Иван Солоневич - Россия в концлагерe [дореволюционная орфография]

Какая-то завалящая ББКовская спартакіада — это, конечно, мелочь. Это — не пятилѣтка, не Магнитострой и даже не "Магнитострой литературы". Но величіе Аллаха проявляется въ малѣйшемъ изъ его созданій... Халтурные методы ББКовской спартакіады примѣняются и на московскихъ спартакіадахъ, на "строяхъ" всѣхъ разновидностей и типовъ, на Магнитострояхъ литературныхъ и не литературныхъ, печатныхъ и вовсе непечатныхъ и въ суммѣ мелкихъ и крупныхъ слагаемыхъ даютъ необозримые массивы великой всесоюзной Халтуры съ большой буквы.

Ключъ къ ларчику, въ которомъ были запрятаны успѣхи, увы, не состоявшейся ББКовской халтуры, будетъ открывать много совѣтскихъ ларчиковъ вообще. Не знаю, будетъ ли это интересно, но поучительно будетъ во всякомъ случаѣ.

Спартакіада была назначена на 15 августа, и читатель, неискушенный въ совѣтской техникѣ, можетъ меня спросить: какимъ это образомъ собирался я за эти полтора-два мѣсяца извлечь изъ пустого мѣста и массы, и энтузіазмъ, и рекорды, и прочее. И неискушенному въ совѣтской техникѣ читателю я отвѣчу, даже и не извиняясь за откровенность:

— Точно такъ же, какъ я извлекалъ ихъ на Всесоюзной спартакіадѣ, точно такъ же, какъ эти предметы первой совѣтской необходимости извлекаются по всей Совѣтской Россіи вообще.

На волѣ есть нѣсколько сотенъ хорошо оплачиваемыхъ и питаемыхъ профессіоналовъ (рекорды), нѣсколько тысячъ кое-какъ подкармливаемыхъ, но хорошо натренированныхъ въ "организаціонномъ отношеніи" комсомольцевъ (энтузіазмъ) и десятки тысячъ всякой публики, вродѣ осоавіахимовцевъ и прочаго, которые по соотвѣтствующему приказу могутъ воплотиться въ соотвѣтствующую массу въ любой моментъ и по любому рѣшительно поводу: спартакіада, процессъ вредителей, пріѣздъ Горькаго, встрѣча короля Амманулы и пр. Поводъ не играетъ никакой роли. Важенъ приказъ.

У меня для рекордовъ будетъ 5-6 десятковъ людей, которыхъ я помѣщу въ этотъ курортный баракъ въ Вичкѣ, которые будутъ тамъ жрать такъ, какъ имъ на волѣ и не снилось (Успенскій эту жратву дастъ, и у меня ни одинъ каптеръ не сопретъ ни одной копѣйки), которые будутъ ѣсть, спать, тренироваться и больше ничего. Въ ихъ числѣ будутъ десятка два-три бывшихъ инструкторовъ физкультуры, то-есть профессіоналовъ своего дѣла.

Кромѣ того, есть моментъ и не халтурнаго свойства, точно такъ же, какъ онъ есть и въ пятилѣткѣ... Дѣло въ томъ, что на нашей бывшей святой Руси разсыпаны спортивные таланты феерическаго масштаба. Сколько разъ, еще до революціи, меня, человѣка исключительнаго сложенія и многолѣтней тренировки, били, въ томъ числѣ и по моимъ "спортивнымъ спеціальностямъ", совершенно случайные люди, рѣшительно никакого отношенія къ спорту не имѣвшіе: пастухи, монтеры, гимназисты... Дѣло прошлое, но тогда было очень обидно...

Такихъ людей, поискавши, можно найти и въ лагерѣ. Людей, вродѣ того сибирскаго гиганта съ девятнадцатаго квартала. Нѣсколькихъ, правда, пожиже, но не такъ изъѣденныхъ голодомъ, я уже подобралъ на 5 лагпунктѣ. За полтора мѣсяца они подкормятся. Человѣкъ 10 я еще подберу.

Но ежели паче чаянія цифры рекордовъ покажутся мнѣ недостаточными, то что по милости Аллаха мѣшаетъ мнѣ провести надъ ними ту же операцію, какую Наркоматъ тяжелой промышленности производить надъ цифрами добычи угля (въ сей послѣдней операціи я тоже участвовалъ). Какой мудрецъ разберетъ потомъ, сколько тоннъ угля было добыто изъ шахтъ Донбасса и сколько изъ канцеляріи Наркомтяжпрома?

Какой мудрецъ можетъ провѣрить, дѣйствительно ли заключенный Ивановъ 7-ой пробѣжалъ стометровку въ 11,2 секунды и, въ положительномъ случаѣ, былъ ли онъ дѣйствительно заключеннымъ? Хронометражъ будетъ въ моихъ рукахъ, судейская коллегія будутъ "свои парни въ доску". Успенскому же важно, во-первыхъ, чтобы цифры были хороши, и, во-вторыхъ, чтобы онѣ были хорошо сдѣланы, внѣ подозрѣній или, во всякомъ случаѣ, внѣ доказуемыхъ подозрѣній.

Все это будетъ сдѣлано. Впрочемъ, ничего этого на этотъ разъ не будетъ сдѣлано, ибо спартакіада назначена на 15 августа, а побѣгъ на 28 іюля.

Дальше: роль десятка тысячъ энтузіастовъ будутъ выполнять сотни двѣ-три вохровцевъ, оперативниковъ и работниковъ ОГПУ — народъ откормленный, тренированный и весьма натасканный на всяческій энтузіазмъ. Они создадутъ общій спортивный фонъ, они будутъ орать, они дадутъ круглыя, улыбающіяся лица для съемки переднимъ планомъ.

Наконецъ, для массы я мобилизую треть всей Медгоры. Эта треть будетъ маршировать "мощными колоннами", нести на своихъ спинахъ "лозунги", получить лишній паекъ хлѣба и освобожденіе отъ работъ дня на 2-3. Если спартакіада пройдетъ успѣшно, то для этой массы я еще выторгую по какой-нибудь майкѣ — Успенскій тогда будетъ щедръ.

Вотъ эти пайки и майки — единственное, что я для этихъ массъ могу сдѣлать. Да и то относительно, ибо хлѣбъ этотъ будетъ отнять отъ какихъ-то другихъ массъ, и для этихъ другихъ я не могу сдѣлать рѣшительно ничего. Только одно — использовать Успенскаго до конца, бѣжать за границу и тамъ на весь христіанскій и нехристіанскій міръ орать благимъ матомъ объ ихъ, этихъ массъ, судьбѣ. Здѣсь же я не могу не только орать, но и пикнуть: меня прирѣжутъ въ первомъ же попавшемся чекистскомъ подвалѣ, какъ поросенка, безъ публикаціи не то, что въ "Правдѣ", а даже и въ "Перековкѣ", прирѣжутъ такъ, что даже родной братъ не сможетъ откопать, куда я дѣлся...

Конечно, при всемъ этомъ я малость покривлю душой. Но что подѣлаешь? Во-первыхъ, не я выдумалъ эту систему общеобязательнаго всесоюзнаго кривлянья и, во вторыхъ — Paris vaut la messe.

Вмѣсто "Парижа" я буду имѣть всяческую свободу дѣйствій, передвиженій и развѣдки, а также практически ничѣмъ не ограниченный "блатъ". Теперь я могу придти въ административный отдѣлъ и сказать дружескимъ, но не допускающимъ никакихъ сомнѣній тономъ:

— Заготовьте ка мнѣ сегодня вечеромъ командировку туда-то и туда-то...

И командировка будетъ заготовлена мнѣ внѣ всякой очереди, и никакая третья часть не поставитъ на ней штампа: "Слѣдуетъ въ сопровожденіи конвоя", какой она поставила на моей первой командировкѣ.

И никакой вохровецъ, когда я буду нести въ укромное мѣсто въ лѣсу свой набитый продовольствіемъ рюкзакъ, въ этотъ рюкзакъ не полѣзетъ, ибо и онъ будетъ знать о моемъ великомъ блатѣ у Успенскаго — я уже позабочусь, чтобы онъ объ этомъ зналъ... И онъ будетъ знать еще о нѣкоторыхъ возможностяхъ, изложенныхъ ниже...

Въ моемъ распоряженіи окажутся такія великія блага, какъ тапочки — я ихъ могу дать, а могу и не дать... И человѣкъ будетъ ходить либо въ пудовыхъ казенныхъ сапожищахъ, либо на своихъ голыхъ частно-собственническихъ подошвахъ.