Дуглас Смит - Распутин. Вера, власть и закат Романовых

Николай начал действовать. 16 сентября граф Фредерикс написал из Ставки генералу Александру Морозову в Москву, чтобы тот предпринял все меры к прекращению появления статей против Распутина в прессе. Дело было настолько серьезным, что 5 сентября в Ставку приехал министр внутренних дел Щербатов. В разговоре с императором было решено следить за каждой статьей о Распутине. При появлении негативной информации публикацию следовало приостанавливать и давить на редакторов с тем, чтобы впредь подобных статей не появлялось. Стратегия сработала в Петрограде, но положение в Москве было иным. Здесь антираспутинские настроения были настолько сильны, что власти опасались, что будет невозможно остановить серьезную кампанию в прессе 30.

Цензоры и сами не знали, как действовать. В октябре чиновник военной цензуры писал своему начальнику Дмитрию Струкову о только что полученной рукописи «Правда о старце-крестьянине из Тобольска Григории Ефимовиче Распутине». Цензоры недоумевали, что делать: ведь текст был направлен в защиту Распутина, но делалось это так, что читатель понимал: Распутин пользуется огромной властью, хотя и использует ее не в свою пользу, а ради крестьянства. Цензоров беспокоило, что любое упоминание о Распутине и его власти может привести к новым преследованиям. Более того, цензоры вообще не понимали, какова официальная политика. Отмечая, что им было получено «указание о недопущении в печать никаких подробностей или статей о Г. Е. Распутине», чиновник спрашивал, распространяется ли оно на рукописи или только на газетные статьи 31.

Военные цензоры следили и за иностранной прессой тоже. Все статьи с упоминаниями о Распутине вырезались, переводились и подшивались. Вырезки эти показывают, насколько неточна была информация о Распутине. Типичным примером может служить статья «Распутин, один из царских советников» из английского журнала «Summer Reading». В ней утверждалось, что Распутин был монахом монастыря Святого Иннокентия в Иркутске, а затем стал придворным священником и личным духовником царя 32. Цензоры просматривали сотни европейских газет и журналов, выискивая любое упоминание о Распутине, и из-за этого в России начали говорить, что власть Распутина настолько возросла, что даже во Франции и Англии запрещено писать о нем 33.

В России власти изо всех сил боролись с тем общественным кошмаром, который творился вокруг Распутина. В октябре царь был награжден орденом Святого Георгия 4-й степени. Николай был искренне тронут наградой, но чиновники не знали, как сообщить об этом народу. Имена «Георгий» и «Григорий» были настолько близки, что давали возможность для каламбуров. Поэтому в столице было принято решение не позволять показывать кинохронику награждения царя орденом, чтобы зрители не стали говорить: «Царь с Георгием, а царица с Григорием!» 34.

Матрена так писала об отношениях отца с Николаем и Александрой:

«Отец любил царскую семью и был предан ей. Он всегда хорошо и задушевно отзывался о них. Но он ставил государю в недостаток его доброту и говорил про государя, что он «больно добр и прост». Про государыню отец говорил, что она «много тверже государя». Он нисколько не менял своего обращения с государем и с государыней в сравнении с другими людьми. Он называл и государя, и государыню на «ты», как и всех вообще людей: слова «вы» он совсем не знал. Горячий от природы, отец позволял себе иногда и кричать на государя, а в горячности иногда даже топал на него ногами. Был один случай, когда отец, накричав на государя, ушел, не простившись с ним. Все эти его ссоры с ними происходили из-за того, что государь не всегда слушал советов отца. […] Отец упорно говорил государю, что он должен быть как можно ближе к народу, что царь – отец народа, что народ должен его видеть как можно чаще, должен любить царя как отца, а между тем государь держит себя так, что его народ не видит и лишь боится его имени; что если бы народ его видел и знал, что он бы его не боялся, а любил. Государь говорил отцу, что если будет жить так, как хочет мой отец, то его убьют мужики. Отец говорил государю, что мужики никогда не убьют царя, а убьет его интеллигент» 1.

Матрена очень точно охарактеризовала отношения отца с Николаем и Александрой. Распутин действительно любил царя, но отчетливо видел его слабости и недостатки. Однажды он сказал: «Думаешь о нем одно, но не можешь рассчитывать на него, потому что он может измениться в любую минуту, он несчастный человек, в нем нет внутренней силы» 2. Есть бесспорные доказательства того, что Николай находил у Распутина утешение. Коменданту дворца Дедюлину, когда тот негативно отозвался о Распутине, Николай сказал: «Напрасно вы так думаете. Он хороший, простой религиозный русский человек. В минуты сомнений и душевной тревоги я люблю с ним беседовать, и после такой беседы мне всегда на душе становится легко и спокойно» 3. Белецкий отмечает различия в характерах этих людей: «Я хотел сказать о страшно сильной его воле, которую он в себе воспитывал, о том, как он действовал на государя; я знаю, что он иногда даже кулаком стучал. Вот что я хочу сказать: это была борьба слабой воли с сильной волей. Этот человек ходил по гостиным лучше, чем другой царедворец, любого придворного он понимал и учитывал все людские слабости, на которых мог играть. Это был очень умный человек» 4.

Эту тему в России в то время очень активно обсуждали. Некоторые, как Белецкий, утверждали, что Распутин – редкая сильная личность, наделенная истинными интеллектуальными, духовными и психологическими талантами. Вера Жуковская согласна с Белецким: «Вообще надо иметь мужество признать, что Р.[аспутин] была натура во всяком случае исключительная, и обладал он огромной силой». Другим же Распутин казался пустышкой. Николай Соколов, расследовавший убийство семьи Романовых, считал, что он не имел ни власти, ни силы воли. Единственной отличительной его чертой он считал «колоссальное невежество» 5. Зинаида Гиппиус придерживалась того же мнения: «Распутин как личность ничтожен и зауряден. […] Он был крайне обыкновенный, незамечательный, дюжинный мужик» 6. Мысль о том, что у Распутина могли быть какие-то политические идеи, вызывала у нее смех. Он был слишком прост, чтобы подняться на такой уровень. Однажды Гиппиус поделилась своими мыслями о Распутине с писателем, будущим лауреатом Нобелевской премии Иваном Буниным и его женой Верой Муромцевой. Вера ушам своим не поверила. Гиппиус, по мнению Веры, была хорошим писателем, но «она ничего не понимает в людях. Мужик он недюжинный и совсем не юрод» 7.

Вера была права. Стоит отметить, что те, кто не видел в Распутине ничего особенного, вовсе не знали его и не имели опыта общения с ним – как Соколов и Гиппиус. Распутин был личностью незаурядной. И Николай не был настолько слаб, каким считали его критики. В истории сохранилось немало случаев, когда царь предпочитал не прислушиваться к советам Распутина. У Распутина было свое мнение о том, что лучше для царя и России, и он не стеснялся говорить об этом. Но он не был неким зловещим Свенгали, старающимся манипулировать царем, как марионеткой. Такой взгляд на фигуру Распутина характерен для прежнего политического дискурса, когда в нем видели царского фаворита. Такой «серый кардинал» был близок к правителю, но при этом часто был чужаком, не имеющим связей с политико-социальной элитой, и не занимал официальных постов. Подобные фигуры в истории не редкость. В Европе апогеем фаворитизма стал XVII век. Типичными примерами могут быть граф-герцог Оливарес при испанском короле Филиппе IV и кардинал Ришелье при Людовике XIII. Фаворитов считали людьми хитрыми, склонными к манипулированию, злонамеренными, двуличными, лживыми, амбициозными и готовыми на все в борьбе за власть. Оливарес демонстративно целовал ночной горшок короля, чтобы доказать свою безмерную любовь и преданность. Ришелье умел проливать слезы, зная, что это понравится королю. Приближенные монархов считали возвышение фаворитов узурпированием чужой власти. Но при этом все считали их власть безграничной и любой промах и ошибку правительства сразу же приписывали им 8.