Александр Черкасов - На Алтае [Записки городского головы]

Но иной раз он делает это совсем иначе: приготовившись и потушив свечку, он в ту же секунду зажигает спичку и, осветив ею собрание, ловит какой-нибудь нескромный прием или горячий поцелуй, так сказать, на месте преступления!..

— Ну, Сенька! Ты зачем лижешь Пашутку? Она и так еще не обсохла с мороза! — говорит шутливо весельчак, и новый взрыв хохота покрывает общее смущение, а попавшимся голубкам дает возможность поправиться.

Вечорка кончается обыкновенно поздно, даже ночью, и все бывшие на ней уходят вместе с шумными разговорами, смехом и песнями, затем уже разбиваются партиями и расходятся по улицам. Бывало, живя в руднике (селении), всегда слышишь, когда возвращаются с вечорки, а многие бойкие девушки, словно в отместку, что не был с ними на вечорке, проходя мимо квартиры, еще нарочно запоют новую любимую песню:

Либо другую, более сердечную как по словам, так и по мотиву:

Поют, поют — да еще и постучат нарочно, плутовки, в окошко!.. Дескать, слышишь ли ты, засоня, что мы проходим мимо и поем твою любимую песенку?.. Да, все это было, давно уже было!.. Теперь другой ветерок подувает и старому хрену не до вечорок — свои дочки большие!..

И чтоб забыть это веселое прошлое, которое так тепло отзывается еще за пазухой и так крепко сидит в памяти, я расскажу лучше о довольно курьезной переправе через речку во время моей подъездной охоты.

Была уже осень во второй половине, и свежий снежок покрывал тонким слоем еще не застывшую землю; погода стояла теплая и на санях ездить было нельзя, почему приходилось волей-неволей путешествовать на тележке. На охоту мне хотелось попасть за речку Каменку, протекающую в нескольких верстах от Сузунского завода, где, говорили, живет много тетерь. Ехать на большой мост мне было не по дороге, да и далеко, так что вопрос состоял в том, как попасть прямо.

— А вот спустимся маленько пониже, там есть другой мостик, вот по нем и переедем, — сказал мне утвердительно Архипыч.

— А разве брода тут нету? — спросил я.

— Нету, нету, барин. Речка-то ведь крутоберега и на тележке не попасть, а до мостика с полуверсты, более не будет.

— Ну, хорошо, — давай, Архипыч, поедем на мостик.

Он заворотил лошадей, и мы живо доехали до переправы, но уж никак не мостика, потому что поперек речки лежали с берега на берег две больших лесины — и только!

— Где же тут мост? — спросил я невольно.

— А вот этот и есть, тут и сено возят на телегах.

Архипыч стал выпрягать лошадей, а я все еще смотрел на перекинутые бревна и не догадывался, в чем дело, но не хотел сознаться и молчал. А вышло так, что ларчик открывался просто и доказывал народную мудрость. Архипыч по протоптанной дорожке спустил лошадей к речке, переехал верхом на ту сторону и уже по бревну воротился ко мне. Затем он подвез тележку к мостику и закатил колесами так, что они пришлись как раз между бревнами, а на них накатились только одни длинные ступицы. Далее штука простая: Архипыч связал оглобли чересседельником, прицепил к ним постромку, перешел опять по бревну на ту сторону и потянул за веревку, а я, идя сзади тележки, по бревну же, пихал ее в задинку — и тележка отлично перекатилась на ступицах по параллельно положенным бревнам, как по рельсам.

— Ну, брат, и механика же тут устроена! — сказал я невольно, очутившись с экипажем за Каменкой.

— Что вы, барин! Так ли еще бывает, да переезжаешь, а по такой подведенной астролябии и сено тут возят.

И действительно, Архипыч прав, потому что вечно служа при господах и наслушавшись слова «астролябия», он в шутливом тоне и сказать другого ничего уже не мог, а такой астролябии не придумает и никакой немец, сделавший обезьяну.

Но вот зимою сплошал и Архипыч. Захотелось ему покараулить волков у издохшей лошади, которая как раз лежала около старой кузницы, выходившей за селением в поле. Я дал ему двустволку, зарядил картечью и довольный Сучок ушел домой, чтобы взять теплую «лопать» (одежду) и вместе с товарищем засесть с вечера в кузницу. Волки же действительно были у пропастины, поели и притравились.

Поужинав, охотники взяли подушки, потники (войлочки) и отправились на караул; но, проходя между огородами по переулку и покуривая «цидулки», они, подходя к полю, встретили, как им показалось, большую собаку, которая, опустив хвост и понуря голову, тихо пробиралась около них в селение. Архипыч, долго не думая, подхватил с дороги мерзлый конский шевяк и пустил в собаку, но не попал, а она тотчас махнула через огородные жердочки и выпрыгнула назад, в поле. Тут только Архипыч увидал, что около него, вплоть, была не собака, а волк, который пробирался по переулку.

Охотники просидели в кузнице целую ночь, досыта намерзлись, но никого не увидали.

Какая же в самом деле дерзость волка — встретить вооруженных людей в узком переулке и, притаившись, пробираться около них в селение! Это уж, как хотите, особая наглость животного!..

Вероятно, этот же самый притравившийся волк забрался ночью к рабочему Уварову, который жил с семьей в своем домике, в одной из дальних улиц Сузуна. Дело, кажется, было в феврале, когда Уваров и его жена услыхали ночью, что их ощенившаяся сучка, поместившаяся со щенятами под крыльцом, вдруг сильно завыла и затявкала в своем неприглядном убежище. А надо заметить, что по Сузуну давно уже ходил слух, что в улицах видели волка.

Слыша тревожные вопли собачонки, Уваров, встав с постели, взял топор и пошел в сени, чтоб посмотреть, почему так беспокоится собака. Но лишь только отворил он из сеней дверь на лесенку, как увидал перед собой на площадке волка. Он тотчас замахнулся топором и хотел ударить зверя, но промахнулся, а волк схватил его зубами за нижнюю часть живота. Уваров неистово закричал и успел ударить волка по загривку обухом; зверь отскочил, а затем выпрыгнул на улицу и убежал невредимо. Уваров же долго хворал в лазарете и кое-как поправился без всяких дурных последствий, что и доказывало, что волк был не бешеный, а просто озорник, который притравился в селении и не боялся, так как все его пакости проходили ему безнаказанно.

В 1883 году, кажется, в день Благовещения, сидел я после обеда на террасе своей казенной квартиры в Сузуне и, наслаждаясь хорошей погодой, покуривая папиросу, разговаривал с молодым еще тогда охотником Г. П. Вяткиным. В это время многие женщины, девушки и даже небольшие девочки носили мимо нас на коромыслах воду. В улице, направо за моим домом, слышались песни и голоса играющих ребятишек, обрадовавшихся празднику, хорошей теплой погоде и приближающейся весне, хотя в сущности стояла еще настоящая зима и снегу повсюду было много, так что ездили на санях. Тут на террасу пришел ко мне занимающийся извозом Семен Тархов и спросил, нет ли у меня какой-нибудь клади на Барнаул.