Александр Ливергант - Вирджиния Вулф: «моменты бытия»

В комнату вхож автор, который ее не раз и подробно описывает; автор – но не читатель. Читатель, впрочем, в комнату Джейкоба всё же попадет – но когда Джейкоба уже не будет в живых. Попадет в комнату без хозяина. Поднимется не к Джейкобу , а в комнату Джейкоба . Большая ведь разница, и это при том, что хозяин комнаты явно предполагал сюда вернуться – это видно по разбросанным вещам и письмам.

«“Всё оставил как было, – изумлялся Бонами. – Ничего не разобрал. Письма валяются повсюду, читайте, кто хочет. На что он рассчитывал? Неужели думал, что вернется?” – размышлял Бонами, стоя посредине комнаты Джейкоба».

Вспоминается горьковское: «А был ли мальчик?»

Переезд Вулфов в «Монашескую обитель» осенью 1919 года предшествовал написанию «Комнаты Джейкоба». А также – частым рецидивам болезни. Леонард чуть ли не каждую неделю вывозит жену из Ричмонда в Родмелл и следит за тем, чтобы она отложила до лучших времен работу над романом. За все лето 1921 года и первые три месяца 1922-го Вирджиния, однако, написала совсем немного. Среди врачей, пользовавших ее в «Обители» и в Ричмонде, согласия не было: одни грешили на расшатанные нервы своей пациентки, другие – на ревматизм, больное сердце, третьи – на слабые легкие. Вот запись в ее дневнике от 8 августа 1921 года:

«Сегодня утром накропала (иначе не скажешь) первые слова за 60 дней. И все эти дни промучилась сверлящей головной болью, скачущим пульсом, болями в спине, расшатанными нервами, бессонницей. Меня пичкали успокоительными, дигиталисом. Я выходила ненадолго в сад и снова валилась в постель, все ужасы моей бездонной болезни были к моим услугам».

В основном она проводила время в четырех стенах, в Хогарт-хаусе или в «Монашеской обители», но однажды расшатанные нервы дали себя знать. Как-то вечером – это было в октябре 1923 года – Вирджиния вдруг забеспокоилась, хотя обычно Леонард приезжал из Лондона поздно. И с растущей тревогой (для которой не было никаких оснований) села на велосипед и покатила на станцию. И добро бы дожидалась мужа на платформе; когда поезд приехал и она Леонарда не увидела (как оказалось, проглядела), кинулась в кассу и купила билет до Лондона, где бы она уж точно с ним не встретилась…

По счастью, на этот раз «бездонной» болезнь не оказалась. Наступает долгожданная ремиссия, причем длительная, растянувшаяся на несколько лет. И всё же, хотя в двадцатые годы таких тяжелых и длительных срывов, как раньше, не было, благополучным это время не назовешь. Случалось, из-за головных болей Вирджиния неделями не выходила из дома, часто сваливалась с гриппом или ангиной, мучилась зубами, как-то раз невесть от кого заразилась – это в сорок-то лет! – коревой краснухой. А однажды, 19 августа 1925 года, во время очередного бурного застолья в Чарльстоне (праздновался день рождения второго сына Ванессы Квентина), вдруг, среди всеобщего веселья, собираясь что-то сказать, мертвенно побледнела – и упала бы без чувств, не подхвати ее Ванесса и Леонард. После чего, по ее собственным словам, «две недели, как амфибия, отлеживалась с нестерпимой головной болью».

Что это было? Скорее всего, дала себя знать слишком активная, напряженная, разъездная, деловая жизнь, которой, оправившись после последнего приступа, жила в двадцатые годы Вулф и которая была ей, хрупкой физически, тем более психически, не под силу. Вот выборочная хронология этой ее «активности».

1921 , январь . Дописывает рассказы для сборника «Понедельник ли, вторник».

1921 , декабрь . Сопровождает мужа в его деловых поездках в Манчестер и Дарэм.

1922 , июнь . Вместе с Леонардом участвует в конференции, посвященной кооперативному движению.

1922 , июль . Дописывает «Комнату Джейкоба».

1922 , октябрь . Участвует в создании Фонда помощи Элиоту, которому в эти годы приходилось, чтобы сводить концы с концами, служить в банке.

1923 , февраль . Едет в Кембридж, где общается со студентками женского колледжа «Ньюнэм» и присутствует на спектакле «Царь Эдип».

1923 , март . Вулфы в Испании; на обратном пути – в Париже.

1923 , весна – лето . Участвует в заседаниях ричмондского отделения Женской кооперативной гильдии.

1924 , май . В клубе «Еретики» читает лекцию о современной литературе «Мистер Беннет и мистер Браун», в дальнейшем переделанную в одноименную статью, ставшую манифестом литературного авангарда.

1924 , июль – октябрь . Дописывает «Миссис Дэллоуэй», работает над сборником эссе «Обыкновенный читатель».

1925 , май . Начинает писать «На маяк».

1926 , май . Вместе с мужем принимает участие во Всеобщей национальной стачке.

1926 , осень . Дописывает «На маяк».

1927 , март – апрель . Вместе с Беллами и мужем путешествует по Италии: Палермо, Сиракузы, Неаполь, Рим.

1927 , июнь . Едет с большой компанией в Йоркшир наблюдать за солнечным затмением.

1927 , июль – август . Вулфы во Франции.

1927 , осень . Пишет «Орландо». Дописывает статью «Романы Эдварда Моргана Форстера».

1928 , март . Заканчивает «Орландо». Вулфы на юге Франции, в Кассисе у Ванессы. Собираются купить там дом.

1928 , апрель . Получает феминистскую литературную премию “Femina: Vie heureuse”.

1928 , октябрь . Читает студенткам женских колледжей Кембриджа «Ньюнэм» и «Гиртон» лекцию «Женщина и художественная литература», впоследствии переработанную в программное эссе «Своя комната».

1929 , январь . Вулфы с Ванессой, Квентином Беллом и Дунканом Грантом в Берлине.

1929 , март . Дописывает «Свою комнату».

1929 , сентябрь . Вулфы присутствуют на конференции лейбористов в Брайтоне.

1930 , март . Начинает писать роман «Волны».

К вышеперечисленному (и далеко не полному) перечню «трудов и дней» Вирджинии Вулф в двадцатые годы следует присовокупить и ее светскую жизнь. Вновь, как до болезни, Вирджиния стала общительной и даже суетной, часто бывает на людях, о чем свидетельствует такая, например, запись в дневнике:

«…для меня большая радость без церемоний, накоротке встречаться с людьми. Хочется освежить застоявшиеся мозги».

Общительной и необщительной. В чужой компании могла за весь вечер не проронить ни слова. Зато среди своих – у Беллов, или у Фраев, или у Морреллов, или у Кейнсов – говорила, бывало, без умолку. На свои любимые темы могла рассуждать часами – о конфликте отцов и детей, женщин и мужчин, о блумсберийцах и феминизме. И говорила, как правило, в ажитации, на повышенных тонах; стоило кому-то вторгнуться в ее монолог, тем более ей возразить, как она мгновенно выходила из себя, чем завоевала репутацию человека несговорчивого и даже не слишком хорошо воспитанного. Вместе с тем резка, насмешлива, нетерпима Вирджиния была вовсе не всегда и не со всеми, могла отнестись к собеседнику с сочувствием, пониманием, теплотой. С уважением, без обычной ее снисходительности. Особенно если этот собеседник – старший товарищ, признанная величина: Гарди, Шоу, Беннетт или Уэллс. С присущей ей в эти годы суетностью пополам с самоиронией пишет сестре, что несколько рождественских дней провела в загородном доме Герберта Уэллса и даже «удостоилась» играть с живым классиком в бадминтон.