Дуглас Смит - Распутин. Вера, власть и закат Романовых

Однако, как и многое в жизни Распутина, эта история всплыла впоследствии – и обросла совершенно фантастическими подробностями. В том же году газета «Отклики на жизнь» опубликовала статью о «Похождениях “старца” Распутина». В ней утверждалось, что разъяренный купец чуть было не избил Распутина, а оскорбленный официант собирался подать на него в суд, но потом стороннику Распутина удалось подкупить его сотней рублей 14. Депутат Думы Алексей Суханов писал в «Биржевых ведомостях», что Распутин бегал по пароходу голым. Пассажиры были настолько оскорблены, что потребовали сообщить о происшествии полиции, но дело быстро замяли, и на свет оно вышло только благодаря твердости Гартвельда 15.

Распутин тоже не забыл этого происшествия. В том же месяце он говорил Александре о том, что губернатор Станкевич настроен против него, и императрица написала Николаю письмо с просьбой о замене тобольского губернатора. Распутин хотел видеть на этом посту Николая Ордовского-Танаевского, того самого, кого ранее отправили в Сибирь собирать информацию о Распутине. Говорили, что Ордовский обращался к Распутину за помощью в карьерном росте. В конце 1915 года Александре пришлось несколько раз напоминать Николаю о своей просьбе, и в конце концов Распутин своего добился. В середине ноября Станкевича перевели в Самарскую губернию, а тобольским губернатором стал Ордовский 16.

В первые дни августа 1915 года Николай принял, пожалуй, самое судьбоносное решение в истории своего правления: он освободил Николашу от командования войсками и сам стал главнокомандующим русской армией. Вот как писал об этом в воспоминаниях князь Юсупов:

«Общество встретило известие, в общем, враждебно. Ни для кого не было секретом, что сделалось все под давлением “старца”. Распутин, уговаривая царя, то интриговал, то, наконец, взывал к его христианской совести. Государь ему как ни слабая помеха, а все ж лучше бы с глаз долой. Нет Николая – руки развязаны. С отъездом государя в армию Распутин стал бывать в Царском чуть не каждый день. Советы и мнения его приобретали силу закона и тотчас передавались в Ставку. Не спросясь “старца”, не принимали ни одно военное решение. Царица доверяла ему слепо, и он сплеча решал насущные, а порой и секретные государственные вопросы. Через государыню Распутин правил государством» 1.

Такая точка зрения существовала уже давно. Даже сегодня историки часто пишут о махинациях Распутина и Александры, из-за которых Николай и совершил этот неожиданный и катастрофический шаг: намереваясь управлять страной без вмешательства царя, они убедили его сместить Николашу, уехать из столицы в Ставку и гарантировать себе «карт-бланш» на любые действия – как об этом и писал Юсупов 2.

На самом же деле все было совсем не так. Как красноречиво показывает переписка Николая и Александры первой половины 1915 года, и императрица, и Распутин страшились поездок Николая в Ставку, поскольку им было известно, насколько он слаб и подвержен чужому влиянию. Они хотели если не контролировать Николая, то, по крайней мере, подталкивать его в направлении, которое казалось им правильным, и не удерживать от неприятных для них решений. Оба они очень хорошо знали Николая и понимали, что единственный способ добиться этой цели – удерживать царя поблизости, в Царском Селе, вдали от чужих влияний. В Ставке Николай оказывался вне их досягаемости, в окружении свиты и офицеров – «врагов» из придворной камарильи, которые будут настраивать царя против них. Степан Белецкий отлично это понимал. Он писал, что Распутин даже говорил ему, что Александра пишет Николаю каждый день (а порой даже чаще) именно по этой причине. Она хотела, чтобы он постоянно слышал ее (и Распутина) голос. И по этой причине Распутин советовал Александре поехать в Ставку и даже хотел поехать сам, но от этого его отговорили Белецкий и Вырубова 3.

Но Белецкий был одним из немногих, кто понимал ситуацию правильно. Французский посол Морис Палеолог писал в дневнике, что Распутин и Александра постоянно твердят Николаю: «Когда трон и Отечество в опасности, место самодержца – во главе его войск. Предоставить это место другому – значит нарушить волю божью» 4. Зинаида Гиппиус утверждала, что Распутин настраивал царя подобным образом, чтобы отомстить Николаше – некогда своему покровителю, а теперь злейшему врагу. В дневнике она писала, что реакция на известие была настолько сильна, что даже кучера говорили об этом как о признаке невероятной силы Распутина 5. «Все в унынии, – писала в середине августа в дневнике княгиня Екатерина Святополк-Мирская (урожденная Бобринская), вдова министра внутренних дел Петра Святополк-Мирского. – Вчера никто не говорил ни о чем другом, кроме отставки Ник. Ник. и о том, что имп. принял командование на себя. Настоящая катастрофа. […] Все говорят, что это результат влияния Распутина и Александры, и даже если это неправда, все будут говорить, что это победа так называемой германской партии и что будет революция или Бог знает что […]» 6.

Княгиня затронула очень важный вопрос. Даже если Распутин и Александра не давали Николаю подобных советов, все были уверены в обратном, и правда никого не интересовала. Министр внутренних дел Щербатов говорил о том же на тайном совещании совета министров 4 августа. Он говорил, что революционеры и антиправительственные агитаторы не упустят возможности для раздувания скандала 7. В действительности же Николай давно собирался принять командование на себя. 1 августа 1914 года он писал в дневнике: «После завтрака вызвал Николашу и объявил ему о его назначении Верховным главнокомандующим впредь до моего приезда в армию» 8. Два года спустя, когда прошел год с момента принятия командования, Николай писал Александре, что решение заменить Николашу пришло ему, когда он стоял перед большим образом Христа в Федоровском соборе в Царском Селе: «Я так хорошо помню, что, когда я стоял против большого образа Спасителя, наверху в большой церкви, какой-то внутренний голос, казалось, убеждал меня прийти к определенному решению и немедленно написать о моем решении Ник., независимо от того, что мне говорил наш Друг» 9.

Семья Романовых была против этого решения. Великий князь Дмитрий отправился в Царское Село, чтобы попытаться отговорить Николая. Разговор был долгим и трудным, но Дмитрию показалось, что ему удалось добиться успеха. Оба были тронуты этой беседой, обнялись при расставании и были почти в слезах. Но через два дня потрясенный Дмитрий прочел в газетах, что Николай принял решение, не удосужившись сообщить об этом ему. Великая княгиня Мария Павловна, сестра Дмитрия, вспоминала, что к тому времени пытаться образумить Николая и Александру было равносильно «попытке спорить с тенями». А сам император становился «более, чем когда-либо, психологической загадкой» 10. Вдовствующая императрица умоляла сына не принимать этого решения. Когда она сказала ему, что все считают этот шаг делом рук Распутина, император покраснел: мать была потрясена его опасной наивностью. Два часа она умоляла Николая, но он отказался, сказав, что «его долг – спасти Россию» 11. Правительство тоже пыталось действовать. На заседании совета министров 29 августа обер-прокурор Самарин сказал, что их «священный долг» – уговорить императора отказаться от этого «губительного решения». Самарин был твердо уверен, что решающую роль в этой ситуации сыграли некие «тайные влияния» (Распутина). Если министры не согласятся действовать, он готов лично обсудить этот вопрос с императором. Самарин сообщил министрам, что император дал ему слово, что до принятия бразд правления он положит конец влиянию Распутина, но теперь ему ясно, что все не так. Он хотел в последний раз говорить с императором, и если ничего не удастся, то подать в отставку. «Я готов до последней капли крови, – заявил он, – служить своему законному царю, но не…» 12. Премьер-министр Горемыкин возразил, сказав, что решение было принято лично царем и основывалось на его внутренних убеждениях. Николай лично говорил ему, что никогда не простит себе то, что он не возглавил армию во время Русско-японской войны. И теперь он не хотел повторить ту же ошибку. Но Самарин не согласился: «Нет, это не личное дело. Этот вопрос касается всей России и монархии» 13. Восемь министров подписали коллективное письмо с выражением своей обеспокоенности, но царь остался тверд. Те, кто отправился лично беседовать с царем, например министр иностранных дел Сазонов, понимали, что, решившись на такой шаг, они положили конец своей карьере 14.