Эдвин Вудхол - С риском для жизни.

Через два дня мы приехали в Мадрид.

— Вы увидите,— повторял мне фон Крон,— ваша квартира удобная. Она расположена на перекрестке двух улиц, и вы всегда сможете знать, ведется ли за вашим домом наблюдение.

— Вы заботитесь обо всем,— сказала я с улыбкой.

В центре Мадрида, на ул. Баркильо, 12, я увидела дом, простой с виду, с темной извилистой лестницей и маленьким задним двориком.

На первом этаже было четыре комнаты, составлявшие часть большой квартиры. Другая часть была занята институтом красоты, который держала наша домовладелица мадам Хинеста.

Я еще не знала, как барон рассчитывал меня устроить. Я хотела, чтобы одну комнату он оставил для себя. Мое желание исполнилось. Фон Крон собирался использовать помещение в двух целях. Он начал с того, что оборудовал одну комнату под приемную для своих агентов, шпионов и пр.

— Из этого зала я сделаю себе кабинет,— заявил он мне.

На дверь он прибил табличку: «Эдуард Вильсон».

Я была в восхищении. Моя миссия, казалось, становилась все менее и менее затруднительной.

В общем, я держала в руках нить самой крупной шпионской организации в Испании и надеялась ее раскрыть без большого труда. Едва только я поместилась в своем новом жилище, как получила твердую уверенность, что мое пребывание здесь будет полезно и выгодно для моей родины.

Барон приехал на улицу Баркильо вечером. Он привез маленький черный чемодан обычного типа и казался очень озабоченным.

— В нем ваши туалетные принадлежности? — спросила я его как бы невзначай.

— Нет,— ответил он, стараясь быть любезным.— Я жду гостя, Марта. Не будете ли вы добры оставить меня одного, когда позвонят?

— Но я могу вас оставить и сейчас. У меня еще столько возни с моими вещами.

Из кухонного окошка я могла видеть людей, проходивших по лестнице в кабинет барона. Я слышала, как он, нервничая, ходил взад и вперед по своей комнате.

После нескольких минут ожидания я увидела довольно полную женщину маленького роста, брюнетку, приблизительно лет сорока пяти, которая с трудом поднималась по лестнице. Без сомнения, она действовала по заранее данным инструкциям, так как постучалась прямо в дверь «мистера Вильсона». Я перешла из кухни в столовую, смежную с кабинетом, и постаралась подслушать разговор. К сожалению, барон и женщина говорили по-испански. С большим напряжением мне удалось перехватить лишь несколько обрывков фраз. Барон просил Концепцию, как он назвал эту женщину, прийти за чемоданом 12 октября и отвезти его в Цербер, где ее будут ожидать.

— Очень хорошо, месье, мерси,— сказала на прощанье Концепция.

Дверь закрылась. Почти одновременно открылась дверь в столовую. Я сидела в кресле, сжав голову руками.

— Что с вами? — забеспокоился барон.

— Очевидно, последствия путешествия. У меня ужасная мигрень. Будьте добры, достаньте мне порошок антипирина.

Я испытывала внутреннюю радость, посылая его покупать тот самый порошок, который должен был раскрыть моему начальнику все хитрости.

Он быстро вернулся и сейчас же ушел опять, как он сказал, на обед в посольство.

Я воспользовалась его отсутствием, чтобы написать все сведения, собранные мной относительно немецкого шпионажа в Испании.

Мой первый опыт в новом жилище удался. Тем не менее я помнила обещание, данное бароном, взять меня с собой в его ближайшую поездку.

— Я скоро уезжаю в Кадис,— сообщил мне он как-то.

— Со мной вместе?

— Нет... На этот раз нет... Я буду занят, и вам придется быть одной.

— О, Ганс! Вероятно, вы поедете в Кадис через Севилью? Сделайте мне удовольствие, отвезите меня в Севилью и оставьте там.

Мы приехали в Севилью. Я проявила столько радости, что и сам он пришел в восторг. Он всюду водил меня, показывал картины знаменитых художников в соборе. Это путешествие вдвоем так ему понравилось, что он предложил мне сопровождать его и в Кадис.

Я была в Севилье, но ничего там не видела. Мой ум, устремленный к одной цели, не воспринимал никаких других впечатлений.

Барон отослал своего шофера, и мы вечерним поездом поехали в Кадис.

В Кадисе шифрованная телеграмма из Мадрида, которую фон Крон ждал, заставила его как можно скорее выехать в Алжесирас.

— Мы выедем завтра,— сказал он мне,— в автобусе.

В то время Алжесирас и Кадис были связаны автобусной линией, шедшей вдоль берега моря.

В Алжесирасе барон остановился в отеле «Христина», расположенном высоко над морем и окруженном большим парком. Часть утра мне пришлось провести в одиночестве. Барон должен был пойти в германское консульство, чтобы получить почту. (В германском посольстве в Мадриде он ежедневно получал из Германии шифрованную телеграмму, которую мы никак не могли расшифровать, не зная немецкого шифра.) Офицеры барона доставляли ему эти телеграммы всюду, где бы он ни был.

Когда барон вернулся, он вынул из своего портфеля большую книгу в красном переплете, линейки, сантиметр и телеграмму.

— Мне предстоит довольно трудная работа,— сказал он.— Может быть, вы будете так милы и оставите меня одного?

— Я не знаю города,— сказала я.— Позвольте мне остаться здесь. Я буду читать и вам не помешаю.

Он начал работать. Расшифровка требовала, по-видимому, очень напряженного внимания. Иногда он бросал взгляд в мою сторону, как будто минутное беспокойство пронизывало его мозг.

Окончив свою работу, барон закрыл большую красную книгу, положил линейки и все остальное в свой чемодан, разорвал расшифрованную телеграмму и кусочки бросил в корзину.

Я облокотилась на подоконник. Барон подошел ко мне. Мы смотрели на Гибралтар; на другой стороне был виден марокканский берег.

— Вот граница испанских и английских вод,— объяснил мне фон Крон, показывая на белую точку.— Это Танжер. В ближайшем будущем и здесь будет война.

Почему он сообщил мне эту новость? Немецкая хвастливость, несомненно!

Я старалась не задавать ему вопросов.

Поболтав некоторое время о Марокко, он извинился и ушел, как сказал мне, опять в консульство.

Когда я осталась одна, меня стало мучить огромное искушение: как зачарованная смотрела я на корзину, в которую он бросил клочки бумаги. Но я не решалась... Несомненно, там было кое-что полезное для Франции, и мне достаточно было лишь протянуть за этим руку... И все же... Нет! Я этого не сделаю. Кажущаяся легкость в разведке всегда опасна. Я продолжала разглядывать марокканский берег, чтобы отвлечь свои взгляды от пресловутой телеграммы.

Барон вернулся очень скоро! Первый свой взгляд он бросил не на меня, а на корзину. Я была довольна собой. Этим поступком я, быть может, рассеяла у барона последние подозрения на мой счет.

Он снова облокотился на подоконник рядом со мной, затем, указывая на Танжер, сказал: