Иван Солоневич - Россия в концлагерe [дореволюционная орфография]

Чокнулись и выпили "за вообще". Коньякъ былъ великолѣпенъ — старыхъ подваловъ Арменіи. Зачерпнули деревянными ложками икры. Комокъ икры свалился съ ложки Чекалина на столъ... Чекалинъ сталъ машинально подбирать отдѣльныя крупинки...

— Третья революція, третья революція... Что тутъ скрывать... скрывать тутъ нечего. Мы, конечно, знаемъ, что три четверти населенія ждутъ этой революціи, ждутъ паденія совѣтской власти... Глупо это... Не только потому глупо, что у насъ хватитъ и силъ, и гибкости, чтобы этой революціи не допустить... А потому, что сейчасъ, при Сталинѣ, — есть будущее. Сейчасъ контръ-революція — это фашизмъ, диктатура иностраннаго капитала, превращеніе страны въ колонію — вотъ, вродѣ Индіи... И какъ этого люди не понимаютъ? Отъ нашего отсталаго крестьянства, конечно, требовать пониманія нельзя... Но интеллигенція? Будете потомъ бѣгать въ какой-нибудь подпольный профсоюзъ и просить тамъ помощи противъ какого-нибудь американскаго буржуя. Сейчасъ жить плохо. А тогда жить будетъ скучно. Тогда — ничего не будетъ впереди. А теперь еще два-три года... ну, пять лѣтъ — и вы увидите, какой у насъ будетъ расцвѣтъ...

— Не случалось ли вамъ читать "Правды" или "Извѣстіи" такъ въ году двадцать восьмомъ-двадцать седьмомъ?

Чекалинъ удивленно пожалъ плечами.

— Ну, конечно, читалъ... А что?

— Да такъ, особеннаго ничего... Одинъ мой пріятель — большой острякъ... Въ прошломъ году весной обсуждался, кажется, какой-то заемъ... второй пятилѣтки... Вылѣзъ на трибуну и прочелъ передовую статью изъ "Правды" начала первой пятилѣтки... О томъ, какъ будутъ жить въ концѣ первой пятилѣтки... Чекалинъ смотрѣлъ на меня непонимающимъ взоромъ.

— Ну, и что?

— Да такъ, особеннаго ничего. Посадили... Сейчасъ, кажется, въ Вишерскомъ концлагерѣ сидитъ: не напоминай.

Чекалинъ насупился.

— Это все — мѣщанскій подходъ... Обывательская точка зрѣнія... Боязнь усилій и жертвъ... Мы честно говоримъ, что жертвы — неизбѣжны... Но мы знаемъ, во имя чего мы требуемъ жертвъ и сами ихъ приносимъ...

Я вспомнилъ вудвортовскій афоризмъ о самомъ геніальномъ изобрѣтеніи въ міровой исторіи: объ ослѣ, передъ мордой котораго привязанъ клочекъ сѣна. И топаетъ бѣдный оселъ и приносить жертвы, а клочекъ сѣна какъ былъ — вотъ-вотъ достать — такъ и остается... Чекалинъ снова наполнилъ наши "бокалы", но лицо его снова стало суровымъ и замкнутымъ.

— Мы идемъ впередъ, мы ошибаемся, мы спотыкаемся, но мы идемъ во имя самой великой цѣли, которая только ставилась передъ человѣчествомъ. А вотъ вы, вмѣсто того, чтобы помочь, сидите себѣ тихонько и зубоскалите... саботируете, ставите палки въ колеса...

— Ну, знаете ли, все-таки трудно сказать, чтобы я очень ужъ комфортабельно сидѣлъ.

— Да я не о васъ говорю, не о васъ персонально. Я говорю объ интеллигенціи вообще. Конечно, безъ нея не обойтись, а — сволочь... На народныя, на трудовыя деньги росла и училась... Звала народъ къ лучшему будущему, къ борьбѣ со всякой мерзостью, со всякой эксплоатаціей, со всякимъ суевѣріемъ... Звала къ человѣческой жизни на землѣ... А когда дѣло дошло до строительства этой жизни? Струсила, хвостомъ накрылась, побѣжала ко всякимъ Колчакамъ и Детердингамъ... Мутила, гдѣ только могла... Оставила насъ со Стародубцевыми, съ неграмотнымъ мужикомъ... А теперь — вотъ: ахъ, что дѣлаютъ эти Стародубцевы!.. Стародубцевы губятъ тысячи и сотни тысячъ, а вотъ вы, интеллигентъ, подсовываете мнѣ ваши дурацкіе гомеопатическіе списки и думаете: ахъ, какая я, въ сущности, честная женщина... Меньше, чѣмъ за милліонъ, я не отдаюсь... Грязнаго бѣлья своей страны я стирать не буду. Вамъ нуженъ милліонъ, чтобы и бѣлья не стирать и чтобы ваши ручки остались нѣжными и чистыми. Вамъ нужна этакая, чортъ васъ дери, чистоплюйская гордость... не вы, дескать, чистили сортиры старыхъ гнойниковъ... Вы, конечно... вы говорили, что купецъ — это сволочь, что царь — дуракъ, что генералы — старое рванье... Зачѣмъ вы это говорили? Я васъ спрашиваю, — голосъ Чекалина сталъ снова скрипучъ и рѣзокъ, — я васъ спрашиваю — зачѣмъ вы это говорили?.. Что, вы думали, купецъ отдастъ вамъ свои капиталы, царь — свою власть, генералы — свои ордена, такъ, за здорово живешь, безъ драки, безъ боя, безъ выбитыхъ зубовъ съ обѣихъ сторонъ? Что по дорогѣ къ той человѣческой жизни, къ которой вы, вы звали массы, никакая сволочь вамъ въ горло не вцѣпится?

— Подымали массы, чортъ васъ раздери... А когда массы поднялись, вы ихъ предали и продали... Соціалисты, мать вашу... Вотъ вамъ соціалисты — ваши германскіе друзья и пріятели... Развѣ мы, марксисты, этого не предсказывали, что они готовятъ фашизмъ, что они будутъ лизать пятки любому Гитлеру, что они точно такъ же продадутъ и предадутъ германская массы, какъ вотъ вы продали русскія? А теперь — тоже вродѣ васъ — думаютъ: ахъ, какіе мы дѣвственные, ахъ, какіе мы чистые... Ахъ, мы никого не насиловали... А что этихъ соціалистовъ всякій, у кого есть деньги, .... и спереди, и сзади — такъ вѣдь это же за настоящія деньги, за валюту, не за какой-нибудь совѣтскій червонецъ... Не за трудовой кусокъ хлѣба!

Голосъ Чекалина сталъ визгливъ. Онъ жестикулировалъ своимъ буттербродомъ изъ рѣпы, икра разлеталась во всѣ стороны, но онъ этого не замѣчалъ... Потомъ онъ какъ-то спохватился...

— Простите, что я такъ крою... Это, понимаете, не васъ персонально... Давайте, что ли, выпьемъ...

Выпили.

— ... Не васъ персонально. Что — васъ разстрѣливать? Это всякій дуракъ можетъ. А вотъ вы мнѣ отвѣтьте...

Я подумалъ о той смертельной братской ненависти, которая и раздѣляетъ, и связываетъ эти двѣ подсекты соціализма — большевиковъ и меньшевиковъ. Ненависть эта тянется уже полвѣка, и говорить о ней — не стоило.

— Отвѣтить, конечно, можно было-бы, но это — не моя тема. Я, видите-ли, никогда въ своей жизни ни на секунду не былъ соціалистомъ.

Чекалинъ уставился на меня въ недоумѣніи и замѣшательствѣ. Вся его филлипика пролетѣла впустую, какъ зарядъ картечи сквозь привидѣніе.

— Ахъ, такъ... Тогда — извините... Не зналъ. А кѣмъ же вы были?

— Говоря оріентировочно — монархистомъ. О чемъ ваше уважаемое заведеніе имѣетъ исчерпывающія данныя. Такъ, что и скромничать не стоитъ.

Видно было: Чекалинъ чувствовалъ, что со всѣмъ своимъ негодованіемъ противъ соціалистовъ онъ попалъ въ какое-то глупое и потому безпомощное положеніе. Онъ воззрился на меня съ какимъ-то недоумѣніемъ.

— Послушайте. Документы я ваши видѣлъ... въ вашемъ личномъ дѣлѣ. Вѣдь вы же изъ крестьянъ. Или — документы липовые?

— Документы настоящіе... Предупреждаю васъ по хорошему — насчетъ классоваго анализа здѣсь ничего не выйдетъ. Маркса я знаю не хуже, чѣмъ Бухаринъ. А если и выйдетъ — такъ совсѣмъ не по Марксу... Насчетъ классоваго анализа — и не пробуйте...