Александр Черкасов - На Алтае [Записки городского головы]

Не соблюдая в своих записках строгого хронологического порядка, я пишу то, что придет на память по месту моего жительства и подходящего случая, а потому, говоря о Барнауле, не могу не сказать о солнечном затмении 7 августа 1887 года.

О нем заранее протрубили все календари и газеты, которые ныне получаются даже во многих и сибирских селах — священниками, торговцами и волостными писарями. Поэтому весть о таком событии распространилась повсюду задолго и самое явление не застало народ врасплох, что, конечно, имело свою хорошую сторону, тем более потому, что народ подготовлялся некоторыми благоразумными священниками в проповедях, так что, как говорят, и в самых глухих деревушках не было никакой паники, что случалось прежде, когда многие «темные» люди то ли по неведению, то ли с умыслом творили разные глупости, приписывая солнечное затмение преддверию появления антихриста и проч.

Словом, вследствие разумного подготовления народа, затмение 1887 года прошло совершенно спокойно. По крайней мере, так было в Барнауле и его окрестностях. Но все-таки были примеры, что некоторые старухи, прослышав о будущем затмении, постились и ждали этот день не совсем спокойно.

Ждал его, конечно, с особым настроением и весь образованный мир, заранее заготовив копченые и цветные стекла. Здесь день 7 августа с утра был ясный и тихий, так что все с большой энергией караулили появление затмения.

В Барнауле оно началось в 9 часов 11 минут утра; в 10 часов 27 минут затмение было уже почти полное, оставляя не закрытым небольшую нижнюю часть солнечного диска, так что остающийся световой серп хоть немного, но все-таки светил и мешал эффекту полного затмения. В 11 часов 39 минут уже открылся почти весь солнечный диск и только на левой его стороне оставалось маленькое пятнышко. Такое исчисление времени было по крайней мере на обыкновенных часах и полагаю, что оно подходило довольно близко к обсерваторскому времени, потому что все мы проверяли свои часы на телеграфной станции.

Во время наибольшего закрытия диска сделалось далеко не темно, но как бы получились особого рода сумерки с синевато-серой окраской всего видимого, так что самые лица наблюдателей, казалось, приняли этот колорит и походили на лица покойников или изнуренных больных. Весь эффект выражался тем, что все казалось в том виде, как бы смотрели вы через химически окрашенное стекло синевато-серого цвета. Кроме того, во время наибольшего затмения наблюдалось небольшое понижение температуры.

Интересно было видеть, как в эти минуты весь Барнаул словно замер, настала полная тишина, улицы опустели и почти не было ни прохожих, ни проезжих. Это, конечно, доказывало только то, что все, кого где захватило, оставались на месте, наблюдали и созерцали столь редко повторяющееся явление.

Теперь надо ожидать его, как утверждают астрономы, 18 августа 1904 года, так как полное затмение повторяется через 18 лет и 11 дней, а на одном и том же месте бывает через 54 года и 34 дня.

Как известно, такие полные затмения были за недолгое время нашего бытия 6 июля 1850 года и 27 июля 1868 года.

Последние наблюдения — дело не подходящее нашему брату, а такие серьезные вычисления и не нашего ума-разума, для этого существуют астрономы, а мы, простые смертные, только пользуемся их выкладками и при небольшой наблюдательности замечаем то, что нам доступно, но чего многие как бы не хотят видеть. Речь эту я веду к тому, чтобы сказать несколько слов о тех, которых не занимают такие интересные явления природы, и они в эти редкие дни преспокойно спят на мягких ложах, — такие субъекты нашлись и в Барнауле!..

Теперь я перейду к небольшой заметке о коршунах, в большом количестве появляющихся с весны и проживающих до поздней осени в Барнауле. Хотя и кажется, что птица эта так обыкновенна, так маловажна, что о ней не стоило бы и говорить, но мне желательно отметить мои наблюдения, доказывающие поразительную зоркость и наглую смелость этих хищников.

Когда мне случалось приезжать на горный Совет летом из Сузуна в Барнаул с моим товарищем по службе С. В. Широковым, как гиттеншрейбером, то он во время досуга и скуки ради притравил к своему окну летающих десятками коршунов. Для этого он бросал им кусочки мяса, сначала сырого, а потом вареного и жареного.

Нельзя не удивляться, в самом деле, тому, что довольно высоко летающие коршуны усматривали тот момент, хотя и не ежедневно повторяющийся, когда небольшой кусочек вылетал из окна на дорогу. Заметив его, хищник моментально спускался к дороге и так ловко подхватывал этот кусочек на маху своего стремительного наброса, что ничем не задевал землю и никогда не делал промаха.

Лишь только, бывало, Широков выбросит кусочек, как который-нибудь из коршунов сначала сделает небольшой круг в воздухе, как бы для того, чтоб убедиться, что это не обман и как бы примериться к похищению, затем в один миг он только мелькнет перед окном — и кусочка уже нет!

Забавляясь таким образом, Широков пробовал их и обманывать, бросая не мясо, а кусочек черного хлеба, весьма схожего по цвету с вареным или жареным мясом, но коршун, бросившийся на добычу, в тот же миг своего полета успевал разглядеть обман и не хватал хлеба. Неужели это не острота зрения хищной и притравленной к мясу птицы?!..

И другой курьезный опыт вполне удавался Широкову. Делался он так: к кусочку мяса привязывались на жилке или тонкой струне игральная карта или конвертик, и бросались на улицу уже после нескольких набросов птицы на чистое мясо. Хищник подхватывал кусочек, а с ним поднимал на воздух и карту, которая, болтаясь вершков на шесть ниже, нисколько не мешала коршуну тут же, на полете, проглотить мясо. Но дело в том, что хищник никак не мог перекусить или оторвать когтями тонкой струнки, и карта, развеваясь по воздуху, долгое время летала вместе с ним. Выходило и смешно, и оригинально, а сердившийся хищник садился на деревья и крыши, всеми силами стараясь отделаться от ненавистной «посылочки» и все-таки не мог от нее избавиться, пока не переваривалось в его желудке мясо, тогда уже карта отлетала сама собой.

Однажды сынишка содержателя гостиницы Агапова, мальчик лет 7 или 8, нес на ладони телячий пузырь, полученный им от отца при колке теленка. Вдруг стремительно налетел коршун, схватил с ладони пузырь и в ту же минуту поднялся с добычей, а испуганный мальчуган заплакал и закричал во всю глотку.

Почти то же самое было и с сыном чиновника Васильева. Мальчик нес через двор на тарелке котлету, и коршун точно так же схватил ее на всем маху и «огнивцем» крыла ссаднил ему щеку!..