Иван Солоневич - Россия в концлагерe [дореволюционная орфография]

— Вы сами бы, Ленчикъ, подумали — да если бы я и въ третьей части былъ, какой мнѣ расчетъ подводить Мухинскую семью...

— Вотъ, опять же, то-то и я говорю — какой вамъ расчетъ?.. И потомъ же — какой вамъ расчетъ былъ въ кабинкѣ? Ну, знаете, люди теперь живутъ наершившись... Ну, потомъ пришелъ Акульшинъ: прощайте говоритъ, ребята, ежели не поймаютъ меня, такъ, значитъ, Солоневичей вы зря забидѣли. Ну, больше говорить не сталъ, ушелъ, потомъ розыскъ на него былъ — не поймали...

— Навѣрно — не поймали.

— Не поймали — ужъ мы спрашивали кого надо... Ушелъ...

Я только въ этотъ моментъ сообразилъ, что гдѣ-то очень глубоко въ подсознаніи была у меня суевѣрная мысль: если Акульшинъ уйдетъ — уйдемъ и мы. Сейчасъ изъ подсознанія эта мысль вырвалась наружу какимъ-то весеннимъ потокомъ. Стало такъ весело и такъ хорошо...

Ленчикъ продолжалъ держать меня за пуговицу.

— Такъ ужъ вы прихватывайте Юрочку и прилазьте. Эхъ, по такому случаю — мы ужъ проголосовали — насъ, значитъ, будетъ шестеро — двѣ литровочки — чортъ съ нимъ, кутить, такъ кутить. А? Придете?

— Приду. Только литровочки-то эти я принесу.

— Э, нѣтъ, уже проголосовано, единогласно...

— Ну, ладно, Ленчикъ, — а закуска-то ужъ моя.

— И закуска будетъ. Эхъ, вотъ выпьемъ по хорошему для примиренія, значитъ... Во!

Ленчикъ оставилъ въ покоѣ мою пуговицу и изобразилъ жестомъ "на большой палецъ".

Промфинпланъ былъ перевыполненъ. Я принесъ въ кабинку двѣ литровки и закуску — невиданную и неслыханную — и, грѣшный человѣкъ, спертую на моемъ вичкинскомъ курортѣ... Впрочемъ — не очень даже спертую, потому что мы съ Юрой не каждый день пользовались нашимъ правомъ курортнаго пропитанія.

Мухинъ встрѣтилъ меня молчаливо и торжественно: пожалъ руку и сказалъ только: "ну, ужъ — не обезсудьте". Ленчикъ суетливо хлопоталъ вокругъ стола, Середа подсмѣивался въ усы, а Пиголица и Юра — просто были очень довольны.

Середа внимательнымъ окомъ осмотрѣлъ мои приношенія: тамъ была ветчина, масло, вареныя яйца и шесть жареныхъ свиныхъ котлетъ: о способѣ ихъ благопріобрѣтенія кабинка уже была информирована. Поэтому Середа только развелъ руками и сказалъ:

— А еще говорятъ, что въ Совѣтской Россіи ѣсть нечего, а тутъ — прямо какъ при старомъ режимѣ...

Когда уже слегка было выпито — Пиголица ни съ того, ни съ сего вернулся къ темѣ о старомъ режимѣ.

— Вотъ вы все о старомъ режимѣ говорите...

Середа слегка пожалъ плечами: "ну, я не очень-то объ немъ говорю, а все — лучше было"...

Пиголица вдругъ вскочилъ:

— Вотъ я вамъ сейчасъ одну штуку покажу — рѣчь Сталина.

— А зачѣмъ это? — спросилъ я.

— Вотъ вы всѣ про Сталина говорили, что онъ Россію моритъ...

— Я и сейчасъ это говорю...

— Такъ вотъ, это и есть невѣрно. Вотъ я вамъ сейчасъ разыщу. Пиголица сталъ рыться на книжной полкѣ.

— Да бросьте вы, рѣчи Сталина я и безъ васъ знаю...

— Э, нѣтъ, постойте, постойте. Сталинъ говоритъ, о Россіи, то-есть, что насъ всѣ, кому не лѣнь, били... О Россіи, значитъ, заботится... А вотъ вы послушайте.

Пиголица досталъ брошюру съ одной изъ "историческихъ" рѣчей Сталина и началъ торжественно скандировать:

— "Мы отстали отъ капиталистическаго строя на сто лѣтъ. А за отсталость бьютъ. За отсталость насъ били шведы и поляки. За отсталость насъ били турки и били татары, били нѣмцы и били японцы... Мы отстали на сто лѣтъ. Мы должны продѣлать это разстояніе въ десять лѣтъ или насъ сомнутъ..."

Эту рѣчь Сталина я, конечно, зналъ. У меня подъ руками нѣтъ никакихъ "источниковъ", но не думаю, чтобы я сильно ее перевралъ — въ тонѣ и смыслѣ, во всякомъ случаѣ. Въ натурѣ эта тирада нѣсколько длиннѣе. Пиголица скандировалъ торжественно и со смакомъ: били — били, били — били. Его бѣлобрысая шевелюра стояла торчкомъ, а въ выраженіи лица было предвкушеніе того, что вотъ раньше-де всѣ били, а теперь, извините, бить не будутъ. Середа мрачно вздохнулъ:

— Да, это что и говорить, влетало...

— Вотъ, — сказалъ Пиголица торжествующе, — а вы говорите, Сталинъ противъ Россіи идетъ.

— Онъ, Саша, не идетъ спеціально противъ Россіи, онъ идетъ на міровую революцію. И за нѣкоторыя другія вещи. А въ общемъ, здѣсь, какъ и всегда, вретъ онъ и больше ничего.

— То-есть какъ это вретъ? — возмутился Пиголица.

— Что дѣйствительно били, — скорбно сказалъ Ленчикъ, — такъ это что и говорить...

— То-есть какъ это вретъ? — повторилъ Пиголица. — Что, не били насъ?

— Били. И шведы били, и татары били. Ну, и что дальше?

Я рѣшилъ использовать свое торжество, такъ сказать, въ разсрочку — пусть Пиголица догадывается самъ. Но Пиголица опустилъ брошюрку и смотрѣлъ на меня откровенно растеряннымъ взглядомъ.

— Ну, скажемъ, Саша, насъ били татары. И шведы и прочіе. Подумайте, какимъ же образомъ вотъ тотъ же Сталинъ могъ бы править одной шестой частью земной суши, если бы до него только мы и дѣлали, что шеи свои подставляли? А? Не выходитъ?

— Что-то не выходитъ, Саша, — подхватилъ Ленчикъ. — Вотъ, скажемъ, татары, гдѣ они теперь? Или шведы. Вотъ этотъ самый лагерь, сказываютъ, раньше на шведской землѣ стоялъ, была тутъ Щвеція... Значитъ, не только насъ били, а и мы кому-то шею костыляли, только про это Сталинъ помалкиваетъ...

— А вы знаете, Саша, мы и Парижъ брали, и Берлинъ брали...

— Ну, это ужъ, И. Л., извините, тутъ ужъ вы малость заврались. Насчетъ татаръ еще туда сюда, а о Берлинѣ — ужъ извините.

— Брали, — спокойно подтвердилъ Юра, — хочешь, завтра книгу принесу — совѣтское изданіе... — Юра разсказалъ о случаѣ во время ревельскаго свиданія монарховъ, когда Вильгельмъ II спросилъ трубача какого-то полка: за что получены его серебряныя трубы? "За взятіе Берлина, Ваше Величество"... "Ну, этого больше не случится". "Не могу знать, Ваше Величество"...

— Такъ и сказалъ, сукинъ сынъ? — обрадовался Пиголица.

— Насчетъ Берлина, — сказалъ Середа, — это не то, что Пиголица, а и я самъ слыхомъ не слыхалъ...

— Учили же вы когда-то русскую исторію?

— Учить не училъ, а такъ, книжки читалъ: до революціи — подпольныя, а послѣ — совѣтскія: не много тутъ узнаешь.

— Вотъ что, — предложилъ Ленчикъ, — мы пока по стаканчику выпьемъ, а тамъ устроимъ маленькую передышку, а вы намъ, товарищъ Солоневичъ, о русской исторіи малость поразскажите. Такъ, коротенько. А то въ самомъ дѣлѣ, птичку Пиголицу обучать надо, въ техникумѣ не научатъ...

— А тебя — не надо?

— И меня надо. Я, конечно, читалъ порядочно, только знаете, все больше "наше совѣтское".

— А въ самомъ дѣлѣ, разсказали бы, — поддержалъ Середа.

— Ну, вотъ и послушаемъ, — заоралъ Ленчикъ ("да тише, ты" — зашипѣлъ на него Мухинъ). Такъ вотъ, значитъ, на порядкѣ дня: стопочка во славу русскаго оружія и докладъ тов. Солоневича. Слово предоставляется стопочкѣ: за славу...