Владимир Высоцкий - Четыре четверти пути [Сборник]

Поближе познакомившись, мы приглашали Высоцкого и его друзей на хоккей, они нас — в театр. Я счастлив, что видел все спектакли с его участием по нескольку раз. Особенно поражал его Гамлет. Он задолго до начала «Гамлета» выходил на сцену, сосредоточенный и молчаливый, садился и настраивался. Он всегда играл через не могу, изо всех сил, не делил спектакли на главные и второстепенные. Поверьте, он заражал нас, хоккеистов, своим отношением к делу, полной самоотдачей. Соприкосновение с его Искусством нас делало лучше. Ведь мы тоже играли, и у нас — драматургия.

На хоккее он бывал довольно редко: вечерами, когда матчи, — спектакли, выступления. Вообще, наши встречи были редкими, люди все занятые. Но когда мы бывали на спектаклях, то после них собирались обычно в театральном буфете. В новом помещении Таганки для воспоминаний мало места, в старом было уютно, Володя пел, Вениамин Смехов читал стихи — свои и Маяковского, Борис Хмельницкий пародировал Высоцкого. Володя радовался таким вечерам, интересовался нашим житьем-бытьем, детально расспрашивал о том, что происходит в хоккее, нашем и мировом.

Большинство, если не все, песен Высоцкого о спорте — шуточные на первый взгляд. Но в них — тонкость наблюдений художника, блестящие находки пародиста, результат плодотворного общения со спортсменами, образы, которые запоминаются.

В один из «буфетных вечеров» — было это, кажется, после возвращения сборной с венского чемпионата мира 1967 года — мы услышали песню о профессионалах-хоккеистах. Хохотали от души. Ну сколько сочных деталей, ярких фактов, сразу же запомнившихся фраз, которые мы потом, перебивая друг друга, вспоминали! Сразу-то всю песню не запомнишь, но фразы отложились. Вообще, разными его фразами, к месту конечно, мы пользовались и на тренировках, беззлобно подначивая партнеров.

Как-то, помню, подарили мы ему клюшку. Если не ошибаюсь, было это перед одним из первых турниров на приз «Известий». Клюшку с автографами хоккеистов. Он страшно обрадовался такому знаку внимания, хотя, казалось бы, ну что там, клюшка какая-то. Нет, он с уважением относился к нашему делу, понимал, что оно трудное, поэтому и реакция такая была на клюшку, которую он забрал с собой и хранил все эти годы, перевозя с квартиры на квартиру. Она и сейчас хранится в его последней квартире на Малой Грузинской.

Меня всегда поражали его трудолюбие, работоспособность и исключительно широкий кругозор. Играли мы однажды в Челябинске, не помню уже, в каком году это было. Высоцкий там выступал. Пришел на матч. В Москву летели вместе. Сидели рядом, и было несколько часов для разговоров. Я спросил его тогда о том, что меня больше всего интересовало: когда же он успевает писать, ведь столько дел в театре, кино? Он ответил: «Ночами — самая плодотворная пора».

Он, как настоящий, хороший спортсмен, не гнался за славой, известностью. Они сами его нашли. Работал, все время работал. При жизни его не печатали. Не помню, чтобы хотя бы раз в разговоре он посетовал на это, виду не подавал, но все равно чувствовалось, страдал от того, что в лучшем случае только замалчивали. Эмоции держал внутри себя.

Говорить с ним о том, чтобы поберег свое здоровье, было бесполезно. Всегда отвечал шуткой и добавлял: «Потом разберемся», и жил для других — высшее благо, данное далеко не каждому, жил весело, с удалью, творчески увлеченно, и — оставил память.

Высоцкий, каким я его знал и какой он остался в памяти, настоящий гражданин, незаурядная личность, горевший в деле (а горящий быстрее сгорает), выплескивал сконцентрированную энергию в короткий отрезок времени, ходил «по лезвию ножа», как все истинные поэты, которые «режут в кровь свои босые души». Он в полный голос кричал о том, о чем другие молчали или же говорили шепотом, о чем сейчас говорят открыто.

Он не подавлял своим присутствием в компании, но от него что-то такое исходило, сила какая-то, мощь, и это позволяло ему самым естественным образом всегда быть в центре внимания, душой компании. Актеры и все, кто его знал, относились к Высоцкому, насколько я понимаю теперь, как к неформальному лидеру — такого не назначишь. Он цементировал коллектив, который после его ухода стал рассыпаться как карточный домик.

Я довольно редко слушаю его, только самые любимые песни. Мне не по душе фанатизм вокруг его имени, он бы не принял этого.

О чем жалею, так это о том, что не записывал подробно эпизоды встреч с ним.

Трудно передать, как много значил для меня Высоцкий. День 25 июля 1980 года черной чертой разделил жизнь на две неравные части: «до» и «после». Та, что «до», освещена — и освящена! — светлым образом Высоцкого.

Кляну себя за легкомыслие — одно не записал, другое не потрудился запомнить. И не оттого, что не понимал, кто со мной рядом. Но разве можно было предположить, что Он, моложе на два года, наделенный природным здоровьем, уйдет из жизни раньше. Наверно, поэты не могут жить долго. Они проживают более эмоциональную, более страдальческую жизнь. Боль других — их боль. С израненным сердцем долго не выдержишь.

Небольшой архив все-таки сохранился. Письма, задумки неосуществленных сценариев, черновики песен, пластинки с дарственными надписями, театральный билет на последний, уже не состоявшийся спектакль «Гамлета», траурная повязка, с которой стоял у гроба…

Иной раз листаешь старую записную книжку и среди пустых незначительных записей натыкаешься на такие строки: «Приезжал Володя. Субботу и воскресенье — на даче. Написал новую песню». Помню, встретил его в аэропорту, в руках у него был свежий «Экран» — чистые поля журнала исписаны мелкими строчками. Заготовки к новой песне. Значит, работал и в самолете. Отдыхать он совершенно не умел.

Помню, на даче, когда все купались в море, загорали, он лежал на земле во дворе дома и работал. Помню, готовили плов на костре. Кричали, смеялись, чуть ли не перешагивали через него, а он работал. Вечером спел новую песню. Она называлась «Баллада о детстве».

Он ворвался в нашу жизнь в начале шестидесятых. Вспомним это время — время расцвета новой поэзии, новой литературы, почву для которой подготовил XX съезд партии. Время ренессанса искусств.

Не так давно отшумел фестиваль молодежи и студентов. Будто распахнули окно в большой мир — и оттуда ворвался свежий воздух. Студент-первокурсник Высоцкий проводит дни и ночи на улицах Москвы. Дышит этим воздухом.

Только что образовался «Современник» — Высоцкий среди первых его зрителей и почитателей.

Молодые поэты читают стихи у памятника Маяковскому. Высоцкий еще не набрался смелости подняться на ступеньки гранитного постамента — он в толпе вокруг памятника, ловит каждое слово.