Атанас Семерджиев - ...И многие не вернулись

— Зачем ты пришел ко мне? — спрашивает капитан. — Решил открыть портняжную мастерскую — ну и открывай себе на здоровье!

— У меня ни материалов, ни приклада, господин капитан, — отвечает проситель. — Решил съездить в Пловдив. Прошу выдать пропуск…

Капитана изумляет не столько сама просьба, сколько явная уверенность парня в том, что она вполне естественна и будет удовлетворена. «Прекрасно владеет собой», — отмечает Динев еще одну черту характера этого человека.

— Хорошо. Ты его получишь. — И капитан приказывает вестовому подготовить пропуск на имя Трендафила Ангелова Балинова из села Батак.

Балинов получает пропуск и не торопясь спускается по лестнице. Капитан видит через окно своего кабинета, как тот останавливается во дворе, поднимает воротник и все так же не спеша проходит мимо часового у ворот.

— Вестовой! — кричит капитан. — Гыделева ко мне! Быстро!

В комнату входит рослый светловолосый человек в расстегнутом однобортном пиджаке, из-под которого видна рукоятка вальтера.

— Балинов решил ускользнуть от нас. Взял пропуск до Пловдива… Вон он там, на мосту! Следить за ним! Не спускать с него глаз!

Балинов заходит к сапожнику рядом со старой церковью и задерживается там минут на десять. Оттуда он выходит вместе с Илией Яневым. Они почти ровесники. Балинов выше ростом, и у него более тонкие черты лица. Их давно связывает крепкая дружба и риск подпольной работы. Люди привыкли видеть их вместе, и то, что они встретились у сапожника, не вызывает никаких подозрений. Не является их встреча неожиданностью и для следующих за ними по пятам агентов капитана Динева, поскольку они многое знают о каждом из них. Только одно интересует теперь капитана: что замышляют, что обсуждают его жертвы в оставшееся им время?

А они говорят о партизанском знамени, расшитом дочерьми старого помощника партизан деда Тодора Банчева и их подругами. (Это знамя так и не попало к партизанам — его сожгли. Но после 9 сентября было сделано новое — его поместили в небольшом батакском музее, посещение которого сейчас вызывает помимо других чувств ощущение какой-то неловкости: чересчур уж он скромен для подвига батакчан.)

— Я его спрятал среди штабелей дров, но мне показалось, что это ненадежное место, — объясняет своему товарищу Илия Янев. — Позавчера я зарыл его в саду и набросал сверху снега, чтобы не осталось следов.

— Хорошо сделал, молодец, — одобряет Балинов. — Опоздали мы… Не смогли вовремя отправить… Если положение станет еще более опасным, сожги его. И при первой возможности уходи в лес.

— В капкан нас загнали, Дафчо! [13] Ласкательное от имени Трендафил. — говорит Илия. — И блокада, и снег, и волки… Постарайся ускользнуть с этим пропуском…

Балинов грустно улыбается:

— Как-то не верится, чтобы меня выпустили даже с пропуском… Они играют со мной, как кошка с мышкой. Разве ты не видишь, что за нами идут по пятам…

Они заходят к Милушу — кондитеру — выпить по кружке бузы и молча расстаются. Улицы по-прежнему безлюдны. Из лавки доносится передаваемый по радио фашистский марш. Музыка то и дело прерывается из-за помех, и поэтому кажется, что передатчик захлебывается.

Приближается комендантский час. Вот-вот наступит ночь — одна из тех ночей, которые заставили батакчан поверить в воскресение из мертвых Барутанлии [14] Руководитель резни, устроенной турками в Батаке после подавления Апрельского восстания 1876 года. и его орд. Из здания гимназии расходятся в разных направлениях жандармские и полицейские патрули.

Комендантский час еще не наступил. Со стороны фабрики слышится скрип телеги. Впереди идет дед Еньо, а по обе стороны сыновья Петр и Димитр и внук Митко. Они ездили на лесопильню за обрезками досок, чтобы было чем поддерживать огонь в печи. Зима стоит холодная, и дров требуется много. А в лес никого не пускают.

Около дома на них набрасывается человек десять полицейских. Двое из них хватают Петра за руки, другие нацеливают свои винтовки на деда Еньо и Димитра.

Дед Еньо не понимает, что происходит, но вдруг бросается на полицейских, забыв, что он уже старик. Его бьют прикладами по спине; пошатнувшись, он делает еще два-три шага и падает. Руки его продолжают сжиматься в кулаки от злости, что не может помочь сыну.

— Что вы делаете? — кричит он полицейским. — Зачем вы его схватили?..

— Молчи, старик!.. Зачем душегуба произвел на свет?

— Это он-то душегуб?!

— Батя, не надо! — вмешивается Петр. — Я коммунист и коммунистом умру… Ни слова им из меня не вырвать.

Он велит сыну заботиться о дедушке Еньо и передать матери: «Чему быть, того не миновать!»

Ни полицейские, ни мальчик не поняли тогда смысла этих слов. Только потом выяснилось, что имел в виду Петр: в доме хранились продукты для партизан, которые должны были прийти за ними.

Таков был Петр Янев. Знал, что его ожидает, но и перед лицом смертельной опасности думал о товарищах. Он обладал острым крестьянским умом и рано понял многие истины. Взгляды его как коммуниста сформировались еще в окопах первой мировой войны. Тогда и началась его непримиримая борьба со старостами, полицейскими и другими представителями власти. Из всех столкновений с ними он выходил сильнее прежнего. Петр стал одним из наиболее уважаемых людей в Батаке. В 1921—1923 годах крестьяне избирали его в общину советником от коммунистов. В 1928 году с Ангелом Чаушевым, Николой Чолаковым и другими коммунистами он создал ячейку Болгарской рабочей партии в селе, а позже стал секретарем партийной организации в Батаке.

Я его запомнил с тех пор, когда он несколько раз приходил на встречу с партизанами в 1943 году. Крупный человек, лицо с резко выступающими скулами и опущенными книзу усами. Решительный, твердый характер… Обычно он ходил без шапки, в расстегнутой на груди рубашке и всегда с каким-нибудь лесным цветком в петлице.

Через несколько часов после ареста Петра Янева один из грузовиков карательного отряда, объехав старинную церковь — свидетельницу ужасов страшной резни в Батаке, остановился перед домом Балиновых. Жандармы, выскочив из кузова машины, прижимались к стенам домов или же исчезали в темноте соседних дворов. Агенты Черного капитана стали колотить в дубовые ворота дома Балиновых. Залаяли собаки. В комнате наверху заплакал ребенок. Зажглась лампа. Послышались чьи-то шаги, кто-то выглянул с балкона.

— Открывайте! Полиция!.. — крикнул Гыделев.

Жандармы ворвались во двор. Гыделев так толкнул деда Ангела Балинова, что старик отлетел к старой яблоне. Рядом с ним встал жандарм с примкнутым к винтовке штыком. Несколько жандармов бросились по лестнице на второй этаж, другие начали рыться в амбарах и хлеву. Наверху, на чердаке, схватились Трендафил и полицейский. Оба с шумом покатились на пол. Закричали женщины, дети… Дед Ангел сорвал накинутую на плечи шубу и бросился к лестнице, но его схватили. Когда старик обернулся, он увидел, что к его груди приставлен штык.