Атанас Семерджиев - ...И многие не вернулись

— Спокойно, товарищи! Разобрать оружие — и ко мне! — раздался заглушаемый стрельбой голос Георгия Чолакова.

Партизаны ответили на огонь, а потом Георгий Чолаков, Илия Чаушев, Георгий Ванчев и Атанас Кынев поднялись в атаку.

Жандармы отступили вниз по склону. Партизаны бросились за ними, торопясь забрать свою одежду и обувь, сушившуюся у самых нижних костров. Но когда они добрались до них, Атанас Кынев схватился обеими руками за живот и упал ничком. Рядом с ним со стоном свалился и Илия Чаушев — пуля разорвала вену на шее и из раны хлынула кровь. Кольо Гранчаров остановился помочь Илие, но почувствовал, что его сапог наполнился кровью: его самого ранили в ногу. А Георгий Чолаков, без шапки, в расстегнутом кожухе, промчался мимо них с криком:

— Вперед!.. Бей их!..

Чолаков пытался выйти в тыл жандармам. Он не замечал ничего вокруг, ломая, как медведь, ветки. За ним вился снежный вихрь. И вдруг он рухнул как подкошенный.

— Убили! Гады! — простонал он. — Найден! [11] Партизанская кличка Георгия Ванчева. Найдьо!.. Кто-нибудь, подойдите ко мне!..

Несколько партизан, среди них и Георгий Ванчев, приблизились к нему.

— Это ты, Найдьо? — слабея, едва слышно спросил Чолаков окруживших его партизан. — У меня здесь деньги. Возьмите их. Возьмите автомат… Пристрелите меня и уходите!

Он передал им находившиеся при нем деньги и автомат, а они решили оставить ему заряженный карабин Георгия Ванчева.

Покинутые партизанские костры постепенно угасали. Только один из них все разгорался, рассыпая вокруг себя искры. Его пламя освещало соседние деревья, отяжелевшие от снега.

В сумерках зимней ночи мелькали силуэты пробегавших партизан. А Георгий Чолаков лежал неподвижно. Лица умирающих как бы уменьшаются. Опало и лицо Чолакова. Он лежал в расстегнутом кожухе, со слипшейся прядью волос на лбу.

— Давай мы тебя понесем, — нерешительно проговорил Георгий Ванчев.

— Не надо. Все равно мне конец, Найдьо… Уходите!

Георгий Ванчев еще глубже нахлобучил кепку на лоб, чтобы умирающий не видел его глаз.

Георгию Ванчеву оставалось самое трудное — выпрямиться, повернуться и уйти. Он попытался что-то сказать, но спазмы сдавили горло. Он резко повернулся и пошел. Обошлось без объятий, без лишних слов. В эту ночь в снегах Батакского хребта началась трагедия, потрясшая весь народ.

Удалявшиеся партизаны услышали одинокий выстрел, потом эхо автоматной очереди. Никто не обмолвился ни словом.

Они знали, что Георгия Чолакова уже нет в живых, что одинокий выстрел — это его последний выстрел в темные очертания приближающегося силуэта. Силуэт бесшумно упал на снег, а где-то в стороне от него вспыхнули зловещие огоньки. Георгию вроде бы следовало услышать их трескотню, но он ее не слышал. Огоньки разгорелись в ослепительное пламя, а затем наступила непроглядная тьма, в которую Георгий начал погружаться все глубже и глубже…

В лагере под Калыч-Боруном услышали стрельбу, услышали ее и со стороны Батака, и со стороны Тырновицы. Партизаны, охваченные тяжелыми предчувствиями, приуныли.

Когда Георгий Ванчев, раненые Илия Чаушев и Атанас Кынев, а также остальные тридцать четыре партизана прибыли в лагерь, они застали весь отряд в тревожном ожидании. В лихорадочно блестевших от бессонной ночи глазах они улавливали немой вопрос: «Принесли ли вы продукты?»

Дед подошел к группе вернувшихся.

— Где Чолаков? — спросил он Георгия Ванчева.

Губы Ванчева задвигались, но он не смог произнести ни звука.

У бай [12] Уважительное обращение к старшему по возрасту мужчине. Кольо, брата Георгия Чолакова, сильно забилось сердце. Он был суровым, крепким человеком и тут не издал ни звука, только плечи у него начали вздрагивать…

Оставленный партизанами след был едва заметен в снежной белизне. Только кое-где темнели кровавые пятна — кровь Атанаса Кынева и Илии Чаушева.

Отряд собрался в путь. Вперед вышел Дед, сгорбившийся под тяжестью рюкзака, а рядом с ним комиссар отряда Димитр Петров — Марии. Петров обратился к партизанам, сказав всего несколько веско прозвучавших слов:

— Товарищи! Может быть, пришло время умирать… Запомните: коммуниста узнают перед лицом смерти!

Партизаны молчали. Несколько человек подняли кулаки: «Смерть фашизму!»

Отряд тронулся в путь. В колонне, кроме Георгия Чолакова, отсутствовал и раненый Атанас Кынев. Он сам настоял на том, чтобы его не брали с собой. Завернутый в полушубок, Атанас лежал в одной из покинутых землянок. Рядом с ним оставили флягу, кружку с несколькими ложками меда и заряженный пистолет. Он закрыл глаза, чтобы ничего не видеть, и старался сдержать рыдания. Дышал тяжело, со свистом. Нос у него заострился, лицо побелело.

Отряд вступил в Родопский лабиринт в надежде, что удастся скрыть свои следы или же добраться до освободившейся от снежного покрова земли. От этого зависело спасение отряда. Началась тяжелая борьба с глубокими сугробами. Огромных усилий стоило проложить в глубоком снегу тропинку в сотню метров. Идущие впереди менялись через каждые сто метров.

Во время одного из привалов кто-то из арьергарда крикнул:

— За нами идет человек!..

Все вскочили и стали всматриваться. Кто-то, сгорбившись, помогая себе сосновой палкой, подходил к ним по тропинке. Покачиваясь, чуть не падая, он шаг за шагом упорно продвигался вперед.

Его узнали — Атанас Кынев!

Несколько партизан бросились к нему навстречу и на руках принесли к остальным.

— Хочу умереть среди вас…

Он обливал потрескавшиеся губы и попытался улыбнуться.

Отряд остановился на ночевку у Карлыкской реки. Изнемогающие от усталости и голода партизаны улеглись вокруг костров. Попытались уснуть, но тела коченели от холода. Жена Георгия Ванчева и еще несколько партизанок всю ночь ухаживали за раненым Атанасом Кыневым.

В последующие дни отряд продолжал свой поход на юг. Пришлось переходить через глубокие овраги, вершины, бурные потоки. Люди были вконец измотаны, истощены, но в их душах теплилась надежда на спасение, и она заставляла их идти вперед.

24 февраля предприняли отчаянную попытку запутать свои следы. Десяток человек пошли по Карлыкскому шоссе, чтобы протоптать ложную тропинку до дорожек, проложенных местными жителями. Затем отряд перешел по горбатому мосту через Дамлы-дере и направился к Катранджи-дере. Тодор Коларов и еще несколько человек остались дожидаться людей, прокладывавших ложные следы. Когда те вернулись, они попытались сломанными ветками замести следы колонны.

25 февраля отряд решил сделать дневку с отдыхом в Медвежьем ущелье. Прошло несколько часов, и надежда на то, что врагу не удалось обнаружить подлинные следы, окрепла; ощущение обреченности начало исчезать, люди заметно оживились. Впервые отряд получил целый день отдыха.