плену — физические пытки и издевательства. Они ошибаются. Какими бы ужасными они ни были, у этих пыток есть начало, середина и, главное, конец. Однако одиночество, унижение, полная неуверенность, стопроцентная изоляция от окружающего мира, освобождение, которое с каждым днем кажется все более далеким, — все это постепенно разрушает саму личность пленного. Именно для борьбы с этими вещами нужно мобилизовать все свои умственные и душевные силы.

Я вел монотонную рутинную жизнь, от которой фрустрация только усиливалась. Каждый день у меня теплился луч надежды, что сейчас дверь откроется и что-нибудь произойдет. Однако сменявшиеся дни были неотличимы друг от друга, и я погружался во все более глубокую меланхолию.

Два дня назад, вечером, меня посетили двое, которых я прежде не видел. Они вежливо разговаривали со мной и утверждали, что испытывают ко мне искреннюю симпатию. Им кажется, говорили они, что для обеих наших стран будет полезно, если мы будем поддерживать контакты и после того, как я вернусь в Израиль. Периодические отчеты позволят им предпринимать необходимые действия, чтобы в один прекрасный день вражда между Египтом и Израилем закончилась. Я не совсем помнил, как подобные вещи выглядят в кино, однако в реальной жизни, когда тебя вербуют, предлагая сотрудничество с врагом, в этот момент у тебя буквально стынет кровь, поскольку ты чувствуешь, что тебя обложили со всех сторон. Правильного ответа в этом случае нет. Все, кроме однозначного решительного отказа, эквивалентно предательству. Однако однозначное нет может стать началом еще одного путешествия по хорошо известному мне маршруту, во время которого меня опять будут обрабатывать самыми жесткими методами.

Поэтому я поспешил перевести разговор на тему грядущих отношений между Египтом и Израилем. Затем я заявил, что «очень устал», и в заключение пожаловался, что мне надо спать. Когда они ушли, я был крайне возбужден.

В таком состоянии гипс на ноге казался мне смертельной ловушкой, и я мечтал о том, чтобы избавиться от него. Эти двое больше не возвращались, но в комнате продолжала витать память об их визите.

Величайшим достоинством еврейской субботы — Шаббата, было то, что я знал: в силу святости этого дня совершенно невероятно, чтобы сегодня произошло что-то, существенно связанное с возможным обменом пленными. Поэтому я мог спокойно убивать время, читая или играя сам с собой в шашки.

Утром двери открылись и в комнату вошел маленький тюремный парикмахер. Как обычно, выражение его лица было слегка озабоченным. Под пристальным наблюдением Сами он вытащил из маленького портфеля кожаный ремень, несколько раз провел по нему бритвой и начал выбривать меня до блеска. Когда цирюльник ушел, в комнату вошел другой мужчина, которого я не знал. И первый раз за все время моего пребывания в Египте кто-то засунул руку под гипс, проверить, не прячу ли я там что-нибудь. Он ничего не нашел, включая свернутую шахматную доску, которую я хранил в специальном тайнике, который соорудил под гипсом, покрывавшим мое правое бедро.

Когда я завтракал, я услышал, что за дверью комнаты маневрирует какая-то машина. Я допил свой чай. Вошли солдаты, уложили меня на носилки и вынесли наружу. Были видны раскрытые двери армейской кареты «скорой помощи». Меня положили на пол, и я понял, что рядом лежит Нисим Ашкенази.

Мы лежали валетом: я ногами вперед, Нисим, лежавший на спине, — ногами назад. Двери «скорой помощи» закрылись, машина тронулась с места. Сами не попрощался со мной. И не только он. Я думал, не ждет ли меня какое-либо новое испытание, призванное меня сломать.

Однако я в карете «скорой помощи», и мне не завязали глаза. Я приподнял голову и взглянул на Нисима. Он тоже приподнял голову, протянул руку и сказал: «Нисим Ашкенази». Я пожал ему руку, ответил: «Гиора Ромм», и снова лег к на носилки.

«Скорая» отъехала от тюрьмы и выехала на автотрассу. Я собрал силы и стал насвистывать знаменитую песню времен Шестидневной войны «Я закончил резервистские сборы» [47] Сиямти милуим («Я закончил резервистские сборы») — песня Зогара Аргова на музыку Яхиама Леви и слова Шломо Кишура. . Тыльной стороной правой ладони Нисим легонько похлопал мою руку. Я спросил, что с ним, и с удивлением узнал, что его травмы практически не отличались от моих, хотя оказались немного более серьезными. Он сказал, что буквально несколько дней назад ему снова прооперировали руку и что теперь она болит. На сиденье рядом с ним сидел «его Саид», всем своим видом выражавший симпатию к Нисиму. Мой Саид сидел рядом со мной, не говоря ни слова. Все в «скорой помощи» молчали, и единственным подтверждением, что мы едем в сторону Суэцкого канала, было солнце, все время светившее через лобовое стекло. Однако я не стал ни с кем делиться своим наблюдением. Поездка продолжалась практически в полной тишине, если не считать нескольких слов, связанных с тем, что Нисиму нужно было лечь поудобнее. (Эту операцию осуществил «его Саид».)

В машине не чувствовалось ни облегчения, ни возбуждения и уж тем более никакой радости. Каждый пассажир пребывал наедине со своими мыслями, погрузившись в себя — каждый по своим причинам. Я молчал, поскольку до сих пор не верил. Долгие месяцы, когда я ничего не знал, что со мной будет, сделали меня осторожным, если не сказать трусливым. Поэтому все, что происходило, я рассматривал как очередной маневр, призванный еще сильнее разрушить мою и без того подорванную систему эмоциональной поддержки.

Однако «скорая помощь» катила навстречу восходящему солнцу. Сейчас она оказалась на улицах сильно разрушенного населенного пункта. Нас выгрузили из машины и положили на землю. Через несколько минут Нисим исчез.

Я остался наедине с Саидом, который, по неизвестным причинам, хранил полное молчание. Я лежал десять минут, двадцать минут, тридцать минут… Появился Буазар. Он стал первым, кто заговорил со мной. Нисима и меня обменяют на семьдесят двух египетских военнопленных. Тридцать шесть египтян уже пересекли границу и вернулись на родину, а Израилю в свою очередь передали Нисима. Теперь же они никак не могут решить задачу, как осуществить вторую часть сделки, поскольку имеется только один паром. Соответственно, сейчас решают, кто вернется последним, я или египтяне.

Обе стороны тотально не доверяли друг другу Так что я уже представил, как меня везут обратно в Каир, поскольку решение этой головоломки так и не было найдено. Глубоко в душе я понимал, что если я обнаружу себя в «скорой помощи», возвращающейся в Каир из-за того, что не удалось решить проблему парома, это будет больше, чем я смогу выдержать. Внешне, как обычно, я оставался спокойным и невозмутимым. Я лежал на полу разбомбленного здания, о котором больше ничего и не скажешь. Его стены были все исцарапаны, и, как обычно, я понятия не имел, что происходило в тридцати футах от меня.