Пол Престон - Франко. Биография

Фалделла попытался помочь ему разглядеть преимущества решительных и масштабных действий, в которых можно было бы задействовать КВД, но Франко упрямо стоял на своем. Он говорил: «В гражданской войне планомерный захват территории, сопровождающийся необходимыми чистками (limpieza), предпочтительнее, чем быстрое поражение вражеской армии, после которого страна остается нашпигованной врагами». Фалделла настаивал, что быстрое поражение республиканцев в Валенсии облегчит Франко искоренение левых по всей Испании. В этот момент его прервал Барросо и с голоса хозяина заявил: «Вы не должны забывать, что авторитет генералиссимуса — самая важная вещь в этой войне, и абсолютно недопустимо, чтобы Валенсия, резиденция республиканского правительства, была взята иностранными войсками»" 4.

На следующий день Франко направил Фалделле письменный ответ, в котором с неохотой принимал его предложение о наступлении от Сигуэнсы на Гвадалахару. В нем также упоминалось, что Франко против массового использования итальянских войск, поскольку это может вызвать международные осложнения, а также принижает звучание «решающих акций против в высшей степени политически важных объектов, акций, которые должны быть не чем иным, как совместными акциями испанских и итальянских частей»" 5. Канта-лупо считал, что каудильо можно было переубедить, гарантировав, что в Мадрид победителями войдут испанские войска" 6. Но переговоры с Франко не исключали и применение кнута вместо пряника. Разногласия между Франко и командованием итальянского корпуса вынудили Роатту даже слетать в Рим для консультаций с Муссолини. Дуче поддержал Роатту и пригрозил, что если Франко будет продолжать говорить с итальянцами на языке, каким он говорил с Фалделлой, то итальянские войска уйдут из Испании. И, чтобы показать, что не шутит, он приказал направить двадцать истребителей, обещанных Франко, в распоряжение итальянского командования в Испании, которому был передан контроль над. военно-воздушными частями, ранее выполнявшими приказы генералиссимуса 1 17.

Угроза Муссолини возымела эффект, тем больший, что наступление националистов в долине Харамы застопорилось. Республиканские войска при поддержке Интернациональных бригад оборонялись отчаянно. Это было самое ожесточенное сражение всей Гражданской войны. Как и в битве за шоссе на JIa-Корунью, националисты продвинули фронт на несколько километров, но никакой стратегической выгоды не получили. И снова Мадрид выстоял, хотя высокой, кровавой ценой. Республиканцы потеряли в боях больше десяти тысяч человек, включая ряд лучших бойцов из британских и американских Интернациональных бригад. Националисты потеряли около семи тысяч человек 118.

Самоуверенность Франко сменилась отчаянием. Спустя всего лишь шесть дней после грубого разговора с Фалделлой, имевшего место 13 февраля, Франко направил к нему Барросо с просьбой как можно скорее начать предлагавшееся итальянцами наступление. Фалделла справедливо указал, что реализацию плана ускорить невозможно. Тогда на следующий день к нему пришел Милян Астрай. Двадцать первого февраля они вместе отобедали в расположении итальянского КДВ, и Милян «в патетических выражениях» поведал о трудностях националистов под Мадридом и попросил о скорейшем итальянском вмешательстве. Фалделла был убежден, что Милян Астрай пришел к нему по прямому указанию Франко. Но в любом случае приходилось ждать. Ведь перебросить итальянские части из района Малаги в центральную Испанию было не такой простой задачей.

Пожелание генералиссимуса использовать итальянские подкрепления в долине Харамы не было удовлетворено. Подавляя свои эмоции, Франко вынужден был отказаться от намерений покомандовать итальянцами. Генеральный оперативный план, направленный им Моле, в точности соответствовал стратегии, очерченной в ноте Фалделлы от 13 февраля. Неделю спустя итальянцы еще не были готовы, и 1 марта Барросо снова умолял Фалделлу убедить Роатту немедленно приступить к действиям 119. Хотя Оргасу и Вареле удавалось удерживать линию фронта в долине Харамы, генералиссимусу чрезвычайно нужен был отвлекающий удар с целью облегчить положение его измотанных частей. По мнению Франко, итальянское наступление на Гвадалахару, в шестидесяти километрах к северо-востоку от Мадрида, было бы идеальным вариантом такого удара. У итальянцев были свои планы — совсем другие. Катастрофа приближалась.

Гвадалахара и Герника, март — апрель года

Хотя, с военной точки зрения, дела у Франко шли неважно, он с порога отметал возможность любого мирного компромисса с республиканцами или даже с глубоко религиозными басками. Предложения такого рода поступали из Ватикана и в середине февраля обсуждались генералиссимусом и кардиналом Гома. Несмотря на все уважение к кардиналу, Франко не соглашался на что-либо меньшее, чем на немедленную капитуляцию противника, и отвергал идею переговоров, поскольку расценивал их как жест признания людей, ответственных за все несчастья, обрушившиеся на страну. Гома сообщил в Рим, что всякое посредничество Франко рассматривает как попытку сорвать решение насущной политической и исторической проблемы, под которой он подразумевал баскский национализм. Переговоры, по его мнению, также предусматривали уступки, а уступки — «потакание мятежникам», что привело бы к появлению подобных планов в других регионах 1. Отрицательное отношение Франко к компромиссам отражало его взгляд на войну как на борьбу не на жизнь а на смерть, на борьбу, которая должна закончиться полным уничтожением республики и ее сторонников.

Эта позиция, конечно, была известна итальянцам. Когда из Рима прибыли верительные грамоты Канталупо, то он был принят — 1 марта — с помпой, которая подчеркивала все значение для Франко итальянской помощи и отражала его собственную склонность к внешним проявлениям чувств. Надежды его коллег-генералов на то, что пребывание Франко на посту главы государства окажется временным, пошатнулись. Впечатляющий показной блеск, которым сопровождалось всякое публичное появление каудильо, отдавал претензией на постоянство. При вручении итальянским дипломатом верительных грамот играло восемь военных оркестров. Многоцветные шеренги фалангистов, карлистов, милицейских отрядов, испанских, итальянских и марокканских войск прошли торжественным маршем по огромной, но пропорционально спланированной площади Пласа-Майор в направлении Паласио-дель-Аюнта-мьенто. Генералиссимус прибыл на площадь в сопровождении марокканской гвардии, одетой в свои красивые голубые плащи, поблескивающей нагрудными латами. Это напоминало въезд Альфонса XIII в Мелилью в 1927 году, когда его сопровождал Франко. Франко все больше придавал своему церемониалу королевский вид. Его прибытие сопровождалось скандированием: «Франко! Франко! Франко!» Он принял Канталупо в салоне, увешанном по этому случаю испанскими гобеленами XVI века и уставленном фарфором XVII века. Во время церемонии присутствовали Мола, Кинделан, Кабанельяс, Давила и Кейпо де Льяно, а также целая свита из армейских офицеров и функционеров при полном параде. Сам Франко мало соответствовал этому королевскому шоу и не произвел впечатления на Канталупо. Посол сообщал в Рим: «Он вышел со мной на балкон, с которого открывался великолепный вид на огромную площадь, но не нашелся, что сказать людям, которые ему аплодировали и ждали его выступления. Он был холодным, тусклым, женоподобным» 2.