Александр Черкасов - На Алтае [Записки городского головы]

Теперь будет понятно, почему в проезд Великого князя Владимира Александровича барнаульцы хотели угостить Его Высочество дупелиной охотой. И всю весну ограждали караулом то место, где предполагалось устроить охоту. Это неподалеку от Барнаула, на обских лугах, под Турьей горой. К великому сожалению барнаульцев, Великий князь чувствовал себя не совсем хорошо и на охоту не поехал, а тут-то и было приготовлено настоящее дупелиное Эльдорадо!.. Вот им-то и заведовал Савелий Максимович, который почти ежедневно ездил на Турью гору, наблюдал, все ли в исправности и неприкосновенности.

Известный Аткинсон, бывший на Алтае в 1848 году, говорит, что он, был на дупелиной охоте в окрестностях Барнаула, в течение трех с половиною часов с тремя товарищами убили 153 дупеля, и это было еще тогда, когда не существовало казнозарядных ружей.

Однажды, охотясь по речке Чесноковке, вблизи Барнаула, за Обью, и устроившись отдохнуть, закусить и напиться чаю, Савелий Максимович мне рассказал.

— А вот тут, на этом самом месте, раз я закусывал с покойным К. П. Платоновым. Сидели мы этак же и пили чай. Он, знаете, откусил, да и держит в руке булочку; вдруг, откуль ни возьмись, большая зеленая ящерка подбежала к нему, да и тянется к булочке, не боится того, что мы тут, живые люди, шевелимся и разговариваем, да еще две собаки лежат тут же, около нас!.. Я увидал ее, да и говорю: «Смотрите, смотрите, Константин Павлович, ящерка-то вас погубит!» Он увидал ее, соскочил с места, закричал, затопал ногами. Ну, конечно, ящерка ту же секунду убежала, а его напугала… Удивительное дело, что и собаки ее не тронули, а только замерли, да глядят, что она делает.

— Так ведь она не вредная, это не змея.

— Знаю, а все же как-то неприятно их видеть. А вот змей я боюсь до смерти, а почему? Потому что раз она, проклятая, бросилась на меня, да и гналась, как я побежал.

— Как гналась?

— Да так — гналась!.. Я, изволите видеть, был еще молодой, ходил за утками, да и пришел в кустах к большой валежине, хотел закусить; приставил ружье и вытащил уже мешочек с закуской, положил его на валежину, стал развязывать. Вдруг слышу, кто-то зашипел неподалеку от меня; я обернулся, гляжу — большущая змея лежит у самых моих ног; я взял, да и пнул ее ногой, думаю, уползет, испугается; а она, проклятая, свернулась кольцом, да и фыркнула прямо на меня!.. Я, знаете, увернулся, она, промахнувшись, снова свертывается калачиком; я испугался, схватил только ружьишко, да и нут-ко бежать, а она за мной, да на скачки!.. Знаете, так машет, что я только успею нагнуться, а она, гнусина, так через голову и махнет. Едва-едва убежал от нее, так напугался, что бросил и закуску. И вот с тех пор боюсь их ужасно! Это вредная тварина! Если где теперь и увижу врасплох — так скорее ее пристрелю. Нынче мне уж не убежать, тяжи-то ослабли.

— Вот вы, Савелий Максимович, сейчас упомянули об утках, а ведь у вас здесь, на Алтае, многих нет тех пород, какие встречаются в Восточной Сибири, особенно из мелких уток, чирков. А посмотрите-ка, там какое разнообразие, тем более весною, в пролет… Тут и «трескунчики», тут и «свистунчики», а то есть еще так называемые «клоктуны»: все клокчут, как сидят где-нибудь, так что сами про себя скажут, что они тут. Ну, а здесь их нет совсем. Там еще попадаются с длинными волосками по спине и на голове; а то есть еще большие белые утки, с казарку величиной, их в Нерчинском крае зовут «ангашуями».

— Нет, здесь таких нету совсем; а вот за речкой Кулундой, на соляных озерах, встречаются большие красные утки, их «атайками» называют, а белых нет вовсе.

— В Нерчинске красные утки тоже есть, только те другой породы — «турпаны». Они и живут больше около полей, а гнезда вьют часто в горах, в расселинах, в утесах.

— А вам случалось когда-нибудь видеть на деревьях бекасов? — спросил меня дедушка.

— Да вот здесь только раза три и видел, около болотных колков, а в Нерчинске не доводилось. Я, знаете, сначала и глазам не верил; слышу, что где-то наверху «тэкает», да и гляжу к небу, а он, бестия, забрался высоко на лесину, да там и катает свою песню — «тэки-тэки! Тэки-тэки!..» Думаю, что за диво, неужели бекас взаболь на дереве? А он как раз и слетел с ветки, да и заблеял, как барашек; тогда только я увидал, что это действительно бекас.

— Что вы! Они садятся и на поскотины, либо на остожья; тут я бивал их не один раз весною.

Однажды плыли мы с дедушкой мимо невысокого покосного берега Оби, над которым на одном месте тряслась в воздухе чайка. Она сильно кричала и бросалась книзу, почти к самой траве.

— Что она тут делает? — спросил я, заинтересовавшись таким маневром, по-видимому, и не хищной птицы.

— А верно утку сживает с гнезда, — ответил Козлов. — Смотрите, как уставила книзу клюв и бросается.

В это время из-под чайки действительно вылетела большая серая утка, а чайка, как бы удовольствовавшись победой, полетела в сторону.

— Вот видите, что она, шельма, делает! Будь в гнезде яйца — все побьет и выпьет, но их, наверно, нету, раз улетела не солоно хлебавши.

— Что вы, Савелий Максимыч! Да неужели она справится с такой большой уткой?

— А кто же ее знает! Драки не видал, но, верно, справляется, либо берет смелостью да нахальством, как тот Шайдуров, про которого я вам рассказывал, помните?..

Много раз ездил я со стариком и в тележке, как на дупелей, так и за молодыми тетеревами, и никогда ничего особенного с нами не случалось. Но вот, уже в 1889 году, поплыли мы весною за Обь, в так называемый садок, где прежде всегда бывало много дупелей, но потом место это узнали и туда стали ездить уже многие, тем более потому, что оно было недалеко от города.

Садок от берега Оби находился в полуверсте и отделялся небольшой, но глубокой протокой, которая весною всегда наполнялась быстрым потоком, так что без искусственного перехода за проточку попасть было невозможно. Отправившись туда, мы не запаслись жердями, в полной надежде на то, что недавно в садке был зять Козлова и, как он говорил, сделал через проточку переход. Приехав туда, мы действительно нашли переправу, но очень плохую, а укрепить и подправить ее нам было нечем, потому что вблизи росли только небольшие кусты, к тому же у нас, кроме складного ножа, не было с собой никакого инструмента. Мы нарезали прутьев, свернули их пучками и немного укрепили переход. Вся штука состояла в том, что нижние поперечные слеги были тонки, а потому сильно гнулись под тяжестью человека и вертелись под ногами. Приходилось держаться за особую жердочку, которую ставили вертикально в воду; тогда уже, располагая ноги боком, нужно было передвигаться как можно осторожнее.

Как бы то ни было, но туда мы попали и пошли к излюбленному месту; дупелей было мало, и мы, проходив часа два, волей-неволей должны были вернуться.