Атанас Семерджиев - ...И многие не вернулись

Оратор быстро скрылся в помещении общины, и в селе его больше не видели.

…Началась война. В болгарском издании «Сигнала» публиковались фотоснимки колонн пленных красноармейцев. С киноэкранов неслись оглушительные звуки гитлеровских маршей. Кое-кто украсил отвороты своих пиджаков значками «Виктория» — символом гитлеровской победы. Над Батаком прогремели выстрелы. Братья Чолаковы и Чаушевы застрелили нескольких полицейских и освободили арестованного коммуниста Тодора Коларова. После этого все они ушли в горы. В село наехало много полицейских и сыщиков. Начались аресты. Ребята немного оробели: а вдруг арестованные не выдержат?..

Трендафил Балинов, зная, что сомнение в стойкости товарищей действует как яд, собрал ремсистов.

— За наших не беспокойтесь. Люди они крепкие, выдержат. Если меня схватят, и я буду молчать. Если с вами такое случится, на все их вопросы ответ один: «Не знаю», «Не видел». Мы же мужчины! Того, кто проговорится, ждет смерть. И его, и других…

Молодежь снова обрела уверенность. Один из парней работал на почте и подслушивал разговоры старосты с Пещерой и Пловдивом. Другие следили за передвижением полицейских. Третьи распространяли слухи, что подпольщики перешли границу.

Прошло месяца два, и сомнения окончательно уступили место уверенности. Хотелось взяться за более ответственные дела.

— Не торопитесь! Надо все делать разумно. Как и подобает мужчинам, — сдерживал их Трендафил.

Однажды парень, работавший на почте, сообщил, что поп помог его начальнику купить вальтер с двумя коробками патронов к нему. Начальник почты сам хвастался своей покупкой. Трендафил рассмеялся, запустил пятерню в волосы и сказал:

— Ты молодец! Пистолет будет наш! Твоему начальнику не удастся сделать ни одного выстрела.

Вечером двое ремсистов подкараулили начальника почты. Что они с ним делали, о чем говорили — неизвестно, но тот перепугался и отдал пистолет вместе с патронами.

В Батаке организовались первые боевые группы. Из партизанского отряда пришли Георгий Чолаков, комиссар Георгий Кацаров и еще двое или трое партизан. Начались ночные встречи, полные романтики и риска. На лесной поляне при лунном свете слышались тихие слова присяги. Ребята давали клятву и целовали оружие, холодно поблескивавшее при лунном свете. Это напоминало времена гайдуков и настраивало Трендафила и его товарищей на романтический лад.

Дафчо понимал, как ценно то, что он делает, и все-таки постоянно просился в отряд. В последний раз он настаивал на этом на встрече с партизанами в Совете. Из его родного села здесь кроме него были Тоско и Димитр Хаджиев. Командир отряда — Дед — и Тоско поддержали просьбу Дафчо, но Георгий Чолаков и еще кое-кто возразили. Отряду необходимо было иметь в селе таких людей, как Дафчо: он поддерживал связь с Пещерой, Дорково, Брацигово и другими населенными пунктами. Вот почему было особенно важно, чтобы Дафчо оставался на месте.

— Он же мужчина, сам понимает, что здесь он нужнее, — подытожил разговор Георгий Чолаков. — Потерпит еще несколько месяцев. Партизанская жизнь от него не уйдет…

Трендафил любил называть своих товарищей мужчинами и всегда требовал от них, чтобы они работали «по-мужски». Поэтому Георгий Чолаков не обращался к нему, как к другим, по имени, а использовал это гордое слово — «мужчина».

…Все это в прошлом. Сейчас Дафчо в руках полиции, которая требует от него «всего-навсего» назвать членов организации.

У Дафчо голова гудит от непрекращающегося шума реки, и этот гул возвращает его к глубокой запруде у Нещеровой мельницы. Из всех слов в его сознании сохранилось только «не знаю».

Наконец Дафчо втаскивают в камеру, где находятся другие арестованные, а он продолжает шептать:

— Не знаю… Не знаю…

Допросы продолжаются и в следующие дни и ночи. Арестованных выводят для очных ставок то поодиночке, то по нескольку человек вместе и подвергают все более жестоким пыткам. Израненных, окровавленных, их оставляют в покое только тогда, когда в Батак приходят партизаны, чтобы забрать приготовленные для них продукты. Начинается трагедия разгрома. Признания арестованных уже, не имеют никакого значения. Зачем они нужны? Дичь сама идет к охотникам — подполковнику Яневу и Черному капитану.

Капитан узнает от предателей, когда придут партизаны и в чьих домах приготовлены продукты. Вечером 21 февраля он выводит своих людей из помещения школы и устраивает засаду около указанных предателями домов.

Партизаны появляются около полуночи и стучатся в окно дома Петра Янева. На их стук откликается его жена — тетка Николина. Пока они разговаривают, жандармы из засады открывают огонь. Партизаны отступают, так и не взяв с собой ни крошки.

Капитан ведет свою роту по следам, оставленным партизанами на снегу, а его агенты приступают к новым арестам. К утру помещения школы и столярного училища до отказа забиты мужчинами и женщинами, стариками и детьми. Дом Петра Янева подожжен.

Как только партизаны отступили, полиция тотчас же арестовала деда Еньо, тетку Николину, детей и семью ее деверя — всех до единого. По всему селу снуют усиленные жандармские патрули. На мостах, около домов партизан, на дорогах, ведущих в Ракитово и Пещеру, выставлены сильные полицейские и армейские посты. Откуда-то с Петровского перевала доносится рев моторов грузовиков. К полудню со стороны Тырновицы показывается капитан со своей ротой. Один из унтер-офицеров несет в руках отрезанную голову Георгия Чолакова.

В брациговской школе двое жандармов ведут Митко Хаджиева на допрос. Адъютант командира карательного отряда приказывает погасить в коридоре все лампы. Кроме него в комнате для допросов находятся Нетопырь и еще один агент. Все пьяны. Нетопырь показывает Хаджиеву некролог с его именем. Полицейские забавляются. Живой человек читает сообщение о своей смерти!

— Ты, оказывается, самый главный помощник партизан, а посылаешь нас за тридевять земель искать прошлогодний снег, чтобы нас там всех прикончили…

Адъютант ударяет его по лицу раз, другой. Нетопырь хватает Митко за волосы, а один из агентов начинает бить его буковой дубинкой. Митко валят на пол и связывают. К ушам подводят электропровода и пускают через голову ток. Какое-то время он стонет, потом затихает. Адъютант наклоняется над ним и машет перед его глазами рукой.

— Если подох, отвезем его к Выче в сбросим в ущелье, — говорит Нетопырь.

Зовут санитара, чтобы тот сделал Митко укол. Хаджиев приходит в себя. Его усаживают на стул и снова приступают к допросу:

— С кем у тебя связи в Пещере и Пловдиве? Где вы встречались?

Хаджиев не в силах пошевелить языком. К его ушам снова подводят провода и запускают электромотор. Голова дергается и безжизненно падает на грудь. Митко теряет сознание. Из ушей течет кровь. Его тащат по коридору и бросают на цементном полу лазарета.