Дуглас Смит - Распутин. Вера, власть и закат Романовых

Примерно в то же время Добродеев навестил Джунковского в столице. В письме к Калмыкову Добродеев писал, что Джунковский требует усилить слежку за Распутиным и записывать все упоминания об императоре и царской семье. Джунковский надеялся, что удастся найти какую-то компрометирующую информацию, которую можно будет использовать не только для того, чтобы держать Распутина подальше от столицы, но и выслать его еще дальше на восток Сибири 17. Сибирская полиция отнеслась к заданию серьезно и использовала для сбора информации все возможные способы. Так, в конце июля Прелин познакомился с некоей Параскевой Кряжевой, которая заявила, что на пароходе слышала, как Распутин говорил другому пассажиру (по-видимому, крестьянину), что для того, чтобы остановить войну, ему достаточно сказать пару слов императору. Прелину было приказано разыскать эту Кряжеву и записать ее показания. Полиция обнаружила ее в Томске. На допросе она повторила услышанное и сообщила, что все это произошло во время поездки из Тюмени в Тобольск на пароходе «Комета» 23 или 24 июля. Впрочем, ничего более добавить она не могла. Калмыков этим не удовлетворился. Он отправил письмо в Томск с требованием допросить Кряжеву еще раз. К письму он приложил список вопросов: 1. Когда именно Распутин это говорил? 2. Где на пароходе происходил разговор? 3. При каких обстоятельствах? 4. Что именно сказал Распутин? 5. Кто еще это слышал? 6. Кому еще Кряжева об этом рассказывала? 7. Может ли она назвать человека, которому Распутин это говорил? Вопросы Кряжевой задали, но она ответила, что уже сообщила полиции все, что знала, и не может более ничего добавить. На этом дело и закончилось, хотя полиция не сдавалась и продолжала следствие до октября.

В августе полиция начала расследовать сходное дело. На сей раз в нем участвовал крестьянин из Покровского Василий Распопов. Он якобы слышал, как в прошлом месяце Распутин на пароходе «публично и бесстыдно заявлял, что ему хорошо известно, что война плохо для нас кончится». Как только эти слова дошли до полицейских, началось новое расследование. Но и оно закончилось ничем. Выяснилось, что Распопов в действительности ничего не слышал и просто пересказал сплетню 18. После нескольких месяцев активной работы полиции так и не удалось ничего накопать на Распутина.

У Распутина же были собственные, чисто личные проблемы. В конце июня он получил телеграмму о том, что его сына Дмитрия призывают в армию. Распутин был в ужасе. «Я сказал в сердце, – писал он Александре, – неужели я Авраам, реки прошли, один сын и кормилец, надеюсь, пущай он владычествует при мне, как при древних царях». Распутин искренне переживал, и не только за себя и свою семью. Еще в начале июня он выступил против призыва второго разряда, считая это губительным для внутреннего мира в России. Александра просила Николая сделать что-нибудь для мальчика, но тот отказал, и Дмитрия призвали в армию 19. 9 августа Распутин и Дмитрий в сопровождении Терехова и Свистунова выехали из Покровского на лошадях в Тюмень, а оттуда – поездом в столицу. В Петроград они приехали в последний день месяца. Вечером они у Вырубовой встретились с Николаем и Александрой 20.

Распутин надеялся, что сына все же не заберут. Он отвел Дмитрия к врачу, чтобы тот объявил его негодным к службе. Но, как он узнал в следующем месяце, его сын оказался абсолютно здоровым 21. В августе Дмитрия призвали в 7-й взвод 35-го пехотного запасного батальона. Родители сходили с ума от беспокойства. Прасковья боялась, что больше никогда не увидит сына. Александра писала Николаю: «Наш Друг в отчаянии, что его сына призывают, – это его единственный сын, который в отсутствие отца ведет все хозяйство» 22. В конце концов определенные силы были приведены в действие, и Дмитрий не попал на фронт. В октябре он был приписан к санитарному поезду в Царском Селе – к величайшему облегчению родителей 23.

Но на этом все не закончилось. Летом 1915 года в прессе началась новая, беспрецедентная кампания против Распутина. Никогда прежде о нем не писали так много, а обвинения не были столь бесцеремонными.

Все началось в июне. «Сибирская торговая газета» написала, что в молодости Распутин был конокрадом. Такое обвинение впервые было выдвинуто публично. Разъяренный Распутин отправил в редакцию письмо, которое и было опубликовано 11 августа под заголовком «Гнев старца»: «Тюмень, редактору Крылову. Немедленно докажи, где, когда, у кого я воровал лошадей, как напечатано в твоей газете; ты очень осведомлен; жду ответа три дня; если не ответишь, я знаю, кому жаловаться и с кем говорить. Распутин» 24. В то же время Распутин написал об этой статье товарищу губернатора Тобольска. В письме он требовал либо предъявить ему обвинения, либо наказать Крылова «по всей строгости». Если это не будет сделано, то Распутин грозил «жаловаться наверх» 25. Ни Крылов, ни вице-губернатор не восприняли угрозы Распутина всерьез, а он своих угроз не исполнил.

Эта статья стала началом серьезной кампании против Распутина. Через пять дней, в середине августа, «Биржевые ведомости» опубликовали две большие статьи о якобы достоверном и тщательном расследовании жизни Распутина. Первая статья некоего Лукиана начиналась с заявления о том, что цензоры не позволили ему рассказать всю историю Распутина из-за «порнографии» – журналисту якобы запретили писать о его женщинах, его гареме и сексуальных похождениях. Лукиан обрушивался на правительство за попытки запретить писать что-либо о Распутине, «совершенно частной персоне, не занимающей никакого официального поста. […] И поскольку прессе было сказано, намеками ли или по телефону, не упоминать Распутина, пресса понимает, что игнорирование этого приказа чревато рядом суровых репрессивных мер». Но, как писал Лукиан, пресса готова пойти на риск и высказаться, поскольку хранят молчание те, кто должен был сделать это в первую очередь – Щегловитов, Маклаков или Саблер. А делают они это из низкопоклонства или из желания отвлечь внимание общества своими нападками на евреев и других нехристиан 26.

Хотя статья Лукиана была довольно раздраженной, в сравнении со следующей ее можно назвать весьма сдержанной. В статье под названием «Житие старца Распутина» некий Вениамин Борисов (скорее всего, под этим псевдонимом скрывался враг Распутина, Давидсон 27) писал, что вся семья Распутиных – это «преступники», что отца Распутина постоянно избивали «за воровство и озорство», в молодости Распутина и самого частенько поколачивали за пьянство и воровство. Борисов утверждал, что в возрасте двадцати лет Распутин изнасиловал семидесятилетнюю вдову Леконидушку, а также нескольких девочек-подростков. Покинув дом и начав посещать монастыри, Распутин сохранил свои дикие наклонности и изнасиловал нескольких монахинь и послушниц. Когда Распутин посещал женские монастыри, матушки-настоятельницы, зная, чего от них ожидают, предоставляли ему отдельную келью и присылали самых красивых монахинь для «душеспасительных бесед». Распутин якобы организовывал хлыстовские оргии, на которых отцы занимались сексом с дочерьми, а матери – с сыновьями. Борисов утверждал, что в тобольских архивах сохранились документы о конокрадстве и лжесвидетельстве Распутина 28.