Пол Престон - Франко. Биография

Первого октября примас Испании кардинал Исидро Гома-и-Томас прислал Франко телеграмму с поздравлением по случаю освобождения Алкасара и возведения его на пост руководителя государства. Второго октября Франко ответил ему одним из самых своих высокопарных посланий. Оно начиналось словами: «Принимая полномочия Главы Испанского Государства со всеми вытекающими из этого обязанностями, я не мог бы получить при этом большей помощи, чем благословение Вашего Преосвященства» 65. Это стало началом тесных взаимоотношений между ним и кардиналом Гома.

Друзья-генералы были несколько ошарашены той легкостью, с которой новый генералиссимус установил дистанцию между собой и окружающими и стал проявлять прямо-таки королевские замашки. Своей штаб-квартирой он избрал епископский дворец Саламанки, который ему любезно уступил Пла-и-Деньел. Через две недели после прихода Франко к власти посетители дворца, который стал известен как штаб-квартира (cuartel general), обязаны были одеваться для приема в подобающие костюмы 66. Франко вечно находился в окружении марокканской гвардии (Guardia Mora), которая будет повсюду сопровождать его до конца 50-х годов. Одетые в сверкающую форму, они, словно статуи, стояли по всему дворцу — наглядное выражение азиатского деспотизма в действии. Приехали немецкие специалисты и соорудили во дворце бомбоубежище 67. Портреты Франко были везде — на стенах зданий в учреждениях и школах. Кроме портретов, на стенах появились написанные по трафарету лозунги типа «Цезари были непобедимыми генералами. Франко!» Все ведущие пропагандисты были задействованы, чтобы раздувать миф о политическом и военном гении Франко. Восхваление и лесть приняли такие масштабы, которые не могли не сказаться дурно на его личности 68.

Пытаясь превратить наспех сколоченный чиновничий аппарат, более-менее справлявшийся с делами в военное время, в государственный аппарат, Франко сделал несколько ошибок при подборе сотрудников. Наконец это предприятие взял в свои руки его свояк Рамон Серрано Суньер. Брат генералиссимуса Николас был, возможно, мастер делать королей, но у него плохо получалось руководить канцелярией. Благодаря своему родству с генералиссимусом и работе бок о бок с ним, в соседнем кабинете, Николас скоро приобрел громадную власть. Своим поведением он куда больше напоминал отца, чем брата, слыл известным бонвиваном, чей богемный и хаотический образ жизни приводил в замешательство всех знавших его. Он вставал в час дня, до трех принимал посетителей, потом исчезал на обед до семи, а там начиналась вечерняя жизнь. Появившись в своем кабинете к полуночи, он мог работать до четырех-пяти утра и часто заставлял посетителей ждать его по семь-восемь часов. Учитывая его отношения с генералиссимусом, мало кто роптал, хотя такая практика особенно бесила немцев 69. И, несмотря на свою власть и высочайшее покровительство, он ничего или почти ничего не сделал для создания управленческой инфраструктуры.

Но еще более катастрофические последствия имело назначение руководителем службы прессы и пропаганды Миляна Астрая. Возможно, Франко нравилось угодничество Миляна, но деятельность того была контрпродуктивной. Уже через несколько дней после прихода Франко к власти Милян начал восхвалять его как человека, «ниспосланного Богом повести Испанию к освобождению и величию», как человека, «который спас ситуацию во время республиканского восстания в Хаке» и «величайшего стратега века» 70. Он руководил пресс-службой как казармой, созывая журналистов свистком и инструктируя их как легионеров перед операцией. Франко, похоже, считал Миляна Астрая чем-то вроде талисмана, приносящего удачу, но глупости последнего нанесли делу националистов большой вред 71. Милян на удивление неудачно подбирал себе помощников. Поскольку после перелета на «Драгон рапиде» между Франко и Луисом Болином установились хорошие отношения, Милян назначил последнего руководить прессой на юге националистской зоны и удостоил его почетного звания капитана Легиона 72. Болин начал носить военную форму и вовсю использовать ее. Он пытался регулировать информационный поток путем запугивания иностранных журналистов. С подачи Миляна Астрая он постоянно угрожал иностранным журналистам расстрелом. Особенно широкую известность получил случай с заключением за решетку Артура Кёстлера (Arthur Koestler), вызвавший международный скандал, только после которого журналист был освобожден из тюрьмы. Потом вышла в свет книга Кёстлера «Испанский завет», и в итоге Болин впал в немилость 73.

Печатью на севере управлял человек с дурной славой — капитан Гонсало де Агилера, граф Альба-и-Йелтес, бывший кавалерист, большой любитель поло. Его взяли на должность за фанатизм и за прекрасное знание английского, немецкого и французского языков. Капитан Агилера принес больше вреда, чем пользы, своими скандальными высказываниями, которые журналисты очень любили цитировать. Многие из его высказываний были просто выражением мнения офицерства. Как-то перед иностранными корреспондентами он назвал испанские массы — «животными», обосновывая необходимость «убивать, убивать и убивать». Он хвастал перед журналистами, что в день начала Гражданской войны самолично убил шесть своих рабочих — «чтобы показать- пример другим». Он объяснял тем, кто имел желание его слушать, что глубинной причиной Гражданской войны стало изобретение канализации: «Раньше отбросы общества уничтожались различными очень полезными болезнями; а теперь все выживают и, конечно, их слишком много». «Если бы у нас не было канализации в Мадриде, Барселоне и Бильбао, все эти красные предводители попере-дохли бы еще в детстве и теперь не возбуждали бы толпу и не проливали бы добрую испанскую кровь. Когда война закончится, мы уничтожим канализацию. Наилучший контроль за рождаемостью в Испании — это тот, который Бог пожелал нам дать. Канализация — роскошь, которую получат только те, кто этого заслуживает, хозяева Испании, а не рабское быдло» 74. Он считал, что мужья имеют право пристреливать неверных жен. Сопровождая влиятельную журналистку Вирджинию Каулс (Cowles), Агилера то и дело сбивался на сексуальные темы и отвлекался от них, чтобы произнести нечто вроде: «Хорошие ребята эти немцы, но немного слишком серьезные; такое впечатление, что около них никогда не бывает женщин, но я думаю, они не за этим сюда приехали. Если они перебьют достаточно красных, мы сможем им все простить» 75.

Милян вряд ли подходил на роль человека, который должен представлять «новое государство» Франко внешнему миру, и это стало особенно очевидным 12 октября 1936 года во время празднования в Саламанке годовщины открытия Христофором Колумбом Америки. По-королевски величественная церемония как бы подчеркивала вечность «нового государства». В кафедральном соборе была воздвигнута трибуна для почетных гостей. Франко не присутствовал, но его представляли генерал Варела и донья Кармен. С проповедью выступил доминиканский священник отец Фраиле. Он воздал хвалу Франко за восстановление «духа единой, великой, имперской Испании». Затем торжества продолжились в здании университета под председательством пожизненного ректора (Rector РегрёШо), 72-летнего философа и романиста Мигеля де Унамуно. Тот заявил, что председательствует от имени генерала Франко, который занят неотложными делами.