Эдвин Вудхол - С риском для жизни.

— И это все? — удивилась я, собираясь положить деньги и список в сумочку.

Он взял у меня список, зажег спичку и сжег его, советуя никогда не оставлять ничего компрометирующего. Огонек зловещим светом осветил его лицо. Мы продолжали мчаться к неизвестной мне цели.

Через минуту он достал из кармана маленький пакет и вынул из него специальное перо.

— Чтобы не царапать бумагу,— сказал он мне,— на кончике этого пера имеется маленький шарик. Он вам послужит для того, чтобы писать нашими чернилами (чернила эти имели вид зернышек серебристо-черного цвета).

— Растворите,— сказал он,— эти зерна в двух или трех ложках воды. Затем на листе достаточно плотной бумаги напишите самое обычное письмо к своей приятельнице, а между строчками поместите сведения, которые я вам заказал. Отныне вы будете для нас С-32. Именно так вы и будете подписывать ваши письма, написанные симпатическими чернилами.

— Как называются эти зернышки, которыми пишут? — спросила я.— Если я их потеряю, нужно, чтобы я смогла их купить.

— Колларгол.

Я дала ему понять, что трех тысяч песет было слишком мало, учитывая риск, которому я себя подвергала.

— Я ценю свою жизнь дороже,— заявила я.

Но он возразил:

— Я хочу сначала посмотреть, что вы сможете сделать. В дальнейшем я буду щедрее. Напишите мне все эти сведения. Вот вам адрес, куда вы должны будете направлять письма.

Он протянул мне клочок бумаги, на котором я прочитала:

«Мадлен Степино, улица Альгорта, Мадрид».

Меня немного ошеломила быстрота, с какой мы договорились, и возникло сомнение, что я плохо использовала свою победу.

Начальник наблюдал за мной еще несколько минут, затем попытался возобновить свои посягательства и придвинулся ко мне. Я отодвинулась.

Он сделал над собой усилие и сказал:

— С-32, если вы теперь не сдержите своих обязательств, о которых мы договорились и согласно которым вы должны служить Германии, я за вашу жизнь не дам и 3000 песет, где бы вы ни находились — в Париже или в Нью-Йорке.

Я пожала плечами:

— Вы ошибаетесь, я совершенно не собираюсь служить Германии и намерена служить только самой себе.

Наконец разговор принял нормальное течение. Но мой немецкий начальник все же не терял своего таинственного настроения.

— Вы вернетесь в Сан-Себастьян и, когда будете готовы к возвращению из Франции, поместите в газете «Эко де Пари» следующее объявление: «Требуется горничная...» Сообщите ваш адрес и укажите под видом часов приема кандидаток число и час вашего выезда из Парижа.

— О, — воскликнул капитан Ляду, когда я описала ему человека, завербовавшего меня,— это великолепно! Вы поймали как раз того, кого и нужно было искать в Испании. Это барон фон Крон, немецкий военно-морской атташе в Мадриде, племянник генерала Людендорфа.

Гордясь своей победой, я выложила перед своим начальником секретный способ шпионской переписки, неизвестный во Франции и никем еще не раскрытый.

Капитан Ляду с волнением рассматривал привезенные мною зерна колларгола и перо.

С самого начала войны немецкие шпионы беспрепятственно переписывались со своими руководителями, потому что незнание состава симпатических чернил, которыми они пользовались, не давало возможности перехватывать их корреспонденцию.

На этот раз капитану Ляду не пришлось меня подталкивать. Он должен был испытывать чувство гордости за мои успехи,— ведь это он «открыл» меня.

Благодаря вам, Марта, будет спасено много человеческих жизней. Это великолепно, я доволен.

В тот момент я ни о чем не жалела: ни об отказе военно-воздушного флота принять меня, ни о моих шведских злоключениях.

Я служила своей родине и была ей полезна.

Я была такой счастливой, какой могут быть лишь женщины, видящие, что их жертвы не были бесплодными. Я подробно рассказала капитану Ляду о моих первых испанских знакомствах: Вальтер... Стефан...

— Ваш барон,— прибавила я,— был очень взволнован; думаю, что я ему понравилась. Я очень хочу быть шпионкой, но не более того. Этот господин как будто бы намерен совместить приятное с полезным.

— Он вас ждет? — спросил капитан.

— Он может дожидаться, сколько ему угодно. Я не хочу его больше видеть, он слишком противен.

Всю свою жизнь не забуду сцены, последовавшей за этой фразой. Капитан вскочил и заходил по кабинету большими шагами. На его лице последовательно отражалось все беспорядочное течение его мыслей. Он взволнованно затягивался папиросой и нервным движением руки сбрасывал пепел, падавший на его жилет.

После нескольких секунд размышлений он подошел ко мне и заявил:

— Вы по доброй воле пришли к нам работать. Вы начали работу. Отступать вам нельзя. Ваш долг состоит теперь в том, чтобы уехать и продолжать работу. Вы женщина, действуйте так, как найдете нужным.

Моя радость сразу померкла.

— Да, конечно, я женщина, но ведь, если я останусь в Испании, настанет день, когда я не смогу избежать...

Капитан, подчеркивая свое хладнокровие, которое ему изменяло, облокотился на стул и сказал:

— Это неизбежно, вы должны ехать.

Мое негодование возрастало. Я вспомнила барона, противного и к тому же немца.

— Есть вещи, капитан, на которые не может согласиться женщина.

По его глазам я видела, что он меня понимает. Ему было жаль меня. В тот момент я подумала, что победа останется за мной. Но он стал продолжать по-отечески убедительным тоном:

— Марта, подумайте о наших солдатах в окопах, о нашей родине, которая, быть может, завтра уже будет занята неприятелем. Вы француженка, у вас в руках редкая возможность, вы можете послужить, как никто другой, своей родине, для которой это лишний шанс на победу. Не отказывайтесь.

Капитан, немного смущенный, но по-прежнему упорный, опять начал ходить по кабинету. Он волновался. Его, очевидно, соблазняла мысль иметь преданную женщину около такого важного лица.

— Этим вы спасете много жизней, Марта. Вы можете их спасти. Если же вы этого не сделаете, то возьмете на себя тяжелую ответственность. И наоборот, если добьетесь успеха, вам обеспечена благодарность множества людей.

Я чувствовала себя опустошенной, печальной, подавленной.

— Вы требуете от меня полного самоотречения, капитан, ведь эта жертва страшнее смерти.

— Служба требует этого, - возразил он.

Не существовать, потерять свободу. Было ли это возможно для женщины, которая привыкла к полной самостоятельности и была избалована жизнью? Я сделала большое усилие над собою и сказала:

— Служба требует от меня того, что превышает мои силы, но я вам обещаю, что попытаюсь. Я постараюсь сделать все, что будет в моих силах.

— Я знаю нечто, что вас поддержит, Марта,— сказал капитан Ляду.— Подумайте, что благодаря вам многие невесты и матери Франции обретут своих женихов и сыновей, ведущих войну на море. Барон фон Крон является руководителем всех агрессивных действий подводных лодок по эту сторону Атлантического океана. Он руководит морскими операциями на этом побережье. Если вам удастся раскрыть его планы, подумайте только, какую услугу вы нам окажете! Ваши доводы морального порядка ничего не стоят в сравнении с этой прекрасной задачей.