Атанас Семерджиев - ...И многие не вернулись

К трем часам пополудни мы уже ушли на несколько километров от Милевой скалы. Но над нами на хребте противник перегруппировывал свои силы, готовясь преградить нам путь. Издалека с беловского шоссе доносился шум моторов: видимо, подходили новые жандармские и полицейские части. Мы были измотаны, весь день ничего не ели, нас мучила жажда. Тяжелее всех пришлось раненым. Не хватало патронов.

Под Млековицей наша колонна повернула по склону, чтобы вступить в Беловские горы. Мы шли по лесу, и предательский шум наших шагов гулко разносился вокруг. Листва до того высохла от зноя, что при малейшем прикосновении звонко шелестела.

Обошли ущелье и через редкий лес направились к хребту. Где-то над нами застрочил пулемет. Противник преградил нам путь на запад: он занял господствующую позицию на горе, а мы залегли на открытом месте. Пришлось укрыться в ущелье. Наступили критические минуты боя.

В урочище Млековица мы попали под перекрестный огонь. Опытный враг предварительно «освоил» близлежащие высоты. С пронзительным свистом пули ударялись о скалы, с шипеньем пронзали сухую листву, и с деревьев на нас сыпались ветки и листья. Наша колонна устремилась вниз в ущелье. Но чем ниже мы спускались, тем безнадежнее становилось наше положение.

Несколько раз пытались мы вырваться из этого ущелья смерти, но враг каждый раз преграждал нам путь. Нам удалось выбраться из него только на расстоянии километра от места первой засады. Мы стали взбираться по каменистому склону небольшой высотки. Но когда первым смельчакам удалось добраться до вершины и занять там позицию, прямо перед ними застрочил пулемет.

Наша колонна была рассечена. Группа партизан, в которой находился и я, пробила себе путь на восток, но остальные не последовали за прорвавшимися и снова спустились в ущелье.

Вскоре в ущелье завязался бой. Взрывы гранат заглушали частую стрельбу. После того как замолкли пулеметы, прекратилась и стрельба из автоматов. Только время от времени раздавались винтовочные выстрелы. Когда же умолкли и они, в лесу установилась зловещая тишина.

В этом бою погибло двенадцать партизан из бригады «Чепинец». Пал в бою и член ЦК партии Методий Шаторов. Выполняя задания партии, он под различными именами и с разными паспортами переходил границы многих стран. Методий являлся профессиональным революционером. Его неоднократно арестовывали и подвергали пыткам в фашистских тюрьмах. В последние годы своей жизни Шаторов был вынужден покинуть свой родной край и перебраться в Софию. Зная его как революционера с огромным опытом, Центральный Комитет осенью 1943 года назначил Шаторова командующим Третьей военно-оперативной повстанческой зоной. Когда группа жандармов окружила партизанский отряд в ущелье под Милевой скалой, он обратился к солдатам с призывом не проливать бессмысленно братскую кровь. Но они остались глухи к этому призыву… Уже после народной победы было найдено тело Шаторова. Убийцы нанесли ему несколько огнестрельных ран.

Через два дня после боя у Милевой скалы наша бригада расположилась в одном из старых лагерей в горах. Жители Чепинской котловины помогали нам, доставляя продукты, медикаменты, одежду.

Победа застала нас в Гайдуцком ущелье. Легкий ветерок в лесу играл листвой — она шумела, словно живая. Откуда-то доносилось постукивание дятла. Пахло спелой малиной. Мы быстро собрались и отправились в Каменицу.

На поляне в Скриенице бригада остановилась на отдых. Приведя себя в порядок, мы продолжали свой путь. Свободные, мы шли не оглядываясь, не опасаясь, что нас услышит враг, и пели в полный голос. Так петь, как мы тогда, можно только раз в жизни…

Выбравшись из леса, мы увидели Каменицу и другие села, раскинувшиеся на равнине. На дороге собралось множество народу. На грузовиках, телегах и пешком молодые и старые пришли встречать нас еще в горах. Они обнимали нас; радостные крики смешивались с рыданиями.

Вся Чепинская котловина, залитая ярким сентябрьским солнцем, выглядела празднично. Крыши домов в Каменице алели, как весенние цветы. А из села к нам тянулась бесконечная вереница людей. Те, что помоложе, карабкались по крутым тропинкам и еще издали кричали:

— Идут!.. И-ду-ут!

Мы снова построились в колонну и в сопровождении сотен людей вошли в Каменицу. Ненадолго остановились на площади. Жители обнимали нас, дарили цветы. Пожилая женщина из Каменицы искала сестру Велы Пеевой и дрожащим голосом повторяла:

— Милые мои… Милые!.. А где Гера?

В Лыджене нас встретили в центре села. Площадь была до отказа забита народом, здесь были жители и других окрестных сел. У школы построили карательный отряд. Испугавшись того, что весь народ, как один человек, поднялся на борьбу и что пришли партизаны, офицеры капитулировали, но многие лыдженцы с опаской поглядывали в их сторону и старались держаться подальше. Дети облепили школьную ограду. Над площадью развевались красные флаги.

— Ура… У-ррр-а! — раздались крики, как только мы показались на площади. — Да здравствуют партизаны!.. Да здравствует Советская Армия!

Мы ускорили шаг и вступили на площадь. Ликующие голоса заглушили нашу песню. Сердца переполняла радость. Нас несло словно на крыльях. Одни отходили в сторонку, чтобы уступить нам дорогу, а другие — матери, отцы, сестры, друзья — бросались нас обнимать. Вся площадь бурлила, но отряды сохраняли строй и продолжали петь. И песня звучала все громче. Крестьяне прислушивались к ее пророческим словам:

Комиссар Манол Велев взобрался на стол посреди площади, поднял руку и обратился к крестьянам. Его лицо пылало, на лоб свесились курчавые пряди.

— Братья и сестры! Советские воины принесли нам свободу! Преступная фашистская власть пала! Наступил день, за который погибли лучшие сыны народа…

В ответ тысячи рук, сжатых в кулак, поднялись над площадью.

Женщины в черных платках, матери и жены погибших, вытирали слезы — это были и слезы радости, и слезы печали…

Чепинцы встретили нас еще более восторженно. На главной улице и на площади нас ждало все село. Отцы и матери, близкие и друзья не отходили от нас ни на шаг.

К вечеру наша бригада вернулась в Лыджене и расквартировалась в здании школы.

Начинало темнеть. Со стороны леса подул ветер, зашумели фруктовые сады, ломившиеся от зрелых плодов. Во дворах темнели груды подсолнухов, пахло грушами, и яблоками, а на окраине разгуливали коровы и козы: пастухи давно их пригнали, но никто не приходил за ними. От радости люди забыли про все свои дела.