Александр Черкасов - На Алтае [Записки городского головы]

Но вот, проехав еще две-три версты, нам показались и гуси, то плавающие на озерках, то спокойно сидящие или разгуливающие по их пологим берегам.

Тут мы попробовали заезжать на тележках, но гуси, как и везде хитрые и осторожные, близко не подпускали и с тревожным криком улетали куда-нибудь подальше. Так мы провозились очень долго и наконец, потеряв терпение, начали стрелять не в меру из хваленых «уточниц» и винтовок, где мне и удалось подбить одного гуся пулькой, но он все-таки, тяжело раненый, утянулся за мерзлую болотину и запрятался в кустарнике.

Как мы ни старались заезжать еще десятки раз и караулить на перелетах, мне довелось спустить только одного, который упал на сушу, а затем, уже вечером, подбить другого. Но этот упал за Алеем и погиб безвозвратно. Товарищи же мои, как ни стреляли, не могли добыть ни одного, потому что их ружья не брали на ту высоту, на какой пролетали осторожные гуси.

И все это ничего: мало ли каких неудач не встретится на охоте? Но плохо вышло в том, что воротившись, спустя несколько времени, к назначенному пункту, чтобы закусить и отдохнуть, мы увидали, что лодку нашу привозили, но не дождавшись нас, снова увезли в Чистюньку. Что тут делать?.. Толковали и судили на все манеры — и пришли к тому заключению, что надо послать за ней снова; девять верст — расстояние небольшое, и лодка приедет хоть к утру. По счастью, нам попался проезжающий крестьянин, который согласился тотчас уехать и доставить лодку, для чего и дали ему записку Мер-ву.

Лодку нам привезли. Мы переночевали и на другой день пробовали счастье на все манеры. Исправнику удалось убить, почти у самого табора, одного гуся восьмым номером дроби: он летел невысоко и недалеко, не видя стрелка за кустами.

Тем наша охота и кончилась. Пришлось возвращаться домой уже в лодке, и тут мне удалось убить еще одного гуся из винтовки.

Надо сказать, что в это время Алей был в полной воде, в некоторых местах выходил уже из берегов и нес нас с большой скоростью вниз по течению. В дороге нам пришлось проплывать одну деревню, где весь народ суетился около берега, укрепляя его разными способами, потому что Алей, подмывая крайние постройки, преспокойно спускал их в воду.

Все это картинно, если хотите, но в сущности — как безотрадна местность по долине этой реки! Повсюду низменные берега, затопленные луга, кое-где попадающиеся небольшие островки и займища, поросшие кустарником или жидким лесом — и только, так что глазу, любящему природу, отдохнуть негде, — монотонно и скучно!.. Можно спать в лодке сколько угодно и не жалеть, что проплыл несколько верст по такой пустынной местности. Только одни гуси, таившиеся по берегам, напоминали нам о себе и заставляли бодрствовать, а потом, уже вечером, полная луна, причудливо и эффектно освещая извилистое течение реки, отражаясь в воде по разным затонам и озеркам то справа, то слева, вызывала полюбоваться затопленной местностью.

Часу в первом ночи мы благополучно приехали в Чистюньку, ночевали и утром, после занятий исправника по делам и после закуски, отправились восвояси. День был хороший, но холодный и ветреный, так что нам пришлось одеться теплее и залезть в полушубки. Лошадей подали хороших, по дороге особых препятствий не было, и мы катили по-сибирски. Мягкий тарантас исправника словно летел и только на небольших неровностях, как в зыбке, покачивал своих пассажиров, а мягкий переливный звон колокольчиков вместо няни убаюкивал плотно покушавших охотников. И вот мы волей-неволей задремали…

Сквозь сон я неясно услышал разговор «исправницкого» сержанта, сидящего с левой руки на козлах, с ямщиком.

— Тут смотри, мостик. Да он, брат, худой, надо объехать.

— Знаю; почитай, кажинный день тут езжу, так попривык! — самонадеянно и с достоинством отвечает ямщик.

— Пошто ж не изладите? Ведь тут трахт, а то, пожалуй, и тарантас посадишь!

— Да вишь, братец, и ладили, да все водой подмывает. Ничего, проедем.

В это время я слышу, что лошади зашлепали по воде, а тарантас, побулькивая и покачивая колесами, поехал по мягкому.

— Что ты, сдурел?! Держи полевее! Куда ты воротишь?! — сердито и громко говорит сержант.

Слыша это, я все-таки не могу овладеть собой, чтоб сесть и посмотреть, где и куда мы едем. Слипаются глаза, да и только! А уверенность, что опытный ямщик, который «кажинный» день тут ездит, конечно, лучше сержанта знает дорогу, как бы дает мне возможность остаться в покое…

В это самое время я чувствую, что тарантас, уже булькая, по глубокой воде, вдруг справа, под задней осью, валится на мою сторону. В ту же минуту я слышу усиленные крики сержанта и ямщика на лошадей, наконец, вижу, как ямщик валится с козел и сам моментально лечу из тарантаса, а за мной с распростертыми руками, в черном большом тулупе, падает и мой милейший сосед!..

Холодная, как лед, вода тотчас охватила меня в открытых частях тела, забравшись уже за пазуху, попала за спину!.. Еще не придя в себя и не усвоив того, что с нами случилось, осознав только, что я в воде и не могу достать ногами дна, и потому плыву к берегу… В то же время слышу сзади себя фырканье исправника и, оглянувшись, вижу, как он с испуганной физиономией и вытаращенными глазами барахтается в шубе в воде и старается ухватиться за полу моего полушубка, который пузырем вздулся над водою. В ту же минуту я выбиваюсь руками на берег и слышу, как сзади меня исправник и бранится, и ухает от охватившей его холодной воды!..

Наконец, мы на берегу, поднялись уже на ноги, растопырили мокрые руки и удивленно смотрим друг на друга.

— Черт ее знает, что за штука случилась! — говорит исправник.

— Ничего, штука хорошая. Молите Бога, что мы вылетели одни и за нами не улетел тарантас.

— Ты что же это, болван, наделал? — обратился исправник к ямщику, который с испуга бросил вожжи и, перебежав выше по лыве, спешил к нам на помощь.

— Помилуйте, ваше высокоблагородие, не в первый раз езжу! Да вишь, обрезало задним колесом.

— Обрезало! Обрезало!.. Дурак ты, вот что! — сказал исправник и, вероятно, увидав еще раз мою мокрую фигуру, от души расхохотался.

Испуганный сержант стоял за тарантасом, видимо, прячась от взора исправника и, растерявшись, не знал, что ему делать — то ли оправдываться, то ли винить ямщика, но хохот Андрея Андреевича смягчил и его душевную борьбу.

В это время лошади подхватили и понеслись по мокрому лугу, но сержант и бойкий ямщик успели их догнать, подхватить вожжи и, на маху заскочив в тарантас, скоро их остановили.

С нас каскадом бежала вода, и мы мокрыми рукавами старались обтереть свои физиономии. Ветер как нарочно усилился и, кажется, хотел нас снова спихнуть в эту большую и глубокую промоину…

Оказалось, что мы верстах в двух от той самой Самодуркиной, куда мы ездили с дедушкой за гусями, а потому мы и порешили, не раздеваясь, как можно скорее добраться до этой деревни. По счастию, из тарантаса ничего не выпало, не оказалось только моей винтовки, которую я вместе с другими ружьями выносил из дома Мер-ва лично сам и положил в тарантас с моего бока. Ясно, что она вместе со мной вылетела в промоину, а потому мы решились поискать ее длинной жердью, которую сержант притащил с луга, выдернув ее из старого остожья.