Иван Солоневич - Россия в концлагерe [дореволюционная орфография]

В. Безтолковщина.

Нѣсколько дней подрядъ Стародубцевъ изрыгалъ въ телефонную трубку неописуемую хулу на начальство третьяго лагпункта. Но эта хула была, такъ сказать, обычнымъ методомъ административнаго воздѣйствія. Каждое совѣтское начальство, вмѣсто того, чтобы привести въ дѣйствіе свои мыслительныя способности, при всякомъ "прорывѣ" хватается прежде всего за привычное оружіе разноса и разгрома. Нехитро, кажется, было бы догадаться, что, если прорывъ на лицо, то все, что можно было сдѣлать въ порядкѣ матерной эрудиціи — было сдѣлано уже и безъ Стародубцева. Что "подтягивали", "завинчивали гайки", крыли матомъ и сажали подъ арестъ и бригадиры, и статистики, и начальники колоннъ, и ужъ, разумѣется, и начальникъ лагпункта. Никакой Америки Стародубцевъ тутъ изобрѣсти не могъ. Нехитро было бы догадаться и о томъ, что, если низовой матъ не помогъ, то и Стародубцевскій не поможетъ... Во всякомъ случаѣ, эти фіоритуры продолжались дней пять, и я какъ-то слыхалъ, что на третьемъ лагпунктѣ дѣла обстоятъ совсѣмъ дрянь. Наконецъ, вызываетъ меня Богоявленскій, съ которымъ къ этому времени у меня успѣли установиться кое-какія "дѣловыя отношенія".

— Послушайте, разберитесь-ка вы въ этой чертовщинѣ. По нашимъ даннымъ третій лагпунктъ выполняетъ свою норму почти цѣликомъ. А эти идіоты изъ ПРО (производственный отдѣлъ) показываютъ только 25 процентовъ. Въ чемъ здѣсь дѣло?

Я засѣлъ за кипу "сводокъ", сотней которыхъ можно было бы покрыть доброе нѣмецкое княжество. Графы сводокъ, говорящія объ использованіи конскаго состава, навели меня на нѣкоторыя размышленія. Звоню въ ветеринарную часть лагпункта.

— Что у васъ такое съ лошадьми дѣлается?

— У насъ, говоря конкретно, съ лошадьми фактически дѣло совсѣмъ дрянь.

— Да вы говорите толкомъ — въ чемъ же дѣло?

— Такъ что лошади фактически не работаютъ.

— Почему не работаютъ?

— Такъ что, можно сказать, почти всѣ подохли.

— Отъ чего подохли?

— Это, такъ сказать, по причинѣ вѣточнаго корма. Какъ его, значитъ, осенью силосовали, такъ вотъ, значитъ, какъ есть всѣ кони передохли.

— А на чемъ же вы лѣсъ возите?

— Говоря фактически — на спинахъ возимъ. Ручною тягой.

Все сразу стало понятнымъ...

Кампанія — конечно, "ударная" — на внѣдреніе вѣточнаго корма провалилась по Руси, когда я еще былъ на волѣ. Когда отъ раскулачиванія и коллективизаціи не то что овесъ, а и трава расти перестала — власть стала внѣдрять вѣточный кормъ. Оффиціально доказывалось, что кормъ изъ сосновыхъ и еловыхъ вѣтокъ — замѣчательно калорійный, богатый витаминами и прочее. Это было нѣчто вродѣ пресловутаго кролика. Кто дерзалъ сомнѣваться или, упаси Боже, возражать — ѣхалъ въ концлагерь. Колхозные мужики и бабы уныло бродили по лѣсамъ, рѣзали еловыя и сосновыя вѣтки, потомъ эти вѣтки запихивались въ силосныя ямы... Та же исторія была продѣлана и здѣсь. Пока было сѣно — лошади кое-какъ держались. Когда перешли на стопроцентный дровяной способъ кормленія — лошади передохли всѣ.

Начальство лагпункта совершенно правильно разсудило, что особенно торопиться съ констатированіемъ результатовъ этого елово-сосноваго кормленія — ему совершенно незачѣмъ, ибо, хотя это начальство въ данномъ нововведеніи ужъ никакъ повинно не было, но вздуютъ въ первую очередь его по той именно схемѣ, о которой я говорилъ въ главѣ объ активѣ: отвѣчаетъ преимущественно самый младшій держиморда. Дрова таскали изъ лѣсу на людяхъ на разстояніи отъ 6 до 11 километровъ. Такъ какъ "подвозка ручной тягой" въ нормировочныхъ вѣдомостяхъ предусмотрѣна, то лагерники выполнили приблизительно 70-80 процентовъ, но нормы не по рубкѣ, а по перевозкѣ. Путемъ нѣкоторыхъ статистическихъ ухищреній лагпунктовская интеллигенція подняла этотъ процентъ до ста. Но отъ всѣхъ этихъ мѣропріятій дровъ отнюдь не прибавлялось. И единственное, что могла сдѣлать интеллигенція производственнаго отдѣла — это: путемъ примѣрно такихъ же ухищреній поднять процентъ фактической заготовки лѣса съ 5-10% до, скажемъ, 40-50%. Отдѣлъ снабженія изъ этого расчета и выдавалъ продовольствіе лагпункту.

Населеніе лагпункта стало помаленьку переѣзжать въ слабосилку. А это — тоже не такъ просто: для того, чтобы попасть въ слабосилку, раньше нужно добиться врачебнаго осмотра, нужно, чтобы были "объективные признаки голоднаго истощенія", а въ этихъ признакахъ разбирался не столько врачъ, сколько члены комиссіи изъ того же актива... И, наконецъ, въ слабосилку, всегда переполненную, принимаютъ далеко не всѣхъ. Лагпунктъ вымиралъ уже къ моменту моего открытія этой силосованной чепухи...

Когда я съ этими результатами пошелъ на докладъ къ Богоявленскому, Стародубцевъ кинулся сейчасъ же вслѣдъ за мной. Я доложилъ. Богоявленскій посмотрѣлъ на Стародубцева:

— Двѣ недѣли... двѣ недѣли ни черта толкомъ узнать даже не могли... Работнички, мать вашу... Вотъ посажу я васъ на мѣсяцъ въ ШИЗО...

Но не посадилъ. Стародубцевъ считался незамѣнимымъ спеціалистомъ по урчевскимъ дѣламъ... Въ Медгору полетѣла средактированная въ трагическихъ тонахъ телеграмма съ просьбой разрѣшить "внѣплановое снабженіе" третьяго лагпункта, ввиду открывшейся конской эпидеміи. Черезъ три дня изъ Медгоры пришелъ отвѣтъ: "Выяснить и подвергнуть суровому наказанію виновныхъ"...

Теперь "въ дѣло" былъ брошенъ активъ третьей части. Арестовывали ветеринаровъ, конюховъ, возчиковъ. Арестовали начальника лагпункта — чекиста. Но никому въ голову не пришло подумать о томъ, что будетъ съ лошадьми и съ силосованнымъ дубьемъ на другихъ лагпунктахъ...

А на третьемъ лагпунктѣ работало около пяти тысячъ человѣкъ...

___

Конечно, помимо, такъ сказать, "массовыхъ мѣропріятій", активъ широко практикуетъ и индивидуальный грабежъ тѣхъ лагерниковъ, у которыхъ что-нибудь есть, а также и тѣхъ, у которыхъ нѣтъ рѣшительно ничего. Такъ, напримѣръ, отъ посылки на какой-нибудь Нивастрой можно откупиться литромъ водки. Литръ водки равенъ заработку лѣсоруба за четыре — пять мѣсяцевъ каторжной работы. Лѣсорубъ получаетъ 3 р. 80 коп. въ мѣсяцъ, и на эти деньги онъ имѣетъ право купить въ "ларькѣ" (лагерный кооперативъ) 600 гр. сахару и 20 граммъ махорки въ мѣсяцъ. Конечно, лучше обойтись и безъ сахару, и безъ махорки, и даже безъ марокъ для писемъ домой, чѣмъ поѣхать на Нивастрой. Способовъ въ этомъ родѣ — иногда значительно болѣе жестокихъ — въ распоряженіи актива имѣется весьма обширный выборъ... Я полагаю, что, въ случаѣ паденія совѣтской власти, этотъ активъ будетъ вырѣзанъ приблизительно сплошь — такъ, въ масштабѣ семизначныхъ чиселъ. Отнюдь не будучи человѣкомъ кровожаднымъ, я полагаю, что – стоитъ.

Всѣ эти прорывы, кампаніи и прочая кровавая чепуха касались меня, какъ "экономиста-плановика", хотя я за все свое пребываніе на этомъ отвѣтственномъ посту ничего и ни на одну копѣйку не напланировалъ. Въ качествѣ же юрисконсульта, я, несмотря на оптимистическое мнѣніе Насѣдкина: "ну, вы сами разберетесь — что къ чему", — все-таки никакъ не могъ сообразить, что мнѣ дѣлать съ этими десятками пудовъ "личныхъ дѣлъ". Наконецъ, я сообразилъ, что, если я опредѣлю мои никому неизвѣстныя функціи, какъ "оказаніе юридической помощи лагерному населенію", то это будетъ нѣчто, соотвѣтствующее, по крайней мѣрѣ, моимъ собственнымъ устремленіямъ. На "юридическую помощь" начальство посмотрѣло весьма косо: