Александр Черкасов - На Алтае [Записки городского головы]

Это такой поражающий фокус, который невозможно произвести никакой искусственной механикой и остается только смиренно удивляться над непостижимыми проявлениями великой природы!.. И в самом деле, тут работала точно не свирепая моментальная сила, а как бы одно могучее слово!..

Другой замечательный случай удара молнии был в присутствии акцизного надзирателя Г. М. Бе-т, который ехал по своей дистанции в окрестностях Барнаула и на дороге попал под страшную грозу. Видя, что молния чертит у самого пути и ужасные удары следуют тотчас за появлением молнии, он закрылся в тарантасе кожаным фартуком и спустил верхний зонтик, а ямщику велел ехать как можно тише.

Но вот страшный удар разразился у самой его повозки. В этот момент он почувствовал сильное сотрясение воздуха, колокольчики замолкли и лошади остановились.

Бе-т спрашивает ямщика, что такое случилось, почему он остановился, но ответа нет, и только сильный дождь сечет и шумит около его экипажа, застилая непроглядной пеленой окружающую окрестность. Он приподнимает зонтик и видит, что ямщик согнулся на козлах, а одна лошадь лежит на земле.

Оказалось, что ямщика и коня убило грозой!..

Когда же Бе-т добрался до дому, то заметил, что на его теле совершенно правильно отпечатался темным пятном березовый лист, который вероятно был на его верхнем платье. Вся же его одежда долгое время была настолько наэлектризована, что при дотрогивании рукой выделялись слабые искры и слышалось легкое характерное потрескивание.

Говоря о весне и лете, которые я проводил, как охотник, в Сузуне, я забыл упомянуть о довольно курьезном случае. Однажды, отправившись на казенный покос с цеховым надзирателем В. А. Вяткиным и проезжая мимо одного высохшего озерка, образовавшегося в весеннее половодье, мы заметили, что над ним в большом количестве вьются чайки, коршуны и даже вороны. Нам показалось это довольно странным, и мы поехали к озерку посмотреть, что такое привлекает этих хищников.

Оказалось, что видимое озерко — даже и не озерко, а просто остаток воды от сильного половодья, который, не имея стока, испаряется от солнечной теплоты и с каждым днем становится все меньше и меньше, а в настоящее время дошел до того, что в нем осталось воды в самом глубоком месте немного выше колена. Вся водная поверхность этого озерка была не более 10–15 шагов в длину и ширину.

Когда мы подошли близко к воде, то заметили, что в ней масса рыбы, которая, как в котле, плавала на поверхности и, задыхаясь в этой небольшой луже, выставляла головки кверху и жадно дышала жабрами. Мы соблазнились и попробовали ловить ее руками, а затем в полуадамовском костюме зашли в озерко. Сначала нас это занимало, как ребятишек, а потом, видя удачный промысел, мы уже занялись и вплотную. Вся рыбешка старалась попрятаться в более глубокое место, но и тут мы свободно доставали ее руками. Нередко случалось, что, переступая босыми ногами, мы чувствовали, как вертелась под нами рыба и, царапая руками по мягкому илу, мы добывали по два и по три карасишка сразу.

Интереснее всего было смотреть на мою охотничью собаку, которая сначала только приглядывалась и никак не могла понять, в чем дело, но когда увидала, что мы таскаем рыбешку, стала хватать мелких щучек, которые лезли больше к берегу. Сперва она, поймав щучку, тут же опускала ее обратно в воду, но когда я стал говорить: «Возьми, пиль! Подай сюда!» — она уже либо отдавала добычу мне, либо выносила на плоский берег, но делала это неохотно и брезгливо, поднимая губы.

Провозились мы на такой курьезной рыбалке, как полагаю, не менее полутора часов, но нас сильно напекло солнцем, и мы бросили, добыв, как оказалось, мелких карасишек и щучек не более 2–3 вершков длиною, кажется, более двух пудов. Сложив всю добычу в мешок от овса, мы привезли ее домой.

Конечно, вся эта рыбешка, в случае ясной погоды, обсохла бы совсем и ею воспользовались бы одни птицы, что, вероятно, и случилось с той, которая осталась от нашей курьезной ловли.

Нельзя было не удивляться дерзости ястребов (или коршунов, как говорят сибиряки), которые, не боясь нас, быстро спускались к той кучке, куда мы выбрасывали добычу, и, моментально схватив рыбку, отлетали подальше на луг и пожирали их. Чайки же только невыносимо пищали и кружились над нами, но разбойничать не решались.

Вспомнил я эту историю и невольно приходит на память другая, когда крестьянин деревни Долговой, по рассказу Титушки, Савелий, или, как он назвал его, Савка Долгов, поймал у себя во дворе довольно большого осетра. Дело в том, что в ту весну была сильно большая вода и всю деревню затопило, так что ее обитатели волей-неволей выкочевали и поселились на время кому где любо. Долгов, подъехав однажды на лодке к своему дому, который был крайним у берега, заметил, что в его затопленном дворе всплеснулась большая рыбина. Он не стал ее пугать, а тотчас объехал с другого конца, набрал разного хламу и загородил потихоньку то место, куда могла зайти неведомая рыбина. Через несколько дней вода сбыла, и Савка, к удивлению многих сельчан, легко поймал у своих ворот порядочного осетра.

Что же касается зайцев, то мне часто случалось видеть их в полноводье, сидящих в затопленных островах, на срубленных пнях или горизонтальных сучьях больших ив. Бывало, плывешь в лодке по Оби и видишь, как косой, спасаясь от воды и завидя своего врага-человека, прижмет к спине свои длинные уши, утянет в себя мордочку, боязливо прищурит, сколько может, несмыкающиеся глаза и весь дрожа от страха, подпускает плывущую лодочку. Мне кажется, что он дозволил бы взять себя руками, но я этого не пробовал и всегда жалел этих животных, которые, быть может, несколько дней просиживали на таких неудобных помещениях, терпели, конечно, и холод, и голод, и все-таки не решались уплыть куда-нибудь на берег, несмотря на то, что зайцы, в случае крайности, довольно легко плавают.

Зная эту боязнь зайцев, многие ружейники плавают на лодочках весною около полузатопленных островов и бьют этих животных.

Думаю, что во время больших разливов много их гибнет вследствие своей трусости, но трупов их, как утопленников, мне видеть никогда не случалось.

С ранней осени, лишь только повалится с леса лист, у меня являлась охота бить тетеревей с «подъезда», и лишь только наступал сентябрь, я уже с Архипычем ездил около полей и лесных колков, куда садилась поднятая птица. Это же самое время было лучшей охотой и моего приятеля Павла, который ездил всегда со своими лайками, поднимал тетеревей на лес и бил их десятками из винтовки.

Позднею же осенью и в начале зимы вся тетеря «сваливалась» обыкновенно в лес, и охота уже производилась «с подъезда», пока не углубеет снег, на особого устройства «подъездных санках», которые делаются на широких полозьях, без отводов и на высоких копыльях.