Михаил Лев - Длинные тени

Но, как бы ни была велика опасность, хочется верить, что все обойдется. Кто-кто, но уж те, на чью долю выпали столь тяжкие испытания, знают, что настоящего человека горе делает еще более сильным, и пока бьется в тебе сердце, нельзя терять надежды. Берек тепло взглянул на Гросса. Леон сидит за рулем немного ссутулясь. Несмотря на возраст, движения его еще не лишены скрытой силы. Очки сдвинуты высоко на лоб. Руки с длинными, как у скрипача, пальцами крепко держат руль.

Почувствовав на себе взгляд Берека, Гросс спросил:

— Как видите, я еще как крепко заколоченный гвоздь. Иначе нельзя. У нас с вами вера в жизнь должна быть особая. Сколько, Бернард, вам было лет в Собиборе?

— Пятнадцать. Почти пятнадцать.

— Чудесный возраст! В пятнадцать лет я мечтал о многом. Готов был, не останавливаясь ни перед чем, ринуться в кругосветное путешествие. Потом раздумал и решил стать врачом, поселиться в джунглях и лечить обездоленных людей. Диплом врача я получил, но работать по специальности не пришлось. Женился еще студентом, родился ребенок, но, когда после войны вернулся домой, меня ожидали только родители… В Бразилию я попал уже после того, как изъездил почти полсвета. Жажда нового, неизведанного, свойственная всем путешественникам, сидит во мне по сей день. Но, как вы знаете, заниматься здесь мне приходится совсем другим.

Гросс, должно быть, решил, что еще не все сказал, и после недолгого молчания продолжил:

— Я не могу сказать, что жизнь моя не удалась. Достиг я немногого, но, — глаза его потеплели, — вырастил двух детей, сирот — мальчика и девочку. Я настоял, чтобы они уехали из Бразилии и поселились в моем родном городе. Теперь дети зовут меня к себе, а я пока все откладываю. Каждый раз находится причина. Теперь хотелось бы дождаться и узнать, чем кончится дело Вагнера. Мне кажется, что приговор ему уже вынесен и обжалованию не подлежит. Конечно, обидно, что судить его будут не те, кто по праву должен был это сделать, но это уже другое дело. Вагнер теперь опасен для своих же единомышленников. В Сан-Паулу ему приходилось встречаться с высокопоставленными нацистами, и они постараются поскорее убрать его с дороги. Этим и объясняется то, что за нами началась слежка. За мной — так как я в течение многих лет вхож в дом Терезы Штангль, за вами — потому что, кто знает, какой ключ вы подобрали к своему пациенту и какие секреты больной мог выдать своему доктору. Захотелось же Терезе убедиться в том, что Шлок покинул Бразилию, и она отдала соответствующие распоряжения своему человеку, так же и Зигфрид Якель или кто-то из его хозяев захотят узнать, улетел ли частный врач Густава Вагнера и куда именно. Если вы приобретете билет до Рима, то за те двенадцать часов, что вы будете находиться в авиалайнере, кто-то в Италии получит указание глаз не спускать с прибывшего из Рио Бернарда Шлезингера. Мужчина вы заметный, а все остальные данные агент получит дополнительно. Располагая большими капиталами, мафия СС проделывает все это без особого труда. Куда труднее будет мне дознаться, получил ли Якель доступ к новому доктору, которого Вагнеру рекомендовал Фушер, а знать это очень важно. На этот раз мне, очевидно, придется рассчитывать на Терезу. Она не может не понимать, что и Якель опасается Фушера, и все же…

Береку ясно: Гросс играет с огнем. Ему бы хоть на некоторое время оставить эту нелегкую и опасную работу и уехать куда-нибудь подальше. Но говорить с ним об этом бесполезно. И вряд ли кому-либо удастся этого добиться. Через каких-нибудь полгода Берек пожалеет, что не высказал своему другу вслух все то, о чем он теперь думает.

Гросс свернул чуть в сторону и подрулил к бензоколонке, стоявшей у дороги.

Бензобак заполнен доверху, но Леон почему-то не торопится отъезжать. Он поправляет и без того безупречно сидящий на нем дорожный костюм и не спеша направляется к лимузину, стоящему между двумя желтыми автобусами. Водитель, подперев голову рукой, растянулся на сиденье во всю длину, и из открытой дверцы автомобиля торчат его ноги. В такую рань, до того, как в этот бледно-серый рассвет ворвутся и засияют первые солнечные лучи, обычно сладко спится, тем более такому молодому, дюжему парню. Гросс глазами обращает внимание Берека на правый бок лимузина, где виднеется вмятина с облупившейся краской. Но этого все же недостаточно, чтобы доказать, что именно эта машина, а не другая несколько часов назад нанесла удар по их «фольксвагену».

Здесь, в чужой для него стране, Берек не берется быть советчиком, но проявлять поспешность, ему кажется, ни к чему. Он готов поклясться, что на заднем сиденье обогнавшего их лимузина сидел еще кто-то, как ему показалось — женщина. Где же она? Берек стал медленно оглядываться по сторонам и в телефонной будке увидел ту, кого искал. Она стояла к нему спиной. Зайдя со стороны, по короткой стрижке Берек узнал в ней молодую женщину, которая вчера дважды обогнала его на улице и оба раза задела рукой. Тогда он лишь недоуменно пожал плечами, а что делать теперь? Лучше всего было бы самому заговорить с ней о каком-нибудь пустяке, а может быть, без обиняков спросить, почему они их преследуют? Но эту мысль он решительно отверг. Да и как заговорить с ней, если португальского языка он не знает? Свободно владеет португальским Гросс, но он остается здесь жить, можно ли в таком случае вести себя опрометчиво? И если связаться с этой опасной бандой, надо сперва позвать полицейского, и тот, догадавшись, чей это лимузин, палец о палец не ударит, чтобы установить истину. Нет, нет, Гроссу сейчас встревать в это дело нельзя. Ничего хорошего это ему не сулит.

Женщина, должно быть, доложила что нужно, выслушала дальнейшие распоряжения и вышла из телефонной будки. Одета она была очень элегантно. Если чего не хватало в ее туалете, на взгляд Берека, так это шляпы с пером. Оказавшись с ним рядом, она повернула голову в его сторону, приложила ко рту ладонь и негромко, но внятно произнесла по-немецки:

— Эй ты, если ты дорожишь своей шкурой, сматывайся отсюда поскорей!

И неожиданно снова, как накануне, посмотрела на него озорными глазами и одарила простодушной улыбкой. После этого она села в лимузин. Заурчав, машина рванулась с места и направилась не в сторону Рио, а назад, в Бразилиа.

Гросс включил мотор, и они двинулись дальше.

До слуха доносится нарастающий шум огромного многомиллионного города. Это Рио-де-Жанейро, или, как его называют бразильцы, Сидаде Маравильоза, что означает «великолепный», «чудесный». Приходится сбавить скорость. Нескончаемым потоком движутся автомобили. Большинство из них — «фольксвагены», и держатся они главным образом края дороги. Их оттирают и обгоняют роскошные «мерседесы» и «мустанги». Гросс и Шлезингер, кажется, уже обо всем поговорили. Леон считает, что свою миссию Бернард выполнил более чем хорошо.