Атанас Семерджиев - ...И многие не вернулись

— Ничего себе выдумки! Убитые все еще лежат в роще. Одного схватили живым. Все они не из нашего села…

Вокруг меня все поплыло — и люди, и лотки, и деревья. Может, и правда?.. Значит, отца там не было? Я старалась не выдать своего волнения. Парень так и не понял, что у меня на душе.

Я незаметно улизнула и побежала домой. Бежала изо всех сил. Хотелось как можно скорее успокоить маму, Динко и Бойку.

Потом мы узнали, что незадолго до перестрелки в роще отец вместе с несколькими товарищами ушел на какую-то встречу в село Мало-Конаре. Это и спасло его тогда от гибели.

Поздно осенью нам разрешили вернуться в свой дом. Освободили и дедушку Косту. Мы еще не успели устроиться, как пришел отец с двумя партизанами.

Они немного отдохнули и поели. Товарищи отца настаивали на том, чтобы скорее уходить, но он не торопился. Мы вышли в коридор, и отец заговорил со мной:

— Времена настали суровые… Со мной все может случиться. Поэтому я хочу, чтобы ты была твердой и рассудительной. Несчастье может произойти и с дедом, и с матерью. Тебе придется позаботиться о Динко и Бойке. Они ведь совсем еще дети.

Я хотела что-то сказать, но он перебил меня:

— Мне очень жаль, что тебе не удастся продолжить свое образование… Но эта беда поправимая. Победа уже недалеко. Тогда и наверстаешь упущенное.

Мы стояли в темноте, отец говорил медленно, обдумывая каждое слово. Было слышно, как он дышит.

В его словах я никогда еще не чувствовала столько тревоги и заботы о нас. Это меня привело в замешательство. Но в то же время я испытывала гордость оттого, что отец разговаривал со мной как со взрослой.

Отец очень переменился, даже внешне. В его густых волосах появились серебристые пряди, а лицо избороздили глубокие морщины.

В середине января через станцию Кричим проехали грузовики с войсками и жандармерией. В Козарско и других селах начались аресты. В конце января у нас в селе стали рассказывать, что через Козарско, Пештеру и другие населенные пункты проезжал грузовик с насаженной на кол головой партизана. Об убитом говорили, что он человек, видно, крупного сложения, у него кудрявые волосы, лицо с широкими скулами. Люди рассказывали об этом, а у нас сердце обливалось кровью…

Осенью, когда отряд ушел в Батакские горы, отец остался руководить боевыми группами около Пловдива и Кричима. После Нового года он встретился с командующим Третьей оперативной зоной Методием Шаторовым и секретарем окружного комитета партии. После этого сразу вернулся в Кричимскую партизанскую группу.

23 и 24 января полиция произвела массовые аресты в селе Жребичко. В это время дул теплый ветер, глубокий снег стал рыхлым и мягким. Вечером в землянку пришел Борис Стамболиев и доложил об арестах. Тогда решили выбраться из этих мест.

Утром группа покинула землянку. Последний в цепочке партизан тащил за собой связку терновника, заметая следы на снегу. Когда они поднялись на вершину Валчан и посмотрели вниз, то увидели, что вся гора почернела от мундиров полицейских и жандармов. Те открыли огонь из пулеметов.

Кругом все было покрыто глубоким снегом, и лишь на самом хребте чернела земля. Партизаны рассредоточились и направились туда. Но преследователи обогнала их и встретили на вершине огнем из пулеметов.

Части партизан удалось перебраться через хребет на другую сторону горы, но отец шел последним. У самой вершины он свалился на свою котомку и простонал:

— Ну, со мной кончено…

— Что с тобой? Куда тебя ранило? — крикнул Борис Стамболиев — он находился на некотором расстоянии от отца и приблизиться к нему никак не мог. Пулемет не переставая обстреливал этот участок, срезая с деревьев ветки, падавшие на снег.

— Уходи! Мне уже нельзя помочь… — проговорил отец, и голова его безжизненно упала в снег.

Через два дня товарищи пришли на это место похоронить его.

Наступило 9 сентября. Вместе со всеми мы с цветами пошли встречать партизан. В наших сердцах все еще теплилась искра надежды на то, что, возможно, отец жив. После боя около села Жребичко его товарищи не решались сказать нам правду. Распространился слух, что он остался жив и налаживает связь с югославскими партизанами.

Партизаны приехали на грузовике. Один из них взобрался на кабину грузовика, поднял руку, и народ сразу же смолк.

— Братья! За нашу свободу погибли лучшие из нас… Почтим же память Георгия Кацарова…

Я пошатнулась. Цветы выпали из рук. Называли и другие имена, но я уже ничего не слышала. Кто-то подхватил маму под руки и повел домой…

Когда Фаня рассказывала мне о последнем походе отца на вершину Валчан, она уже была замужем и имела детей.

Со времени этого трагического похода прошло много лет, но она, все еще боясь страшного смысла слов, так и не решилась рассказать мне о том, в каком состоянии товарищи отца нашли его: он лежал босой, обезглавленный, с растерзанной грудью. Это я узнал уже от других.

Мы смотрели в глаза друг другу и видели в них выражение острой, непроходящей боли. Для нее Георгий Кацаров был отцом, для меня — товарищем и наставником, с которым я провел в отряде имени Антона Иванова полтора года. Да, это время требовало сильных, в чьих жилах текла не водица, а настоящая кровь, ценою которой только и можно было добыть свободу.

Из Батака [10] Историческое село в Родопах. Оно было одним из центров национально-освободительной борьбы против турок. После поражения Апрельского восстания против турок в 1870 году оно было сожжено и большинство его жителей (примерно 4700 человек) уничтожено. Когда зародилось рабочее движение в Болгарии, население Батака приняло активное участие в борьбе против капитализма, а позже и против монархо-фашизма. приходили невеселые новости. На ноги подняли всю полицию в области. 2-я Фракийская дивизия сосредоточивалась в районе Батакских гор. В Брацигово расквартировался карательный отряд подполковника Янева. Комендантом Батака назначили капитана Динева, вскоре прозванного «черным капитаном».

Всякий террор, как правило, рождает своего «черного капитана»…

25 января во двор брациговской школы, где размещался штаб карательного отряда, вошел мужчина лет сорока, высокий, слегка сутулый, с продолговатым лицом и резко выделяющимся кадыком. Часовой, стоявший перед зданием штаба, потребовал у него документы. Незнакомец расстегнул пальто и вынул удостоверение личности.

— Георгий Стоилов из Батака. Торгую лесоматериалами, — сказал он часовому. — Хотел бы поговорить лично с господином подполковником.

Часовой открыл дверь и крикнул в коридор, чтобы позвали дежурного офицера. Прежде чем войти к Яневу, Стоилов поправил галстук и снял шапку.