Эдвин Вудхол - С риском для жизни.

А он-то должен быть в Мадриде...

Я начала ходить взад и вперед мимо магазина. Сначала я было хотела войти туда под предлогом какой-нибудь покупки. Сидя в отдалении на скамейке, я рассматривала дом. Когда это мне надоело и я собралась уходить, такси снова остановилось перед магазином. Из него вышел фон Крон и, по-прежнему стараясь быть незамеченным, вошел в магазин.

Я сейчас же заметила номер такси и побежала на ближайшую стоянку нанять другое такси.

Спрятавшись в глубине машины, я стала наблюдать. Вскоре барон вышел из магазина, на этот раз в сопровождении двух мужчин. Издали было видно, как три силуэта пересекли улицу и сели в такси.

На Каталонской площади первое такси остановилось перед отелем «Англия», около подъезда которого стояла хорошо знакомая мне машина фон Крона. Мой шофер остановился на углу улицы и спросил меня:

— За какой машиной?

Действительно, фон Крон простился с двумя незнакомцами и сел в свой «мерседес».

— За такси.

Мы проехали мимо фон Крона, но он меня не заметил.

Мы спустились по Рамбло. Хорошо зная повадки барона, я была уверена, что люди эти были его агентами.

Преследовать их было нелегко. Часто они терялись из виду, но мой шофер снова находил их каким-то чудом. Вдруг он остановился около маленького ресторанчика.

— Здесь,— сказал он мне.

Я приехала из Франции в глубоком трауре. Темная вуаль закрывала лицо. Я вошла в ресторан и выбрала довольно удобное место в углу, откуда можно было без особого труда слушать разговор шпионов и видеть их.

Обед я заказала на немецком языке. Кельнер меня не понял. Я постаралась придать словам немецкий акцент и закричала: «Не говорю по-испански!» Если бы я заговорила по-французски, агенты барона могли бы меня заподозрить.

Слыша, как я говорю с чисто немецкой грубостью и самомнением, они поглядели на меня и, конечно, решили, что это шпионка, которая работает на их страну.

Во время обеда тот, кто был помоложе, беспрестанно смотрел на свои часы. Мне пришлось иметь дело с двумя обыкновенными испанцами; они говорили, как и все испанцы, с известной живостью, наклоняясь друг к другу, сильно жестикулируя и достаточно громко, так что я смогла слышать их разговор из своего уголка.

К сожалению, я очень плохо знала испанский язык. Но все же поняла, что они собираются уехать поездом. Я кончила обедать раньше них и спокойно направилась на вокзал, находившийся поблизости.

Наудачу я взяла билет до Портбу. Мне не пришлось долго ждать. Подошел экспресс Перпиньян — Париж, и я увидела среди отъезжающих обоих шпионов. Билеты были у них в руках. Очевидно, фон Крон, очень осмотрительный в мелочах, сам ездил на вокзал за билетами, после того как я в первый раз увидела его выходящим из магазина морских принадлежностей. Эта предосторожность, несомненно, имела целью, чтобы шпионы никем не были замечены. Они сели в вагон второго класса. Я села в соседнее купе.

В дороге тот, кто был помоложе и более нетерпелив, стал ходить по коридору, куря папиросу. Проходя мимо моего купе, он заметил меня. Я сделала вид, что рассматриваю модный журнал. Мое присутствие в поезде встревожило испанца. Он сейчас же вернулся в свое купе. Я услышала несколько повышенные голоса. Затем дверь с шумом захлопнулась. Я не двигалась с места.

Перед Портбу в купе ко мне вошел контролер.

— Ваш билет?

Затем:

— Если вы желаете ехать дальше, вы должны сойти в Портбу и взять новый билет. .

Я на немецком языке постаралась объяснить, что дальше не поеду.

Моя осторожность была уместной. Когда контролер вышел, показался молодой шпион; он стоял в коридоре и прислушивался.

Мысль о том, что я не поеду в Париж, могла их немного разубедить. Но я сама в этом далеко не была уверена.

Поезд остановился ночью. Мы приехали в Портбу.

Я пробыла несколько минут на перроне перед газетным киоском, перелистывая книги, а затем вскочила в последний вагон. На пограничной станции Цербер французы проверили паспорта.

Издали наблюдая за агентами фон Крона, я установила их купе. Они искали меня, но не видели. Поезд тронулся. Они ехали во Францию.

Сердце мое билось. Мне представлялся исключительный случай захватить врасплох секретных работников противника.

Я настойчиво заявила, что мне нужно переговорить с жандармским офицером. Меня не хотели впустить, затем ко мне подошел человек высокого роста, сначала очень суровый, а затем немного смягчившийся.

— Что вам нужно?

— Мне необходимо переговорить с вами наедине, без свидетелей.

Затем я прошептала:

— «Жаворонок»... Знаете ли вы, кто я такая?

Он слегка вздрогнул, затем на губах его промелькнула улыбка удовлетворенного любопытства, и он ответил:

— Да.

— Это очень спешно,— сказала я ему.— Вот описание двух мужчин, едущих в Париж в поезде, который только что отошел. Сегодня после полудня они были вместе с германским военно-морским атташе. Главное, не упустите их. Позвоните в Перпиньян, чтобы их взяли под наблюдение. Я напишу своему начальнику и передам вам письмо.

Жандармский офицер слушал меня, совершенно растерявшись, так как у меня был вид человека, отдающего приказания.

Барон встретил меня в Барселоне в назначенное время. Он был счастлив и сообщил мне, что снял в Мадриде квартиру. Я не старалась скрыть от него своего двухдневного пребывания в Барселоне и сказала, что я здесь уже хорошо поработала для него. Я изложила ему свой план авиационных празднеств. Он был в восхищении. Оказание помощи французскому Красному Кресту казалось ему очень удачным.

— Завтра в кафе «Суиза» мы встретимся, и я вас представлю Хедилье,— сказала я.— Я обещала ему, что вы нам щедро поможете; надеюсь, что вы не выставите меня лгуньей.

На следующий день я представила Хедилье «мистера Эдуарда Вильсона, моего английского друга». К сожалению, я была вынуждена скрывать правду от Хедильи. Испанский летчик не должен знать, что этот «англичанин» был не кем иным, как германским военно-морским атташе в Испании. Естественно, весь наш разговор шел вокруг войны. Хедилья начал бранить немцев; барон принял это нападение, не отвечая на него. В душе я радовалась, но франкофильская горячность Хедильи могла повредить финансовой стороне наших авиационных праздников, поскольку она зависела почти исключительно от «мистера Эдуарда Вильсона».

По поводу этой встречи барон не сделал мне ни одного замечания. Наоборот, он сам настаивал, чтобы я попыталась узнать, не согласится ли Хедилья из-за материальных соображений работать против союзников.

— Вы же слышали его слова,— сказала я.— Я ни за что не решусь сделать ему какое-либо предложение в этом роде. Он слишком франкофил для этого. Позднее; после авиационных праздников... ну, тогда посмотрим.